Лучший полицейский детектив - Моргунов Владимир - Страница 6

— Ой! Антон! Давай не будем… А?!

Искренняя радость Кирилла всё-таки нашла пути в сердца его гостей, и все четверо чокались рюмками, искренне улыбаясь, вполне довольные друг другом и нарастающим ходом праздника.

И хотя дальше общение всё больше переставало быть столь «учтивой» беседой и становилось болтовнёй, по-светски непринуждённой и даже весёлой, Антон почти физически ощущал некое злобное любопытство, которое вместо расслабления по мере пития наплывало на него с каждым новым тостом, включая собственный. Оно наполняло своим объёмом всё окружающее пространство. Оно заслоняло всё происходящее. Даже соседка во всей свежести знакомства с нею интересовала его гораздо меньше, чем Кирилл со своей отмечаемой научной работой. Светлана с неловкой подачи Кирилла начала было присматриваться-прислушиваться к Малому, но ощутив своей женской сутью, что тот уже катится вниз с невысокой горки интереса к ней, тоже наполнялась безразличием и смеялась вполне нейтрально, чаще — вежливо, без нерва. Хихикала больше, чем хохотала.

Антон не понимал, что с ним происходит… Почему вдруг его так захватил вполне предсказуемый факт Кирилловой диссертации, что даже молодая, нарядная и надушенная, интересная женщина ему совершенно по фигу. Он невольно даже вспомнил недобрым словом провокатора из курилки, рассуждая одновременно, что не в провокации, конечно, суть, и пугаясь догадки, что истинным катализатором его теперешнего наваждения стал утренний факт самоубийства.

«Если у человека не было мозга, то как же он мог понять, что надо покончить с жизнью?… Что жизнь потеряла всякий смысл?… Ему же понимать нечем было!!!»

И сразу после этого немого крика — уловимый своим сознанием и необъяснимый в своей бессознательности взгляд на довольную жующую и говорящую голову Кирилла.

Слава богу, тот всё-таки ушёл из фокуса танцевать с женой. Иначе эта растущая неясная и неконтролируемая злость довела бы Малого до исступления. А так… Он снова вспомнил о соседке, образ которой перестал улавливать даже боковым зрением.

— Светлана, пойдём и мы потанцуем?

Кавалеру казалось, что он говорит ласково… Ну, хотя бы приветливо!

— Не пойду, — серьёзный ответ.

— А что так? Не умеете? Не хотите? Или, может, не можете?

Антон уже приготовился к тому, что дама сердца оценит игру слов в последней фразе и станет — должна стать! — игривой для флирта, но услышал:

— И умею, и могу, и даже хочу… Но не пойду! Я вас боюсь.

По её обращению на «вы», а ещё больше — её немигающим, совершенно не хмельным глазам Малой понял, что она действительно боится.

Когда вечер без приключений кончился, Антон, станцевав-таки и весело разболтав испуганную даму, отправился её провожать. Он чувствовал, что не хочет с ней никакого продолжения… Удивлялся этому, но не боролся с собой, не заставлял себя её хотеть, и провожать отправился так, на всякий случай — впрок. Ну и из вежливости, конечно, — мужчина же он, в конце концов. До дома оставалось совсем недалеко, она уже показала ему его, проверяя реакцию кавалера на скорое прощание, как перед ними возникли трое парней в темноте и традиционно стрельнули сигарету.

— Я не курю, — как можно суровее ответил Антон, озираясь по компании и окрестностям.

— А тёлка твоя?

— Да пошел ты, бычара!

Светлана оказалась бывалой… Впрочем, может это алкоголь отчаянно сыграл на её нервах. Однако как бы там ни было, этой своей бесстрашной фразой она сначала здорово испугала Антона, малодушно и лихорадочно искавшего бесконфликтного отступления. Но и разбудила тут же в нём засыпавшую силу воли. Соображение тоже проснулось и уверенно известило Антона о том, что без драки не обойтись — за этим их и остановили. А вызвать подмогу из полиции не успеть — хулиганы не дадут. А пока они разберутся, что он сам — мент… Да и если разберутся, то с перепугу могут вообще непоправимо усугубиться. Для него… для них со Светланой непоправимо.

