Чужое сердце или проклятуха поневоле (СИ) - Дмитриева Виктория - Страница 31

Нашла! В 9 лет она подсыпала девочке из класса, которая нравилась всем, рвотный корень в чай. Я сконцентрировалась, собрала мысли в образ, вытянула намерение самой девятилетней Влады, направленное на одноклассницу, и всё это сгруппировала в короткое: «Блюй».

— Что, — начала было Влада, но её «о-ооо-оооо», смешанное со рвотной симфонией превратилось в фонтан не до конца переваренного завтрака.

Я не стала наблюдать эту омерзительную сцену, а, воспользовавшись тем, что враг потерял концентрацию, нырнула в себя, нашла Романа, развернула его к себе и ужаснулась. У него был зашит рот, а сам он будто отсутствовал или спал несмотря на открытые глаза. Я пыталась бить его по щекам, но это не помогало. Свет, надо втащить его в пятно света. Всё это длилось мгновение, но большего у меня и не было. Влада очень быстро придёт в себя. Частично затащив Бородина в пятно света, я увидела, что он приходит в себя.

— «Сердце Будды», что такое «сердце Будды»? — трясла я его за одежду, но он будто меня не понимал.

— Артефакт, — вяло ответил он.

— Как ты его разбил, когда? — всё ещё трясла я его, что было сил.

— В меня стреляли… пуля попала в артефакт, — он говорил со мной как зомби.

— Когда в тебя стреляли Рома, когда? — каждое слово буквально приходилось из него вытряхивать.

— Перед тем как я улетел в го…- он недоговорил, потому что его рот слипся, а я почувствовала, как что-то вытягивает его из моих рук.

— Ну, уж нет, — я собрала все оставшиеся силы и вцепилась в Рому покрепче, используя в качестве крючков и руки и ноги.

Я повисла на Бородине как очень целеустремлённый краб, обхватив всеми конечностями туловище мужчины. Но руки и ноги быстро теряли силу. Значит, сейчас или никогда. Представив, что я — это не я, а я — это сердце Романа Бородина, его память и его душа, я «прыгнула» в утро того дня, который стал для меня вторым днём рождения. Пространство вокруг поплыло, развернулось и свернулось. Кажется, всё получается, невероятно! Я всё сделала правильно, я смогу всё исправить. Нужно только предупредить Романа, что в него будут стрелять. Он наденет бронежилет или придумает что-то ещё. Я всех спасу: Хана, Витю, Гену, даже Рому! Ну, и пусть мне не сделают пересадку, главное, что все останутся живы. Я однажды уже смирилась с мыслью, что мне предстоит уйти молодой, а теперь ещё и бонус будет в виде спасения хороших людей.

Мгновенье и я стою в каком-то старом полуразрушенном буддистском храме, вижу перед собой спину Бородина. Время выбрано не очень удачно, похоже, но я успею, я сейчас предупрежу его. Открываю рот, но в это же мгновение чувствую толчок и он последний в этой жизни.

Толчок почувствовал и Бородин. Он обернулся, но в храме кроме него никого не было. Он знал, кого должен был увидеть. Он знал всё, потому что его сердце знало всё, переместившись назад во времени и пространстве. Голову Романа сжимали тиски боли, но он быстро справился с дурнотой. Кажется, она действительно всех спасла, но не подумала, что будет с ней самой, ведь одно сердце не может одновременно биться в груди двух разных человек. Сейчас он знает, что будет дальше и кто во всём виноват. Он позаботится о том, чтобы сохранить артефакт и собственную жизнь. У него в груди бьётся сердце, которое помнит всё. И он помнит, и знает, как что и как исправить. Как исправить всё!

Автоматические стеклянные двери бесшумно разъехались, впуская в медицинский центр двух мужчин. Парочка уловимо похожих шатенов имела решительный вид и шла в ногу, быстрой, хлёстко и уверенно. Мужчины не оглядывались по сторонам, хорошо ориентируясь в планировке здания. Они сразу направились к стойке, за которой, заметив неурочных посетителей, уже поправляла свои рыжие локоны сонная работница регистратуры в кокетливой розовой больничной спецовке. Девушка пролопотала что-то на своём родном нерусском, постреливая глазками то в одного посетителя, то в другого. Мужчины поулыбались в ответ, показали какие-то бумаги, что-то спросили на всё том же нерусском, пусть и с заметным акцентом. Дежурная внимательно выслушала, покивала, выложила на стойку регистрации планшет с какими-то формами для заполнения. Тот из визитёров, что выглядел постарше и был бородат, погладил рыжую девушку по маленькой ладошке, после чего она присела на стул и задремала.

