Побег на войну - Вязовский Алексей - Страница 9

И тут толпа пленных из всех бараков рванула к воротам. Как по команде. Кто-то умный открыл створки, народ, протискиваясь и переругиваясь, повалил наружу.

– Стоять! – Майор кинулся наперерез, но куда там… Хорошо, что не стоптали, а только откинули в сторону. Притормозила лишь пара человек и то… просто по вбитой привычке подчиняться приказам вышестоящего.

А остатки караула не струсили, начали обстреливать пленных. Выстрелы хорошо выделялись в сгущающейся темноте, тут все успели наслушаться, грамотные, трудно с чем-нибудь спутать. Это добавило паники и неразберихи у ворот. Там и до этого порядка не было, а тут ломанулись со всей дури, сразу кто-то упал, и толпа прошлась по своим же, не в силах притормозить или сменить направление.

Мы тем временем обшмонали трупы немцев в караулке. Вернее, не все мы, а Енот со своей командой. Я ведь даже впопыхах не сосчитал, сколько их туда побежало. Оказалось, трое, включая подпольщика. Теперь двое осталось, так как третьего немец успел подстрелить. Они вынесли пять карабинов с подсумками.

Я побежал в кабинет коменданта. Черт, как его хоть зовут, этого парня, что со мной увязался? Из нашего барака ведь, а не помню вообще ничего.

– Заберем с собой, – решил я, обрывая в кабинете Штраузе телефонные провода и копаясь в ящиках стола. Бутылки, какие-то документы… Я сгреб бумаги в черный портфель, выглянул в окно. Вдалеке раздались частые выстрелы. Черт, черт… Надо спешить. А то сейчас караульные могут начать обстрел с вышек, видя, что им никто не мешает. И подмога может подоспеть в любую минуту. Вот тогда совсем кисло будет. Понятное дело, разбегающаяся толпа сильно затормозит немцев, но все равно – чем быстрее мы отсюда смоемся, тем лучше.

– Давай підпалимо! – К нам подошел Енот с каким-то крупным мужиком в штатском. – Це Махно, родич мій…

Ага, знаем такую родню – я заметил синие татуировки на огромных кулаках спутника подпольщика. Осмотрел свое воинство. Четверо с майором, Быков, Енот с Махно. Итого со мной девять человек. Негусто. Остальные разбежались.

– Поджигай, чего уж там, – махнул я Еноту, и его родственник побежал внутрь.

Быков, наспех вытерший кровь с лица, полез на вышку снимать пулемет.

– Андрей, ты его как тащить собрался? – крикнул я ему.

– Так сейчас вот, без станка…

– Двенадцать кило, да ленты тоже не летают. Далеко не унесешь. Слезай, уходим.

Разведчик тяжело вздохнул, видать, и сам понимал, что носильщики из нас сейчас никакие.

– Да вдвоем с кем-нибудь понесем, – не согласился Быков. – Хоть и впеременку. Нельзя бросать такое добро!

Наша добыча кроме пулемета с шестью лентами составила пять карабинов с подсумками, браунинг и парабеллум от начкара и коменданта, да три «толкушки», найденные в караулке. Ну и сухпаи вместе с какой-то жратвой сгребли, не разбираясь, в ранец, подаренный немчиками. Было бы время, нашлось бы еще что-то, но ждать нельзя: совсем рядом, метрах в трехстах, наверное, снова началась стрельба. Одна надежда, что это патруль какой-нибудь, а не летящая по тревоге парочка грузовиков, набитых солдатней. Хотя времени прошло совсем немного.

Оружие распределилось как-то само собой. Вот оно лежало кучкой, не успел оглянуться – а и нет ничего. Майор Иван схватил парабеллум, а карабины рассосались между остальными участниками. И только мне остались «толкушки» и сиротливо лежащий на земле ранец. Ничего, еду тащить даже приятно: мне с каждым приемом пищи легче будет, а карабин как весил четыре кило с довеском, так и оттягивает плечо, становясь все тяжелее.

Я посмотрел на черный портфель, который до сих пор держал в руках. Хорошая вещь, богатая. Да только ну его, такую радость. Бумаги комендантские – тоже в рюкзак, место там еще найдется.

– Ну, куда идем? – спросил я Енота. – Веди, не стесняйся.

– Пішли, – кивнул он. – Тут не дуже далеко.

– Погоди, – говорю я. – Еще одно дело осталось. Совсем небольшое. Командир отряда… – И я посмотрел на майора.

