Чужое сердце или проклятуха поневоле (СИ) - Дмитриева Виктория - Страница 3

Я промолчала.

Как и говорил Римский, противопоказаний к командировке у меня не нашлось. Организм в порядке, пламенный мотор в идеальном состоянии, чего не скажешь о моей психике. Напоследок я выпросила у Влады очередную пачку снотворного, которым она меня снабжала тайно от Вити и Римского.

А снотворное я ела горстями, только чтобы по ночам ко мне не приходил Он. Кто? Роман Игнатьевич Бородин, конечно! Ну помните, пилот, чьё сердце теперь с энтузиазмом бьётся у меня в груди. Впервые он припёрся ко мне в первую ночь после выписки из клиники. Сидел и смотрел на меня молча, а потом руки начал протягивать к моей груди. Проснулась я в холодном поту с колотящимся сердцем и пересохшим ртом. Триллер в стиле «маньяки отдыхают». Я не знала тогда, кто этот человек. Но как-то сразу догадалась. Попытки найти фото пилота по имени в соцсетях ни к чему не привели. Но я была уверена, что это Он. А приходил он тогда почти каждую ночь. Эти сны с его участием и сейчас кажутся мне реальнее реальности.

Что бы сделал любой нормальный человек в такой ситуации? Попытался бы обеспечить себе сон без сновидений. Вот и я не придумала ничего лучше, чем начать принимать снотворное, от которого в больнице я в беспамятстве спала не меньше восьми часов. Без пробуждений, без снов, без регистрации и смс. Несколько месяцев всё как будто было в порядке, пока папа не сказал, что я встаю во сне и хожу по дому. Лунатизмом я раньше точно не страдала, и как-то не хотела бы страдать им теперь. Папа нашёл мне домашнего доктора с опытом работы в институте сна, и я пару раз поспала с датчиками в стенах частной клиники. Ничего. Ноль. Ни кошмаров, ни сомнамбулизма. Дома же всё начиналось заново.

В один из дней, когда, приняв лошадиную дозу снотворного из допустимых, я заснула у себя в кровати, меня ждало удивление от пробуждения совсем в другом месте… У вас когда-нибудь такое было? Надеюсь, что нет. Это жутко не то слово, особенно в первый раз, хотя ни во второй, ни в десятый раз приятнее не становится. Вы правильно подумали, что со мной это случалось не один раз и даже не два. Именно так гардеробе появилась пижама. Раньше то я спала в одном белье. Но, об этом позже.

Получив от Влады необходимые бумажки, я двинула на склад. В командировке от нашего НИИ я ещё не была. Слышала, что ребята мотаются туда — сюда, но моё положение в институте было где-то на уровне ученика помощника ассистента. И тут целая командировка! Что я, спрашивается, буду в ней делать? Переписывать мухоморы в дальнем таёжном лесу? Мне же ничего больше доверить нельзя. Несмотря на то что все сотрудники нашего Института Чертовщины (ИЧ), как называли НИИ в неофициальной обстановке, время от времени косячили, мне удавалось выделяться даже на их фоне.

Витя действительно ждал меня на складе. Они с Егорычем ходили между стеллажами с каким-то списком. Наш коренастый складской шустро взбирался по стремянке на верхние ярусы полок, выуживая из них какие-то разнородные свёртки в вощёной бумаге. Я до начала работы в НИИ не знала, что такое на этом свете бывает. Складские в смысле, а ещё домовые, дворовые, барные, амбарные… Как говорит Егорыч: «за каждым добром присмотр нужен». Вот так. А добра у нас на складе было много и складывалось впечатление по растущей горе свёртков, что Витя большую часть всего скарба собрался забрать в командировку.

Почувствовав моё присутствие, Егорыч обернулся и совсем по-детски помахал мне маленькой ручкой. Выглядел он как старичок — боровичок из детской сказки. Всё у него было какое-то круглое и пухлое как у статуэтки тибетского монаха, если бы её лепили с русского мужичка и снабдили кустистой бородой. Витя тоже обернулся и подзывающе дёрнул рукой. Пришлось плестись в сторону наставника, не бежать же в белую эмиграцию за океан. Витя как большевики из советского кино — везде найдёт.

