Сила Зверя - Ермаков Александр - Страница 4

• Предыдущая
• 4/65
• Следующая

Закончил и, опять, в ноги повалился. И сотоварищи его голов не поднимают. Робко ответа дожидаются.

— Да что такое? — Недоуменно обратился Сигмонд к Гильде. — Чего они хотят, ты понимаешь?

— Да чего там понимать. Дело простое. Просят защитить их от разбойников. Говорят, сверх меры донимать стали мужиков, на тебя одного их надежда.

А Сигмонд, брови нахмурив, сказал строго старостам:

— Так что ж вы раньше молчали. Расправимся с этим бандформированием. Давно пора. Законность и порядок наведем. Это я вам, со всей ответственностью заявляю. Но и вам, в стороне стоять не годится. Собирайте людей, пусть вооружаются подручными средствами, будем вместе проводить операцию. Вставайте с полу и за дело.

Поднялись старосты, кланялись, растеряно глаза выпучивали. Думали: — Эка муж высокородный глаголет, вроде внял мольбам нашим, да вот… Непонятно.

Гильда, затруднения поселян угадав, белозубо улыбнулась тому, кудрями потрясла.

— Мужики, — сказала, — лорд, господин ваш великодушно просьбу уважил. Для той цели пришлет отряд ратников, да людей нынче мало. Велит он вам всем миром злодеев бить. Берите вилы да рогатины, готовьтесь выступать за правое дело. А иначе, собачьи дети, лорд своих людей, за ваше добро холопское губить не будет. Поняли, лапотные?

Услышав знакомую речь, да ладную, понятливо заулыбались. Снова попадали на колени, лбами о камень пола. — Свет ты наш лорд-благодетель. Все, как велишь выполним. Можешь не сумневаться.

С тем, обрадованные, разошлись по своим домам. Там, собрав сходки, объявили повеление лорда. Мужики бороды поскребли, тригоном себя осенили, поохали, для порядку, но пошли, покрякивая острить секиры, править рогатины охотничьи.

А в недолгой поре и сам Сигмонд дружину привел. Волкам, тем разыскать разбойный притон дело не трудное. В один день окружили, все пути для отступа перегородили, отряды подвели. Вокруг леса заставы повыставили и накрыли всю вольницу в одночасье.

Схватка бала кровавой, но короткой. Разбойничья доблесть известная — ночью всем скопом крестьянский двор громить, над беззащитными поселянами издеваться. А в правильном бою себя показать, кишка тонка.

Витязь, на белом, как облако скакуне, лихим ударом, напрочь отсек атаману голову. Волчья дружина ударила молчаливым строем. Яро рубила мечами, колола копьями, разом смяла вражьи ряды, вклинилась в расстроенные боевые порядки. Следом, с криком и гиканьем в пролом ввалились поселяне. Били зло, от души, с крестьянской упорностью свирепо мстили за многие обиды и разорения.

Кого насмерть порубали, кого повязали, а тех немногих, кому удалось бежать из битвы, дозоры на кордонах попереловили.

Победно вернулись в село, откуда поход начали. Сигмонд, как подобает, разместился со своими людьми в доме старосты. Снял ратный шлем, раздел доспех. На дворе вымылся колодезной водой, насухо вытершись, вышел к людям на площадь.

Село большое, народу много, так еще со всей округи набежали порадоваться, почествовать своего властелина. Старики, опираясь на клюки, детишки малые мамаш за подолы держат, бабы с младенцами на руках, девчата краснеющие, наливающиеся привлекательностью, безусые пареньки и, конечно же детворы бессчетно. Всем поглядеть хочется, всем хочется к празднику приобщиться. Всю площадь запрудили, толкутся, галдят, смеются. Иные, чтоб лучше видеть было, на крыши домов, что по краям площади построены, позалазили, все заборы пообсели, на деревьях, словно воробьи, взгромоздились. Ждут лорда, его суда над супостатами.

У дома старосты, молчаливы, суровы, рядами стоят дружинники. С боку от них поселянское ополчение, те, кто сегодня в битве были. Так и вышли на площадь с оружием, на лицах изображают важность, бороды расчесаны, груди колесом. Орлы, орлами. Победители.

У ворот сельского храма, на перекладине висящий, звонницы ведь не было, дребезжащим звуком брякнул старый колокол. Народ притих.