– Как старший по званию, принимаю командование на себя, – сказал Иван. – Приказываю следовать за… – он замолчал, глядя на подпольщика, с которым еще не познакомился, – проводником. Замыкающий – лейтенант Быков. Старшина, – кивнул он еще одному молодому, лет двадцати пяти, – бегом в караулку, забери шинели, сколько есть.

Вот это командир, про все думает. В отличие от остальных, тут собравшихся. Холодно ночью каждому, а про укрыться один майор подумал.

Вот шинелек немецких на всех не хватило, шесть штук только нашлось. Наделили ими тех, кто полегче одет. Енот посмотрел на нас, кивнул и махнул рукой в сторону города: мол, туда идти. Я, тяжело вздохнув, вытащил из кармана комендантов браунинг и отдал ему. Так правильнее будет.

И мы пошли.

Пока пробирались на запад какими-то дворами и закоулками, пошептался с Иваном Федоровичем.

– Ничего, что я командовать начал?

– Тебя, Соловьев, Игорь Никитин узнал, царствие ему… – майор вздохнул, вспоминая елабужца. – В штабе видел. Да и момент такой был… как раз твое командование и вывезло все.

– Из Киева придется уходить, – тяжело вздохнул я. – Предлагаю в брянские леса. Согласен, далеко. Можно в Припять, поближе. Но на восток отсюда не пройти, там немецких войск – хоть задницей ешь. А на юге – и того больше.

– Ну так себе план, – пожал плечами майор. – Карта нужна, запас провизии на неделю минимум. А лучше – на две…

– Это организуем, я думаю. Есть у кого спросить, – успокоил я его. – Только вот какая закавыка. Тут в Дарницком лагере Яков сидит. На казнь привезли. Так что предлагаю задержаться.

– Кто это хоть? – не понял Иван. – Знакомый?

– Яков Иосифович Джугашвили, – уточнил я.

– Самого… сын?!

Майор обалдел, даже остановился.

– Пойдемте, а то отстанем! – Я подтолкнул вперед Ивана Федоровича, и мы догнали основную группу.

Виляли мы только так: то один плетень перескочим, то бегом от дома к дому. Хаты стояли темные, ставни закрыты. Только изредка собаки вдали лаяли. Хорошо, что выпавший снег стаял, иначе нас бы выдали следы. Интересно, откуда Енот так здешние места знает? Но ведет отлично: ни одна живая душа не встретилась по дороге. А отмахали уже больше километра, стрельба в районе лагеря, возникающая время от времени, стала намного глуше.

– Откуда узнал? – продолжил допытываться командир.

– Подслушал телефонный разговор коменданта.

– А ты немецкий знаешь? Вот так, на слух определить смог?

Иван Федорович выпытывал у меня все, что можно и нельзя. Я даже притомился отвечать на его вопросы. Отвлекался он только время от времени на то, чтобы посмотреть, как движется отряд, да скомандовать смену несущих пулемет.

Зато за разговорами я чуть не пропустил момент, когда мы пришли в Киев. Вроде только что были сельские хаты, а уже мостовая с городскими домами. Вот тут скорость наша сильно упала, а упражнение «лечь-встать» выполнялось намного чаще, чем того хотелось. Потому что поймал бы нас кто-нибудь просто так, может, и не было бы ничего: сунули в колонну к пленным – и шагай. А с немецким оружием и в трофейных шинельках – покрошили бы на месте в мелкую капусту.

Наконец мы зашли во двор какого-то наполовину разбомбленного дома. Один из двух подъездов четырехэтажки был полностью разрушен, а во второй я бы не полез, настолько ненадежными с виду казались остатки здания. Но Енот уверенно привел нас к углу развалин и показал на узенький и почти незаметный лаз в подвал.

– Ось і прийшли, – сообщил он и, подсвечивая намародеренной у немцев зажигалкой, полез внутрь. – Все в порядку, – сообщил он уже изнутри. – Обережно тільки йдіть.

В подвале было довольно сухо. Прохладно, конечно, но всякого горючего добра вокруг хватало, так что костерок для сугреву зажечь можно спокойно: ночью дым не виден, а гарью из развалин и без нас несет порядочно.

Майор подтянул к себе ранец с провизией. Кроме сухпаев там обнаружились чьи-то бутерброды с маргарином, целых три штуки. Он долго колдовал, пытаясь поделить их на девять человек с помощью штык-ножа от немецкого карабина. Прошлый хозяин хорошо его наточил, видать, колбасу резать любил.