Наставник был спокоен, не грубил мне, не пялился на декольте и даже больше не грозился привлечь за членовредительство. Он, сверяясь со списком, принимал у Егорыча свёртки, передавая некоторые из них мне. Мы мирно и по-деловому получали от кладовщика необходимое для командировки как обычные, нормальные люди, к коим ни один из нас не относился. Согласно накладной, мне выдали: рюкзак, штаны на лямках, пару ботинок, кепку, фляжку, армейский нож и ещё кучу какого-то непонятного барахла. Похоже, мои предположения о переписи мухоморов в лесу были не такими уж бредовыми. Хотя судя по экипировке, не исключено, что от них придётся отбиваться в честном бою, ну или в нечестном, что более вероятно в нашем случае.

Когда я подмахнула Егорычу накладную, он стал старательно выпроваживать представителей рода людского со склада. Витю эту участь тоже не избежала. Свёртки украшали нас как гирлянды новогоднюю ёлку. Настроение, правда, было совсем не похоже на праздничное. Увешенная свёртками, я уже было хотела унести их к себе комнату.

— Ты куда собралась? — услышала я вслед серьёзный мужской голос.

— Ну, так вещи ж нужно отнести и разобрать, — тут без объяснений было и ежу понятно, но пришлось на всякий случай ответить.

— Это подождёт, — тоном, не терпящим возражений, уведомил мой наставник.

Я было открыла рот, но в дверях склада словно по волшебству появился Гена. Он подмигнул мне, быстренько разгрузил мои руки от свёртков, и, не произнося ни слова, ушёл. Я так и стояла, хлопая глазами, разглядывая задние карманы его штанов и то, что за ними, пока из транса меня не вывел Витя. Он подошёл ко мне сзади и слегка подтолкнув, велел идти к нему в лабораторию.

Пред мои ясны очи встала картинка из фильма о партизанах. Безжалостный фриц поведёт сейчас меня, юную и прекрасную селянку, подталкивая стволом автомата в спину. Только вот партизаны меня у него не отобьют, не отобьют…

Мы шли молча минут пять. Я рассматривала ленту ковровой дорожки, которая лежала тут, наверное, ещё в советские времена, когда телефоны были проводными, телевизоры — ламповыми, а молоко продавали в треугольных пакетах. Кажется, именно на ней меня нашли впервые в НИИ. Так рассказывали, хотя каждый раз история обрастала новыми деталями, а иногда меняла локацию. А дорожка была сама обыкновенная, красная такая с серыми полосами у края, которые, возможно, когда-то были зелёными. Люди ходили тут в обуви каждый день, а я ни разу не видела, чтоб дорожку эту чистили.

Мы остановились у двери с надписью: «Лаборатория №4» и Витя загремел связкой ключей, выуженных из кармана. Когда и куда он дела свои свёртки, я как-то упустила из вида. Наверное, остались под присмотром Егорыча на складе. Я только сейчас обратила внимание, что его руки свободны, ведь он шёл позади меня. Спрашивать ничего не стала, вот ещё!

Витя пропустил меня вперёд, и я зашла в лабораторию. Тут с моего последнего визита ничего не изменилось: два стола, стоящих друг напротив друга, пара стеллажей, с какими-то непонятными приборами, сенсорная панель на стене и большой встроенный сейф. Вернее, я думала, что это именно он, но, возможно, просто хорошо законспирированная дверь в какой-нибудь тайный подвал с пыточными инструментами на стене. А что? Это Витя! С него станется…

К слову, за резкое ко мне отношение я его не винила. Неприятно, конечно, но понять человека можно. Мой спаситель и ночной кошмар в одном лице, пилот из разбившегося вертолёта не просто был его другом и коллегой, с которым они десять лет проработали в этом самом ИЧ. Влада рассказала мне, что эти двое мужчин были родными братьями по матери. Вообще отлично, да? Вот так человек смотрит на меня и каждый раз видит мешок с костями, в котором заныкано сердечко его любимого братца. Они и внешне были похожи, даром, что отчества разные. Так что мне тоже на Витю смотреть удовольствия было мало, всё время вспоминала о ночных кошмарах.

И это не всё наследство, доставшееся мне от Бородина… Я сейчас не про мои способности проклятиями отправлять людей на костёр или в лес, хотя по степени доставляемых мне и другим проблем — это однозначно главное приобретение. Но, к моему неудовольствию есть кое-что, а вернее, кое-кто ещё. Я сейчас про Хана. Этот подарочек от Романа по причинённым мне неудобствам стоял, пожалуй, на заслуженном призовом втором месте после открывшегося у меня «дара».