По команде Ингренда, кланщики вывели пленных разбойников, хмурых, связанных сыромятными ремнями да веревками. Ударами копейных древков, поставила на колени. Поселяне улюлюкали, кидались землей, гнилым овощем, костерили на чем свет стоит.

Внимательно Сигмонд посмотрел на злодеев, оглянул толпу, поднял руку. Помалу шум стих.

— Я их преступлений не знаю. Они вас грабили, вам их и судить. — И отвернулся.

— Смерти им! Смерти! — Зашумели поселяне.

Спорили, кричали не долго. Прислушались к мудрым речам сельских, бывших там старост. Присудили повесить, а чтоб было то с пользой, то у межевых знаков, да рядом с поставленными Сигмондом заставах на большаках, у края владений. Для острастки. Чтоб другим разбойникам путь-дорога в эти края была заказана. А для вящего научения, провести полоненных по всем весям феода, и в каждом бить кнутом.

Толпа одобрительно гудела.

Сигмонд, обернувшись к Ингренду, тихо спросил:

— А нельзя ли как ни будь погуманнее. Больно уж зверски получается.

На то, седой предводитель клана, почтительно поклонился своему лорду, тоже тихо отвечал: — Прости своего слугу верного, о лорд Сигмонд, что противу твоего пожелания великодушного, свое слово молвлю. Дозволишь ли?

— Да говори, к чему такие экивоки.

— Оно, конешно… Ты, витязь, в бою аки буйный тур, как барс рыкающий и, нет тебе равного. И великодушию твоему нет предела, велико твое благородство. Но только иначе никак не можно. Народишко тута темный. Обозленный да изверившийся. Не поймет, ну никак не поймет твоей милости. Эти, — посмотрел на поникших разбойников, — сами свой удел избрали. Никто их принуждением душегубничать не посылал, никто насильничать не неволил. По заслугам и награда, по деяниям и честь.

— Да не круто ли? А просто, ну, я знаю, головы отрубить, не годится?

— Никак не годится, мой лорд. Все твои поселяне — издольщики, должны видеть, барин о них печется. Что новый хозяин, не чета прежнему Скореновскому ставленнику, временщику. Что рачителен лорд, своих людей боронит, преступных наказует, правых милует.

— Правильно Ингренд говорит, — поддержала седого предводителя Гильда. — Тогда и любовь к тебе будет и почитание.

— Да какое же почитание на крови? Я б тех несчастных пинком бы за пределы выгнал, пусть идут с богом.

— Да куда же они пойдут? — Гильда даже сердиться начала. — Снова грабить пойдут. Да и на тебя, непонятливого, зло затаят. Мало нам врагов, еще наживать хочется?

— Да по какой причине им мне мстить, если я к ним по-доброму?

— А вот за то и мстить. Не зря в народе говорят: когда тебя ударили шуйцей, ты не бей десницей — руби голову, иначе тебя зарежут.

— Истину, истину люди говорят. — Согласно поддакивал Ингренд.

— Уговорили. — Неохотно сдался Сигмонд. И лукаво взглянув на Гильду, продолжил: — Вот, только думаю, может их на приманку для раков пустим. Наловим членистоногих, а?

Гильда подвоха в витязевом вопросе не замечала. — Дались тебе эти раки. Оно дело не плохое, да зачем они нам сейчас? Без того снеди хватает. Пускай, разбойнички, повисят вначале.

Люди на площади ждали решения своего сеньора, переминались с ноги на ногу, шептались. Сигмонд, видя нетерпение народа еще раз посмотрел на своих соратников. У всех читалась на лицах твердая уверенность в справедливости приговора.

— Да будет так! — Громко и отчетливо сказал витязь. Обернулся и покинул площадь под восторженные крики толпы. Зашел в избу, удрученно раздумывая над двусмыслием Гильдиного ответа. — Это как же получается, сначала пускай повисят, а потом на раков, так что ли? Вот же, чертова девка! Феодалка. — Пришел к окончательному выводу. — Истинная феодалка. Стопроцентная.

А вечером этого непростого дня в сельском трактире набилось народу, как давно не бывало. Кому места в тесном зале не досталось, разместились прямо на земле двора, да на площади. Пенная текла рекой, пива выпитого, вовсе немеряно. Народ гулял.

— Ужо, дождались. — Рассудительно говорил староста своим односельчанам, — внял благостный Бугх нашим молитвам, послал истинного господина. — И осенял себя знаком тригона.

• Предыдущая
• 4/65
• Следующая