Разлом. Том 2 (СИ) - Островская Алина - Страница 33

— Доброго утра, господа, — она покорно опустила голову, скорее, чтобы спрятать воровато бегающий взгляд, нежели выказать почёт, и присела в неглубоком книксене.

— Лия, Лия, Лиечка, желаю видеть твое личико…, - пропел один из стражей и громко расхохотался. Девушка разогнулась из приветственного поклона, вскинула взгляд и снова его отвела, заливаясь румянцем. — Что с тобой, милая? Не задумала ли чего недоброго? — посмеялся воин, подкручивая усы.

От этих слов Лия вспыхнула, подобно свече, и мысли лихорадочно заметались, вынуждая вместо вразумительного ответа, растерянно улыбнуться. Не удовлетворив мужское любопытство должным образом, она толкнула тяжёлые золотые двери и вошла внутрь дворца, оставляя позади себя закусившихся стражников.

Пока шла до кухни, всеми силами пыталась угомонить разволновавшееся сердце, норовившее выскочить из груди и зажить самостоятельной жизнью. Сомнение и желание отступить с периодичностью сменялось уверенностью в правильности собственного решения. Но как только она клала на чашу весов аргументы вроде желания помочь влюблённому сердцу, то на другую чашу тут же падали домыслы о реакции принцессы на ее дерзость. Вдруг она сочтёт непозволительным передачу ей любовного письма от простолюдина? Что тогда станет с Лией? Ее накажут? Выдворят из дворца или столицы? Придётся вернуться в отчий дом, где и без неё давно стало тесно?

Все эти мысли отвлекали и делали девушку рассеянной. По кухне бегом бегала прислуга, воздух раскалялся от жара печей, звенела посуда, а она отстранённо и весьма задумчиво очищала овощи для будущего обеда. Ее личное время текло медленно, в то время как все вокруг, будто прокручивалось в ускоренном режиме.

Невыносимо сложно принимать решения, которые могут навредить тебе самому. Но ведь она уже пообещала. Как теперь в глаза смотреть Даэрону или Рику?

— Лия! Детка, прекрати витать в облаках и спустись на нашу грешную землю! Картофель сам себя не почистит, — Анетт — главная кухарка, обтерла руки о лоскут ткани и закинула его на плечо. Раскрасневшиеся щеки выпирали из-под косынки, которой она тщательно укрывала волосы, глаза хитро блестели и осматривали девушку с ироничным прищуром. — Влюбилась что ль?

Лия моргнула, смочив пересохшие глаза, и вдруг поняла, что ненадолго застыла с недочищенным корнеплодом в руках. Подняла взгляд на дородную женщину, застывшую в позе сахарницы с ручками, и виновато улыбнулась.

— Прости, Анетт, вчера была тяжёлая смена. Я не выспалась.

— Ступай проветрись и не забудь отнести завтрак нашей пленнице, — нравоучительный тон и строгий взгляд вывел Лию из ступора и заставил подняться с насиженного места. Отмыв руки от земли, она взяла поднос с завтраком и вышла из кухни, явственно ощущая, как послание впивается своим ребром ей в кожу.

Все хитросплетения дворцовых коридоров и лестниц преодолела механически. Потому, оказавшись у заветной двери, вздрогнула от неожиданности, чуть не обронив поднос.

— Аккуратнее, неумеха! — огрызнулся страж, створоживший вход в царскую комнату.

— Простите, — пискнула Лия и замерла глубоко вздохнув. Воины зашевелились и с придирчивым подозрением осмотрели блюда на подносе. Проверили каждый сосуд, заглянули под каждую крышку, хорошо хоть пробовать не начали.

— Проходи, — фыркнул вечно недовольный своей службой страж и сделал шаг в сторону, пропуская служанку.

Девушка робко постучала по резной двери и прислушалась, ожидая разрешения войти. По ту сторону раздалось тихое «войдите» и Лия, сглотнув, потянула за ручку. Пересекая порог опочивальни, она все ещё не приняла решение. Металась от одного к другому и безустанно ругала себя за нерешительность и даже трусость.

— Доброго утра, Ваше Высочество, — Лия поставила поднос на столик у входа и присела в почтительном реверансе, на который никто не обратил внимания. Принцесса стояла на балконе и молчаливо глядела вдаль. «Бедняжка, должно быть ей совсем одиноко» — размышляла Лия, проходя дальше по мягкому ковру с высоким ворсом к обеденному столу.

