Чужое сердце или проклятуха поневоле (СИ) - Дмитриева Виктория - Страница 26

— Сволочи! — шарахнулась я в сторону от здоровяка.

— Зато живые и здоровые, — послышался знакомый голос за спиной.

Под потолком на какой-то выступающей деревяшке, болтая ножкой, сидел Пепи. Я подтверждающе кивнула, сразу немного успокоившись. Глеб поставил ведро, зашёл в парилку, плотно заткнув за собой дверь. Я облегчённо выдохнула, избавившись от компании полуголого мужика.

Эта баня была большой, с раздельной мойней и парилкой по типу сауны с предбанником, где разметили стол и вешалки для одежды. Кое-где в деревне и дома были поменьше, а тут такой шик. Странно, конечно, но не страннее, чем всё остальное. Из мойни я поторопилась уйти, всё ещё прижимая к груди теперь уже мокрое полотенце. С меня капало, но оставаться вблизи парилки, где сейчас находятся два разгорячённых мужика, не хотелось. Не то кино, не тот сюжет, если вы понимаете, о чём я.

Аккуратно переступая босыми ногами по полу, с которого по специальным желобкам утекла уже вся опрокинутая на меня вода, я вышла в предбанник, где было ощутимо прохладнее. На грубо сколоченной табуретке рядом с дверью лежала стопка чистой одежды, увенчанная небольшим, но сухим полотенцем. Не такие уж и сволочи, как оказалось.

Мокрая материя мигом полетела к ногам, а я принялась насухо вытираться, не забыв и про волосы, с которых ещё капало. Было довольно холодно, поэтому хотелось как можно быстрее во что-нибудь облачиться. Стопка чистой одежды состояла из традиционной для «нашей» секты безразмерной вышиванки в пол и толстых тёмно-синих вязаных носков с отделкой из красных ромбиков. Всё это я натянула без раздумий. Без белья было непривычно, но не надевать же грязное, тем более что пришлось бы возвращаться в мойню.

Я села на лавку за стол и подтянула ноги к себе. Да, баня была действительно шикарная, большая и продуманная, с электрическим освещением и деревянной мебелью. Бабушкина была гораздо скромней и состояла всего из одной небольшой комнатки с полутораметровой лавкой. В дверь поскребли. Сначала робко, потом чуть решительнее. Я встала и бесстрашно пошла отпирать. На пороге с пакетом пряников в зубах повиливал хвостом Хан.

— Ну, заходи. Но сначала — лапы мыть! — строго предупредила я, делая приглашающий жест.

Хан послушно зашёл и сел у порога, пока я закрывала дверь. Пряники из зубов пёс не выпустил и где только раздобыл, ворюга? Хотя чего гадать, в деревне один источник благ. Подняв мокрое полотенце, которым я ещё недавно прикрывалась в парилке, я подошла к Хану. Пусть я в носках, но это не повод оставлять на полу грязные следы. Пёс поднялся и покорно дал тщательно вытереть себе все четыре лапы. После процедуры Хан пробежался по помещению и запрыгнул на лавку, где я только что сидела. Аккуратно, почти любовно, пёс положил пряники на стол и задрал морду, как бы намекая, что он большой молодец. А он действительно такой, как же я не замечала этого раньше?

— Нам бы с тобой сейчас чаю, да? — с сожалением о нехватке горячих напитков почесала я его подставленную шею.

Я уселась рядом с псом и чуть не упала с лавки, когда на столе появился закопчённый чайничек, из носа которого валил парок. Что? Снова мои таланты? Неужели я смогу это контролировать? Но, я рано порадовалась, чайничек появился не благодаря моим стараниям.

— Я не домовой и не банник, поэтому самовар вам предложить не могу, — оправдывался Пепи, появившийся на столе из воздуха.

— А это тогда — что? — показала я на чайник, решив сейчас не поднимать вопрос о банниках и домовых, потому что оперативка моя явно этого не потянет.

— Спёр у туристов в лесу, прямо с костерка, они там всё равно перепились от халявного бухлишка, так что им пока не надо, а нам — в самый раз, — засмущался чумовой.

— А пить из чего?

Пепи на мгновение исчез и снова появился, но уже с небольшой эмалированной кружкой. Взяв её и повертев в руках, я только плечами пожала. В чайничке действительно оказался уже заваренный крепкий чай, слегка отдающий запахом костерка. Я разорвала пакет с пряниками, достала один и разделила его между псом и чумовым, второй — взяла себе. Кажется, жизнь налаживалась.