— Ах ты не куришь, падла?! Так и к тёлкам не приста-вай!

На последнем слоге последнего слова Антону сбоку сильно врубили по морде. Его развернуло, но он устоял на ногах и отработанным уже автоматом перехватил летящую ему в пах ногу. Выкручивая, сильно дернул её вверх. Кто-то невидимый вскрикнул от боли и упал. Светлана заорала и начала размахивать сумочкой.

— Ах ты, сука!

И посыпались удары. Дама сразу же улетела в кусты палисадника. Антон, стиснув зубы, стоял и отбивался. Он намечал себе одного — главного у них — противника, против которого и будет воевать. На остальных — плевать. Долбить надо одного — главного! Сломается он — остальные уже не враги. Антон мгновенно его определил и стал как попало и чем попало наносить ему удары. Антон, не отрываясь, смотрел в его глаза. Антон перестал чувствовать боль. Антон в ярости рычал. Взгляд противника дрогнул. Он стал бояться. Его рот уже открылся для крика. Он уже беспорядочно махал руками. Он нырнул рукой в карман куртки и выхватил нож.

— А-а, гнида! — это уже заорал Антон и мгновенно изготовился рубануть того ногой по роже.

Рубанул. Попал смачно и хрустно. Но перед этим успел почувствовать сначала тупой толчок повыше колена и сразу же резкий как будто укол большой иголкой. Брызнул еле видимый в темноте чёрно-красный даже не фонтан, а фейерверк. В «атасе» разбежались парни. Выбравшаяся из кустарника растрёпанная Светлана, увидев кровь, завизжала.

Антон, отдуваясь от горячки драки, с удовольствием отметил для себя, что кровь его не пугает, однако на всякий случай присел прямо на тротуар. Перехватил-пережал свою ляжку, пытаясь остановить стекавшую уже не в лужу, а в свернувшуюся горкой, кровь, и сообразил, что надо вызывать «скорую».

— Хватит причитать, — рявкнул он на суетящуюся в слезах вокруг него даму и тем самым привел её в сознание — она даже вздрогнула. — Звони давай…

Проснулся от суетливого шума. Открыл глаза и увидел над собой улыбающееся милое лицо симпатичной девушки. Огляделся. Рассмотрел на ней больничную униформу и только тогда вспомнил, где он и что с ним.

— Просыпайтесь. Готовьтесь к обходу. Сейчас вас осмотрит доктор.

Дежурная медсестра умела быть ласковой в своей служебной деловитости. Через несколько минут в палату вошёл врач со свитой:

— Ну-с, любезнейший… Здравствуйте. Как наши дела?

— Ваши? Не знаю, доктор…

— О-о, да у нас чувство юмора не пострадало… В смысле, у вас, — врач вполне приветливо улыбнулся. — Значит не так плохи наши дела… То есть, ваши! Ха-ха. Итак, что мы имеем…

— Я, доктор?

— Нет, теперь как раз все мы! Как вы себя чувствуете?

Дальше уже почувствовавший усталость — очевидно от наркоза — Антон отвечал только мимикой и кивками. Ему стало неловко. Он не только вспомнил, но теперь и осознал случившееся. Как всякий нормальный мужчина, он стеснялся быть потерпевшим…

Слово-то какое — потерпевший! Терпила!!! Нет, при всём психологическом отторжении фени нормальными людьми, есть в ней удивительные образцы точности ассоциаций в замене обычных слов на жаргонные. Формулировка порой доведена до предельного ощущения уважения или пренебрежения. Вчитайтесь!

«Терпила» — чистое существительное в своей законченности на базе того же корня, что и «потерпевший» со всеми признаками прилагательного. Род существительного неопределим без конкретного персонажа. Но отличительный признак у «терпилы» в именительном падеже сугубо женский — «а» в конце. То есть получается, что терпилой может оказаться мужчина, только при отсутствии мужественности? Есть чего стесняться… Пугаться даже! Конечно, есть и обратные образцы такого сочетания — само слово «мужчина», например. Но здесь всегда важны контекст и сила привычки. Мужчина ведь тоже мужчинкой бывает. Терпиле же такой суффикс без надобности — итак всё ясно: слабак!