— Доброго, — принцесса обернулась на звук звенящей посуды и безразлично отвернулась, — я не голодна, Лия, благодарю. Можешь отнести обратно.

Девушка скользнула жалобным взглядом по тонкой горделивой фигуре и двимеритовым наручникам, блокирующим магическую силу принцессы. Поговаривают, что длительное ношение таких блокираторов может причинять ужасные страдания… А если к этому прибавится голодовка, тогда что?

— Мне велено проследить, чтобы вы ели, Ваше Высочество, — пробормотала Лия, опустив глаза и перебирая оборку своего парадного фартука.

Принцесса обернулась и девушка заметила слезинку одиноко блеснувшую на щеке, которая тут же оказалась стертая ладонью. Сердце Лии жалостливо сжалось при виде чужих слез и она неосознанно пошатнулась, сделав шаг навстречу.

— Отец не желает моей смерти, чтобы я продолжала развлекать его своими страданиями, — хмыкнула она и вошла в комнату. — Так передай ему, что еда не способна задержать жизнь в этом теле.

Лия подняла опущенный взгляд и вдруг увидела на что принцесса так отстранённо глядела. Прямо перед ее балконом император повесил голову казнённого Альдерика. Лия зажала рот, сдерживая безвольный желудочный позыв, и отвела взгляд от отвратительной картины. «Сколько же в ней силы, если она может вот так глядеть на такие ужасы» — думала девушка.

— Что вы, Ваше Высочество, это мы, простые кухарки, беспокоимся о вас. Который день вы отказываетесь от пищи, так нельзя…, - запричитала Лия, прекрасно осознавая, что такие пейзажи за окном не способствуют пробуждению здорового аппетита.

— Пошевеливайся, — рявкнул страж, без стука открыв дверь.

Принцесса взглянула на него такими глазами, что будь у неё сила в руках, на месте мужчины осталась бы горстка пепла. Воин тоже почувствовал это и, крякнув что-то ещё менее внятное, захлопнул за собой дверь.

Лия, приободрённая защитой принцессы и желанием хоть немного поднять ей настроение, сжала и разжала кулаки, избавляясь от волнительного покалывания в пальцах.

— У меня есть для вас кое-что ещё, — выпалила она на одном дыхании, пока решимость не покинула ее сердце. Обернулась, проверяя плотность закрытия двери, и полезла в своё декольте. Алариэль удивлённо изогнула брови, с интересом наблюдая за манипуляциями кухарки. В какой-то момент меж пальцев Лии мелькнул клочок бумаги, туго свернутый в трубочку. Но в голове императорской дочери не родилось ни одного предположения о содержании послания. Да и кто мог бы его прислать? Ее союзникам не подобраться ко дворцу достаточно близко, а новых в городе она ещё не завела.

Лия положила свёрточек на поднос и, оглянувшись, быстро зашептала:

— Простите мне мою дерзость, Ваше Высочество, но я не смогла ему отказать… Он показался мне таким искренним… Если вы решите ответить ему, то я отнесу обратное послание. Быть может, романтическая переписка немного приободрит Вас.

— Время! — гаркнул страж, не осмелившись снова открыть дверь в покои.

Лия засобиралась, а Алариэль недоуменно взглянула на послание. Поклонник? Здесь? За все время народу ее показали дважды: в первый день, когда объявили о возвращении принцессы, и вчера, когда казнили Рика… Алариэль потянулась к посланию и быстро развернула его.

«Долг платежом красен».

Эли нахмурилась и присела на краешек кресла. На любовное послание не похоже. Долг? Она обернулась в сторону балкона, где висела голова с амулетом в зубах, и окликнула Лию у самого выхода:

— Как его звали, не припомнишь?

— Он представился Риком, Ваше Высочество, — тихо пролепетала девушка, наклоняясь в реверансе.

Алариэль сморгнула слезу, застлавшую взор, и слабо улыбнулась.

— Я жду тебя с ужином.

Она заперта в клетке. Выбраться из ловушки и вдохнуть каплю свободы можно лишь приняв условия отца. Алариэль некогда бежала от перспективы вступить в династический союз. И сейчас ее держат взаперти в надежде сломить, убить повстанческий дух и вынудить заключить весьма сомнительный брак. В последний раз император посещал ее много дней назад и услышал на свой вопрос однозначный ответ: «Этому не бывать!». Лучше она умрет в одиночестве, в этой комнате, чем вверит свою жизнь в руки человеку, прослывшему жестоким подлецом. Лучше погибнет сама, чем напитает легион отца союзными силами, о которых тот грезит день и ночь.