Остаток вечера прошёл хорошо. А на контрасте с прошлыми днями так и вообще по-царски! Сначала я пила украденный заботливым чумовым чай и ела не менее нелегально добытые Ханом пряники. Потом слушала мужские крики из парилки и тихонько злорадствовала, что кого-то лупят вениками со всей дури. Разобрать, кто первым отпарил букетом из сушёного дуба своего оппонента, а кто потом отомстил ему аналогичным гербарием, не представлялось возможным. Но оно мне и не надо. Живые и на удивление здоровые, гогочут там себе, плещутся, гремят чем-то — кто б знал, что умиротворяющая обстановка будет выглядеть для меня как-то так. Когда основной шум стих после криков «ой, хорошо», сопровождаемых звуком опрокинутых вёдер с водой, я даже задремала. Но пришлось очнуться, когда мужчины полностью одетые, румяные и бодрые вывалились в предбанник.

На Вите был комплект одежды с чужого плеча, но если постараться, то можно считать это креативным оверсайзом. Мне стараться было лень, поэтому казалось, что лохматый, небритый, но довольно жизнерадостный коллега по ИЧ без следов каких-либо шрамов, шишек или гематом на голове, ограбил кого-то на одёжку. Не так уж это было и далеко от истины. Глеб, похоже, лишился пары добротных штанов и тонкого свитера, хотя уверена, что по доброй воле. С исцелённым дважды за пару дней мужчиной вообще произошли разительные перемены. У здоровяка изменились глаза. Глеб в целом казался сейчас другим человеком, это было заметно и по выражению лица и по изменившейся осанке. Но самая большая перемена произошла именно с глазами. На меня будто смотрел совсем другой человек.

Глеб достал из небольшого грубо сбитого деревянного шкафчика электрический чайник, коробку с чаем в пакетиках, мешочек с сушками и банку мёда. В бане он вёл себя по-хозяйски, что не удивительно. Я робко пододвинула к образовавшемуся на столе угощению оставшиеся полтора пряника. Витя хмыкнул, а Глеб добродушно улыбнулся. Пряники были пододвинуты мне обратно.

Хана, растянувшегося на лавке так, чтобы удобно было мордой лежать на моём бедре, бесцеремонно согнали на пол. Пёс поворчал, послонялся по комнате и в итоге улёгся на связанном из полосок ткани коврике у порога. Мужчины разговаривали, пили чай с терпким запахом, а я клевала носом. В какой-то момент всё-таки уснула и на этот раз крепко. Едва почувствовала, как меня заботливо переместили на невесть откуда взявшуюся раскладушку и накрыли чем-то тёплым. Растянувшись на удобном ложе, я уже со всей дури провалилась в сон.

— Ну, и что ты думаешь делать? — повернул голову ко мне Бородин, когда я подкралась к нему со спины.

— Хотела закрыть тебе глаза и спросить «угадай кто?».

— Я про договор с чумовыми. Ты завтра должна дать им ответ, если не забыла.

— Забудешь тут, как же. Вообще, ещё вчера я хотела соглашаться, чтобы найти Витю или самостоятельно выбраться из секты, но сейчас-то уже всё хорошо, — сливалась с неприятного разговора я.

— Это пока.

— В смыыыысле??? — разговор напрягал меня всё больше.

— А если завтра опять что-то случится? Ты же понимаешь, что концентрация неудачно стекающихся обстоятельств уже превысила все допустимые случайные пределы?

И он был прав, потому что я это понимала. Змей, поезд, недомолвки спутников, партизаны, беременные сектантки, чудесные исцеления — это даже для кино был бы перебор, а тут реальная жизнь. Ещё вчера я не знала, как буду выбираться из замеса с сектой, да и лжепророк вполне мог утопить меня в озере уже сегодня, если бы не триумфальное возвращение Вити. Намёки последнего на то, что это именно чумовые привели нас в деревню были толще некуда. Можно понять, зачем они сгущают краски вокруг, но если бы только они. Трудно игнорировать, что ещё до появления Пепи я несколько раз успела встрять в неприятные для себя ситуации. Хотя, что мешало им начать подготовку заранее? Но, не сходится. Первая неприятность произошла в ИЧ, а там всяким сверхъестественным и уж тем более сверхънеестественным существам без пропуска никак. Значит, в комнате Гены чудили не чумовые.