Год 1914-й. Время прозрения - Маркова Юлия Викторовна - Страница 23

- Совершенно с вами согласен, - кивнул Николай, после моих недавних слов возненавидевший Эверта, Руз ского и Алексеева до глубины души. - Наверное, у вас и кандидат подходящий имеется?

- Конечно, имеется, - ответил я, - причем проверенный кандидат - тот же самый, что через три недели сменит Рузского, то есть сменил его в моем прошлом. Только в тот раз бывший командующий Третьей армией пошел на повышение в командующие Северо-Западным фронтом, а в этот раз пойдет куда вы решите - мне это без разницы, лишь бы подальше от фронта и командных должностей. А то вам же хуже будет.

- Я это осознаю, - сказал Николай, - и потому постараюсь найти этим господам такие места службы, где они больше не смогут пакостничать и интриговать. А сейчас не будете ли вы так любезны по своему методу «одна нога здесь, другая там» проводить нас всех в Гродно к местонахождению генерала Флуга? Делать все как обычно, как я понимаю, времени сейчас категорически нет.

- Вы, Николай Александрович, все правильно понимаете, - сказал я, - времени действительно нет. Слишком долго мы провозились с организационными мероприятиями, и теперь все требуется делать бегом, иначе не успеть. Так что давайте - одна нога здесь, а другая уже там. Только вот забежим в Крым семнадцатого века, захватим генералов Тучкова и Багратиона - и дальше без остановки, до самой победы.

22 (9) августа 1914 года, 11:45, окрестности Гродно, штаб формирующейся десятой армии.

Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский

В штаб десятой армии мы упали как снег на голову. Вот не было никого - и вдруг в воздухе открывается дыра и из нее вылезают: всероссийский самодержец, главком Великий князь Николай Николаевич, командующий юго-западным фронтом генерал Иванов и еще трое иностранных военных в форме, смутно похожей на русскую. Причем с одним из этих незнакомцев император Николай держит себя на равных, чего в монархической системе отсчета не может быть по определению, а к двум другим испытывает даже некоторый пиетет. Первый из этих незнакомцев - я сам, второй - генерал-лейтенант Николай Алексеевич Тучков, третий - генерал от инфантерии Петр Иванович Багратион. Оказывается, Николай у нас благоговеет перед героями Бородина, причем без различия стороны, на которой они сражались.

Кстати, статуэтка Наполеона Бонапарта стоит в императорском кабинете на видном месте, и я уже обещал, что при первой же возможности, когда Боня заглянет ко мне с частным визитом, я устрою им личную встречу. Только Николаю сперва следует хорошенько подумать, о чем он с Буонапартием будет говорить. Маленький капрал сделал себя сам - от безвестного юноши-корсиканца до императора всея Европы, наголову разгромившего несколько враждебных ему коалиций. А вот Николай - дитя тепличного воспитания: получил от рождения все, но не смог обратить это все к своей пользе. Не те характер и деловая хватка.

Но все равно мне этот усталый, битый, много переживший император нравился (а кому?) значительно больше его предыдущей инкарнации. Все он теперь про себя понимает, да только соскакивать с этой карусели ему уже некуда, и как раз в этот момент появляется Артанский князь и предлагает достойный выход - помочь выиграть войну, а потом оставить трон дочери и уйти в ореоле победителя. Сделав над собой усилие, Николай способен вести себя как ответственный монарх. Но беда в том, что сил у императора немного, генеральский и чиновничий корпус переполнены интриганами и тупицами, а ситуация в государстве даже без войны более чем угрожающая. Никто не собирался давать России двадцать лет покоя, тем более что изначальный посыл реформы был неверен, и русский паровоз на всех парах летит то ли в пропасть, то ли в тупик.

Шагнув через портал, император первым же делом нашел взглядом генерала Флуга.