Убедившись, что регистраторша спит, мужчины синхронно тронулись с места. Их движения были экономными, мягкими и плавными, как если бы они принадлежали не к роду людскому, а семейству кошачьих. Один из шатенов, тот что был гладко выбрит и короче пострижен, в какой-то момент отделился от напарника, чтобы свернуть в коридор. И это он сделал отрепетированным движением, молча и целенаправленно, так как это бывает с людьми, когда они отлично знают куда и зачем идут. Тот шатен, волосы которого слегка отливали янтарным блеском, а лоб уже облюбовали продольные морщины, будто не заметил отлучки компаньона и направился дальше. Спустя одну лестницу и несколько минут изучения коридоров, мужчина оказался у двери палаты с номером D-20. К этому моменту на плечи его уже был наброшен одноразовый больничный макинтош, а обувь была запаяна в полиэтиленовые бахилы из специального автомата, встреченного по пути.

На секунду визитёр задержался у двери, положив пальцы на ручку, словно о чём-то задумавшись. Но когда взгляд мужчины скользнул в окно палаты, где сквозь незакрытые жалюзи было видно постель и силуэт лежащего человека, все сомнения посетителя в мгновение растаяли. Плавно надавив на ручку, шатен открыл дверь и тихо вошёл, аккуратно закрыв за собой дверь. В палате было светло, прохладно, и даже в каком-то смысле уютно. В стиле больнички, конечно, но всё же уютно. На кресле в углу палаты дремал мужчина с проседью, рядом с ним стоял небольшой столик и второе кресло, сейчас оказавшееся пустым. Напротив спящего в окружении медицинских аппаратов, всяческих проводков и трубочек, на больничной кровати без чувств лежала болезненного вида девушка. Шатен никогда ещё не видел её такой, пусть особа и была хорошо ему знакома. Визитёр мягко и совершенно бесшумно подошёл к мужчине, дремавшем на кресле, и положил руку на лоб спящего. Одноразовый больничный макинтош шатена колыхнулся, словно полы его попали под лёгкое дуновение ветерка. Больше ничего не произошло, только дыхание спящего стало глубже и ровнее.

— Вылезай, — сказал шатен, облегчённо выдохнув и убрав руку ото лба мужчины, спящего в кресле.

Визитёр подошёл к окну палаты из которого было видно коридор и покрутил поворотный стержень бегунка жалюзи, чтобы привести створки в закрытое положение. В палате стало заметно темнее, несмотря на россыпь горящих лампочек, а ещё послышалось тихое хихиканье, и у постели девушки что-то зашуршало.

— Вылезай! — уже строже и даже со злостью повторил визитёр.

— У тебя характер, Роман, такой же как и у твоего пса, — ехидно констатировал Пепи, выбираясь из-под больничной койки, чтобы взобраться поверх неё.

— Разрешение давай, — уже мягче сказал Бородин, протягивая руку к чумовому.

Пепи щёлкнул своими маленькими пальчиками и на раскрытой ладони требовательного мужчины появился небольшой свиток со старомодной сургучной печатью. Бородин инстинктивно его сжал в ладони, потом опомнился и вскрыл, сорвав печать. Сотрудник ИЧ неоднократно имел дело с экстраординарными существами и не собирался доверять им на слово. Бородин внимательно изучил документ, несколько раз пробежавшись глазами по тексту.

— А номер исходящего? — уточнил мужчина у чумового, заподозрив обман.

— С обратной стороны, как и номер вашего входящего. Копию мы отправили вам на электронку ещё утром. Секретарь принял, завизировал, отнёс на стол начальству, но ваш руководитель ещё не читал.

Бородин хмыкнул и убрал документ в карман, он хорошо знал, что у Папы на столе корреспонденция может лежать неделями, не привлекая к себе внимания. Если бы Римский ознакомился с документом, то Бородина, равно как и его брата, уже бы вызванивали с требованием «отставить самоуправство». Пепи, уловив в выражении лица сотрудника ИЧ мнимую угрозу, оскалился в манере уличного кота и, спрыгнув на пол, снова забрался под кровать. В этот момент за спиной у мужчины послышался шорох. Бородин спокойно обернулся, зная, что в палату практически бесшумно входит его брат.