Побег на войну - Вязовский Алексей - Страница 44

– Так, товарищ командир, вы должны зарегистрировать брак сию же минуту! – заявила Параска тоном, не предполагающим возражений.

А, ну теперь понятно, почему татарский лейтенант и надежда всего Агитпропа выглядит так, будто его стукнули из-за угла пыльным мешком. Видать, девушка озвучила условие для доступа к своему телу, а он, пока думал не той головой, что на плечах, согласился. Наверное, просто сказал: «Конечно, любимая!» Нет бы добавить «как только одержим полную и безоговорочную победу над германским нацизмом и мировой буржуазией». Молодой, не понимает тонкостей ухаживания. Это как в старом анекдоте про потерпевших кораблекрушение. Выбросило на остров троих мужиков: двадцати, тридцати и сорока лет. Смотрят, рядом тоже остров, а там спасшиеся женщины. Вот молодой с воплями «Бабы!» бросается в воду и собирается плыть. Тридцатилетний останавливает его и предлагает: «Не спеши, сейчас плот построим». А самый старший мужик садится под пальму и говорит: «На фига вообще париться? Скоро сами приплывут».

Ладно, надо помочь товарищу хоть немного. По крайней мере, дать время в себя прийти.

– Прямо сию секунду не могу, – ответил я как можно серьезнее невесте. – У нас с товарищами совещание, и прерывать его, даже по такому важному поводу, не вижу смысла. Заявление вы написали? – оборвал я зарождающийся протест.

– Н-нет, – мотнула головой Параска. Видать, думала, что все пройдет без препятствий.

– Так напишите заявления. Жених кто?

– Как кто? Вы издеваетесь, Петр Николаевич? Вот же он! – И она ткнула локтем Ильяза, закивавшего, как китайский болванчик.

Так, глаза заблестели, сейчас слеза брызнет. Ничего, деточка, поплачь, меньше писать будешь.

– С чего ты взяла? Я тебя недавно спрашивал, собираешься ли ты замуж, ты сказала, что нет. Теперь вот собралась, суток не прошло. Мне же надо выяснить все подробности. Все, идите, завтра принесете заявления, посмотрим, – вытолкал я парочку за дверь. А то и самому смешно, и товарищи вон давятся, скоро не выдержат.

– В Москве снежная буря, – выглянул из кабины «Дугласа» пилот. – Аэродром не принимает, ухожу на Рязань.

Мы с Яковом переглянулись. Как день начнется, так он и закончится. Сначала долгожданный самолет опять блуждал над полем, где мы готовились к его приему. Утаптывали снег, жгли костры с дымом взамен шашек, чтобы показать ветер. Да и попробуй еще найти такую площадку, чтобы такая дура с пробегом в четыре сотни метров приземлилась. Потом при посадке «Дуглас» въехал в какую-то ямку и чуть не перевернулся. Всем отрядом вытаскивали его обратно, ругая пилотов. Разгрузка тоже шла с приключениями. Когда самолет приподнял хвост, весь груз сорвало и раскидало по фюзеляжу. А как народ увидел кучу детонаторов, вывалившихся из ящиков, мат стоял такой, что даже я, привычный к тюремным загибам, обалдел. Отличился Ильяз, который выдавал одновременно из русского и татарского. Собирать вручную все это добро мало кому хотелось.

И вот теперь эта снежная буря…

– Ничего, – махнул рукой Яков. – Переночуем в Рязани, отдохнем, потом – в Москву. Чую, там нас припашут к чему-нибудь сразу.

– Жалеешь, что отозвали из отряда?

– По ребятам… ну и девчатам, – усмехнулся сын Сталина, – буду скучать, конечно. А по Брянщине… Я же артиллерист. Мне в действующую армию надо.

– Партизаны тоже воюют!

– Даже в мыслях не спорю. Но масштаб! Вот поставят меня опять на гаубичную батарею… – Яков мечтательно закатил глаза. – Знаешь, сколько немцев мы перемножим на ноль?

– Это ты просто не видел правильно пущенный под откос эшелон с живой силой фашистов. Такое месиво… Никакой гаубичный полк не повторит.

– В том-то и дело, что не видел! – ожесточился лейтенант. – Сидел сиднем на базе… Ну какой из меня замполит. Или особист…

– Но Кириченко ты вычислил!

– Я воевать хочу, а не шпионов ловить! Да и вычислять там было… один раз глянуть…

Пока мы спорили, самолет стал заходить на посадку. Над Рязанью тоже валил снег, но пилот как-то умудрился найти окно и начал строить заход. Болтанка усилилась, у меня опять разболелась голова. Да, отвальная выдалась на славу.

