Сила Зверя - Ермаков Александр - Страница 36
- Предыдущая
- 36/65
- Следующая
Закончив речь, Сигмонд хитро посмотрел на отшельника и принялся за следующее ребрышко.
Гильда недовольно хмурилась. — Спору нет, учен витязь. Но иной раз такую зело уху обидную неудобь изречет. Не оскорбить бы старца.
Старец, однако, если и оскорбился на витязеву заумь, то виду не подал. Напротив, согласно склонил голову. — То-то и оно. Но рассуждали мы касаемо материи мертвой, бездушной, подвластной одним только слепым силам стихии. А сколь сложно вести речь о человеке, чьей душе предопределена свобода выбора.
— А вы случайно не лукавите, мистер отшельник, желая избежать известного парадокса, что если предсказанного можно избегнуть, то оно ложно, а если нельзя, то его ценность скорее отрицательна?
— Лукавлю, но самую малость. Я могу судить только о столбовой дороге, но рядом с ней есть малые стежки-дорожки. И на них ведь можно заблукать. Если дозволит мой лорд, уподоблю судьбу простого землепашца с яблоком. Житие оратая прямо, как положенная им борозда — от колыбели до погоста. Судьба владетельного лорда — что виражи кленового листа. Интриги, союзы, измены, славные поединки и коварные заговоры. Брак ради выгод и необузданная похоть, смелые атаки и позорное бегство. Где упадет этот лист? Тебе же, о лорд двух кланов, предначертано движенье за край миров, за грань времен. И не в моих слабых силах предвосхитить когда устроишь ты привал, а где начнешь сраженье.
— Так в чем заключается искусство прорицания?
Старец отломил щепотку хлеба, положил в рот, старательно разжевал. — Садовник весенней порой, взрыхлив мотыгой землю, садит яблочное зернышко. Он знает — при должном радении, на пятую осень упадут первые плоды. И знаменательное сие событие не почитает за чудо, а себя за пророка. Ибо это ведомо каждому, не в удивленье. Но бывает в натуре поистине величественные явления. Солнце в ясный день меркнет, покрывается густою тенью и не светит вовсе. Незрелый ум простолюдина склонен сие приписывать злым проискам выродков волка Фернира. Звездочет же, умудренный науками о движении небесных сфер, не токмо того причину укажет, но до дня исчислит когда подобное повторится.
— Вот уж исчислят ваши звездочеты, вот и укажут! — С иронией проговорил Сигмонд, все более заинтересованно поглядывая на древнего обитателя холма.
А тот, мудро не замечая ехидного слова, размеренно продолжал:
— Звездочет звездочету рознь. Одному довлеет мнить себя великим провидцем, лукаво о положении светил рассуждая, тщиться по тому предопределение людей властительных, согласно их желаниям, предсказать. Истинно же мудрый, взирая на величье мирозданья, не мнит, что мириады светил, с тем лишь назначеньем плывут по небосводу, чтоб слабого, короткоживущего человека, былинку малую, потешить. Мудрецу ведомы великие тайны. Вот эта звезда через тьму веков разгорится небесным костром, а та, напрочь истлеет, ссутулиться карлой пунцовой.
Отложил Сигмонд козье ребро. Утерся. Руку на меч положил. Пристально на старца поглядел.
— Врешь старик. Не знают ваши звездочеты звездной эволюции. И много веков еще знать не будут. Не должны будут знать, старче.
— Опусти меч, витязь. И гридни твои пусть клинки спрячут. Не воин я, нет зла в моем сердце и силы в руках. — Промолвил отшельник. И добавил: — Остынь янки. Я прав, ты же янки.
— Ну, если быть точным — на половину. А на половину московит. — Сигмонд меч убрал, но смотрел настороженно и недоуменно.
— Знавал я одного янки, при дворе короля Артура. Забавный был парень, все хотел по-своему переиначить, переделать. Перестарался.
— Сила Господня! Мерлин! — Гильда впервые видела обалдевшего Сигмонда. И тут вспомнила. Ведь слышала, слышала о колдуне с вороном. Да не придала тому значения, не имела тем россказням веры. А тут и впрямь, колдунище из колыбельных басен.
— Мерлин. — Согласился колдун. — Он самый, к Вашим услугам.
— Пресловутый воспитатель Артура?
— Собственной персоной.
— Ну и дела. — Тряс Сигмонд головой. — Вот уж… Как-то не так все. Я читал не о таком…
— А какого ты желал бы встретить Мерлина? Мерлина затертых, переписанных хроник? Мерлина Гальфрида Монмутского, Мерлина Нортон, Мерлина Стюарт, Мерлина Клеменса или кого другого?
— По правде говоря никакого. — Сигмонд еще не полностью пришел в себя. А прейдя, оценил бестактность своего высказывания и исправился.
— Вернее, я хотел сказать, что не ожидал встретить Мерлина. А еще точнее — вообще не предполагал реальность существования пророка короля Гвенддолеу. Но давай, раз уж так сталось, давайте разберемся что к чему. С кем имею честь: с воином, бардом, строителем, знахарем, пророком, колдуном, шарлатаном, пришельцем? С кем еще?
— Со мной. Я и есть я. Только в разных континуумах. В каждом действую согласно местных условий, сохраняя статус скво информационного поля. Но и не забывай. Написанное есть беллетристика, а не биография в «Who is who». Мы не можем отвергать право авторов на толику художественного вымысла. Могут быть некоторые, ну скажем так, неточности.
— Но эти континуумы реально существуют?
Мерлин улыбнулся. — Так и ты, Стилл Иг. Мондуэл, нынче не в своей вселенной пребываешь. Твой мир и мир Гильды различны.
— Так это физические субстанции, а Мерлины из повествований…
— Всякий живущий рождает миры, вот только миры эти, бывают бескрайни и безвременны, или малы и проходящи. Вот, — указал старец на козьего пастушка, — он тоже творит свой мир, малюсенький мирок холма, где травы вечно сочны и густы, где ветер легонько колышет русые кудри, где козы смирны и здоровы, куда не забегают жадные волки, где волшебно играет свирель, а в котомке всегда не переводится теплая, пухлая буханка хлеба и душистое колечко сочной колбаски. Но мир этот эфемерен, с годами поблекнет. Травы пожухнут, козы разбредутся. А на его месте засияет в славе ратное поле и бесчисленные множества недругов падут под сталью героя. И будут в том мире вернейшие от всех времен друзья и наипрекраснейшие девы, хранящие в сердцах верность люби. Не долог век и тех картин. И их ждет скорое забвенье. Скроют ратное поле заросли чертополоха, недруги истлеют, мечи проржавеют. Новый мир придет ему на смену, и другой и третий, пока наконец, под патиной памяти не замерцает пастельный уют теплого дома, где в достатке и прилежании многие потомки окружат, обнимут заботой седовласого патриарха. Где царствуют добро и покой, где осеннее светило золотит соседний лес, и зима еще не близка. Мир дома, с крыльца которого виден далекий холм в зелени вечноспелых трав, где русый пра-пра-правнук стережет стада смиренных коз.
Миров таких, сотворенных наивным разумом простолюдина, легион. Проходящи они, неприметны. Но истинные созидатели творят нетленно. И доколе в подлунье не переведутся мятущиеся исканием души, порожденное ими, да пребудет вовеки. Не тобою ли, Стилл Иг. Мондуэл, сказано:
- Предыдущая
- 36/65
- Следующая