- Василий Егорович, - громко, во всеуслышание, сказал Николай Второй, - приношу вам свои извинения за безобразную историю с вашей отставкой с поста военного губернатора Приморской области. Тогда Нас ввели в заблуждение, а потом добрые люди раскрыли нам глаза на истинную подоплеку интриги. А сейчас собирайтесь - вы Нам нужны. Нашим именным рескриптом вы назначаетесь командующим 4-й армией, действующей в составе Юго-Западного фронта, ее нынешний начальник оказался не годен к управлению войсками в боевой обстановке, и Мы решили вернуть его на прежнее место службы - начальствовать над Казанским военным округом. Времени мало, вступить в командование следует немедленно, так что собирайтесь, одна нога здесь, другая там. Сейчас совещание в вотчине Артанского князя, потому что один корпус его армии под командованием генерала Тучкова будет взаимодействовать с вами непосредственно на поле боя. С недавних пор мы союзники, ближе которых не бывает, причем не в рамках Антанты, а отдельно. Всячески помогая русским и сербам, Сергей Сергеевич в упор не замечает французов и англичан, считая их не союзниками, а скрытыми врагами, только и ищущими того момента, когда они смогут внезапно напасть на вчерашнего партнера и его ограбить.

Выслушав эту тираду, генерал Флуг сказал, что готов служить Отечеству и Государю в любом месте, куда его пошлют, а личных вещей у него совсем немного, всего один небольшой чемодан. При этом у генерала Эверта, тоже присутствовавшего при том разговоре, вид сделался обиженным-преобиженным, ведь место начальствующего над четвертой армией было обещано как раз ему, а тут такое разочарование. Но Николай ожег его таким злым взглядом, как будто вытянул кнутом, так что все протесты так и остались застрявшими в глотке. Порядочные люди в такой ситуации стреляются, ибо ничего хорошего после таких взглядов начальства в жизни можно не ждать.

23 (10) августа 1914 года, пятьдесят верст юго-западнее Люблина, окрестности Красника.

Едва первые солнечные лучи озарили окрестные леса и поля, с которых еще не везде убрали хлеба, как на опушке Таневского леса, расположенного к северу от реки Сан, зашевелились серо-голубые цепи австро-венгерской армии. Это перешел в наступление первый армейский корпус под командованием генерала от кавалерии графа Карла Курбаха ауф Лаутербаха. Пятая и двенадцатая кадровые дивизии, сорок шестая дивизия ландвера, сто первая бригада ландштурма и седьмая кавалерийская дивизии должны были обрушиться на ничего не ожидающих русских, имеющих на этом направлении силы, уступающие австрийцам в несколько раз.

Но едва австрийские цепи оторвались от опушки леса, как начались неприятности. Где-то в отдалении, укрываясь за усеявшими всхолмленную равнину перелесками, то тут, то там забухали русские гаубицы, а среди наступающих австрийских полков в небо стали вздыматься черные столбы земли, снизу подсвеченные вспышками багрового пламени. Это пока что еще не триалинит, а только обыкновенный тротил-с. Самые вкусные ягодки у австрийцев еще впереди... Наступление только началось, а уже пошли первые потери, забегали санитары и истошно заорали первые раненные, пострадавшие от рук проклятых московских схизматиков. Да-да, первый армейский корпус в мирное время дислоцировался в Кракове, а потому по большей части комплектовался именно польскими подданными императора Франца-Иосифа.

Но хуже всего пришлось солдатам пятой пехотной дивизии, которая наступала через небольшой лесной массив, вытянувшийся в направлении деревни Стефановка. Там еще день назад располагались позиции второй русской стрелковой бригады. Впрочем, войти в этот лесной массив австрийцы сумели, а вот выйти довелось далеко не каждому. Русские егеря суворовской выучки, получившие дополнительную подготовку и специальную камуфлирующую форму-лохматку - это не просто страшно, а по-настоящему ужасно. Для полного кошмара не хватало только минно-взрывных ловушек, но сооружать их было просто некогда. Да и опасно это - вот так, на скорую руку: свои могут подорваться не с меньшим успехом, чем враги. Однако задача стоять насмерть перед егерями не стояла, и, вдоволь попив австро-польской крови, они постепенно отступали. Не лучше было и вражеским дивизиям, наступавшим по открытой местности. Батальонные пушки, поддерживающие мои пехотные батальоны, осыпали серо-голубые цепи градом шрапнелей. «Мадсены» короткими очередями простригали во вражеских рядах рваные прорехи. И почти никто не слышал редких, но метких выстрелов егерей-снайперов, одного за другим ронявших наземь в австрийской цепи любого, кто пытался размахивать руками и распоряжаться. Офицеров это касалось особенно, но и унтеров тоже никто не жалел.