Самолетом передали всякие пока еще редкие ленд-лизовские вкусности: конфеты, тушенку, яичный порошок, который тут же нарекли «яйцами Рузвельта». Из последнего мы наделали разных омлетов. С колбасой, с сыром, с овощами… Благо молоко у нас было. Ну, само собой, водка и вино. Москва расщедрилась на несколько ящиков грузинской «Хванчкары» и «Цинандали». В одной из коробок лежали аккуратно пересыпанные стружками бутылки. Я достал одну: интересная этикетка, однако. Под гордой надписью «Александреули» приписка красивым девичьим почерком с завиточками: «Дорогому товарищу Сталину от виноделов Кахетии». Показал стоявшему рядом Старинову, тот улыбнулся, подмигнул. Да уж, понятно, от кого приветы и благодарности.

Как народ увидел подарок вождя, тосты посыпались один за другим. И честно сказать, я перебрал лишнего. Во-первых, как за свое здоровье, за удачу, победу – и не выпить? Просто невозможно. Во-вторых, вино быстро закончилось, и мы повысили градус – перешли на разведенный спирт. И это была ошибка. Выйдя проветриться, я столкнулся нос к носу с Анной, которая возвращалась после радиосеанса. Ну и наговорили друг другу лишнего.

Аня считала, что из Москвы я уже в отряд не вернусь. Почти сразу заплакала. А женские слезы – это страшное оружие. Я вспылил. Сначала что-то начал обещать, потом пытался унять рыдания. Дошло до криков. Хорошо, что появилась Параска, и мы замолчали.

– Эх, жаль, на свадьбе не погуляем…

Я выглянул в иллюминатор. «Дуглас» уже заруливал на стоянку.

– Из скороспелых браков редко что путнее выходит, – вздохнул Яков. – Ну сколько Параска с этим твоим Ильязом встречалась? Пару недель?

– Он хороший парень! Шебутной слегка, конечно.

Я задумался. Здорово бы вытащить за собой в Москву Ильяза, Аню, Базанова… Но моя собственная судьба была в тумане. Кто я? Адъютант у Кирпоноса? Не смешно. Мне же полкана дали. Подрывник-террорист Старинова? Его, кстати, так и не отозвали в Москву, остался налаживать рельсовую войну на месте.

Или я глава партизанского отряда? Родина, конечно, не забудет, все-таки Гиммлера я ухайдокал. Да и других фашистов накрошил немерено. Война идет лучше, чем могла бы. Киевского котла, считай, не случилось. Разгром немцев под Москвой оказался сильнее, наши войска взяли и удерживают Вязьму, Ржев. Наступление, правда, застопорилось, но оно и понятно: надо подтянуть резервы, перегруппироваться.

На взлетном поле Дягилево нас никто не встречал. Мимо бомбардировщиков, «Илов» мы побрели на КПП. А там нас первым делом оглушила выведенная в динамик сводка Информбюро:

– В течение ночи на 15 января на ряде участков фронта продолжались активные боевые действия наших войск. Бойцы тов. Ефремова (Западный фронт) за один день боев захватили 8 немецких танков, 22 орудия, 68 пулеметов, 8 автомашин и 40 повозок с боеприпасами. Подразделение тов. Вороновича, совершив глубокий обход, вышло в тыл отступающим вражеским частям и в ожесточенном бою истребило свыше 100 немецких солдат и офицеров. Бойцы тов. Гордова (Юго-Западный фронт) за один день уничтожили 5 вражеских орудий, 2 миномета, 5 пулеметов и 12 подвод с боеприпасами. Противник потерял 4 взвода пехоты. На другом участке фронта часть тов. Подласа в бою за один населенный пункт вывела из строя до 400 гитлеровцев и уничтожила 100 немецких автомашин…

Мы поздоровались с летным начальством, представились. Показали документы. Народ, мягко говоря, впечатлился. Не от меня, конечно, от Якова. Нас тут же напоили чаем, целый майор побежал на пункт связи сообщить в Москву о нашем прибытии.

– Брянские партизаны захватили документы 5-й роты финского пехотного полка… – продолжала бубнить черная тарелка на стене.

Яков тут же ткнул меня в бок локтем:

– Это же про наших!

– В числе документов, захваченных у противника, найден «штрафной журнал». Судя по записям этого журнала, в роте нет ни одного солдата, не подвергавшегося дисциплинарным взысканиям. Многие солдаты имеют по 5–6 взысканий. 4 десятка с лишним страниц журнала испещрены записями о наказаниях за пьянство и дебош. Стрелок Тойво Виртанен и ефрейтор Йоханесс Вайненен в пьяном виде учинили погром в ротной кухне. Унтер-офицер Бруно Тюлле украл 2 килограмма масла из военного склада. Унтер-офицер Ярко Юкко продал свое обмундирование. Нило Тиканен и другие стрелки обокрали своих сослуживцев.