Дитя короля (СИ) - Билык Диана - Страница 13

Я учился военному делу, и лекарь посредственный. Знаю только основы. И сейчас, когда Дара дрожит на кровати и горит под моими ладонями, я кричу через плечо:

— Месс, нужен лекарь из Юл-мена! Быстро! Вызови сэйя Вигура (примечание: сэй — дракон).

— Не нужно никого вызывать, хаш, — говорит советник, пространно глядя на девушку. — Ее магия все еще не определилась с даром. Она справится, просто нужно время.

Прячу маленькую холодную ладонь в своих руках.

— Я так боюсь, Месс. Очень боюсь.

— Отдыхай, — старик тихо выходит и в дверях все-таки говорит то, что замерло на изогнутых губах и пылало в обеспокоенных глазах: — Только бы у нее была магия воды, потому что…

— Не говори так, — шепчу и внимательно осматриваю волосы любимой. Не светлеют, никаких признаков других стихий. — Будущая королева не может быть изгнанником.

— Вода бы уже излечила ее, хаш, — сокрушается Меся. Дверь со скрипом приоткрывается, и коридор втягивает советника в темноту. — Ты и сам это знаешь, — он молчит какое-то время, а затем добавляет: — Нужно латать брешь в Эфире, а камни для рун закончились.

— Пусть Вигур летит в Шебарох, — отвечаю автоматом и поворачиваюсь. — Откуда брешь? Мы же все зашили после телепортации.

— Не знаю, — советник так и стоит в тени, только свет манурий поблескивает на его белоснежных волосах. — Все случилось так быстро, могли мелкую червоточину пропустить.

— Тогда срочно реши этот вопрос. Ты же знаешь, что мне сейчас не до этого. Свадьба короля эльфов через месяц, мы с Дарайной должны там быть, а она от меня шарахается.

Месс ступает в комнату и немного наклоняет голову, разглядывая девушку на постели. Дарайна успокоилась, перестала дрожать, но так и не пришла в себя.

— Думаешь, что свадьба асмана Эргула сейчас так важна?

— Плевал я на политику и обязанности, но мы должны там быть. Эльфы обещали помочь с нападениями на востоке. Без них наши границы скоро лопнут от наплыва нечисти.

— Тогда нужно сделать все возможное и невозможное, чтобы Дарайна увидела в тебе мужчину, потому что эльфы чуткие маги. Если услышат вранье, быть политическому скандалу.

— Это меня и тревожит, Месс, но сейчас важно, чтобы ей просто стало легче. Я чувствую, как через связь она пытается взять мои силы, только что-то теперь мешает.

— А ты говоришь, что она маг воды, — советник хмурится и потирает бороду. — Я пойду. Не подпускай к ней никого. Прислушайся к старику. Даже девчонок не нужно, пусть они пока подождут с заботой. Чем больше ты будешь рядом, тем быстрее стигма вас свяжет навечно.

— Навечно свяжет только любовь.

— А ты влюби ее в себя!

— Израненное сердце разве умеет любить?

— Еще как умеет, сильнее чем чистое и нетронутое. Потому что оно умеет ценить.

Месс неслышно уходит. Я поворачиваюсь, чтобы сказать, что сделаю все возможное, но дверь уже заперта, и мы с Дарайной остаемся один на один. Если я буду навязываться, она будет зажиматься, но если не буду рядом — она меня не полюбит. Замкнутый круг. Круг, который я должен разорвать.

Глава 17. Дара

Радужная бесконечность не отпускает меня. Я слышу голоса, хоровое женское пение: нежное и ласковое, будто баюкающее. Я не чувствую тела, не могу поднять рук, пошевелить ногами, просто лежу недвижимо и уплываю в дрожащую, будто расплавленное зеркало, тишь.

— Дара… моя нежная… вернись ко мне, — слышится изредка мягкий голос, но, чтобы разобрать его, приходится сильно напрягаться, от этого в висках пульсирует, и меня снова тянет в убийственную тишину. Хочется в ней остаться навечно. Чтобы никто не тревожил, чтобы перестало болеть. Здесь нет опасности, нет тех, кто может обидеть. Нет моего врага…

Изредка я чувствую яркое покалывание кожи, особенно внизу живота, а еще горячую влагу на щеках, будто кто-то плачет надо мной, прижимает губы ко лбу и шепчет, шепчет, шепчет…

— Да-а-ара-а-а…

— Мама-а-а…

Меня подрывает от сильного импульса, прошивающего позвоночник, выгибает спину, и сильные руки тянут вверх и вперед, отчего приходится согнуться до резкой тошноты.

— Слава Стихиям! — кто-то хрустально смеется над ухом, перебирает мои мокрые от пота волосы крупными пальцами и поглаживает по плечам широкими приятными ладонями. У меня все болит-горит, тело, словно через терку пропустили, а низ живота дергает острая боль.

С алой вспышкой перед глазами осознаю, что могла потерять ребенка. Отпихиваюсь от человека, что прилип ко мне, как кленовый лист на окно, и щупаю впалый живот. Кажется, нет неприятных ощущений, но так страшно осознать, что внутри меня нет той маленькой звездочки, из-за которой мне хотелось дышать. Наверное, ребенок для меня — шанс не сойти с ума. И потерять его — настоящий конец.

— Нет… только не это, — плачу и комкаю рубашку, а сильные ладони собирают мои пальцы и тянут вверх. К горячим губам, к горячим слезам. Не моим слезам.

Я поднимаю голову и сквозь влажную пелену вижу размытое лицо мужчины.

— Он жив. И ты жива. Все хорошо, Дарайна. Приляг на несколько минут, — он осторожно нажимает на плечи и поправляет подушку.

Ладонь спускается с плеч, плывет вдоль солнечного сплетения, рисует круг на животе, не касаясь, а меня бросает в дрожь, и каждая клеточка тела умоляет его не останавливаться. Подарить больше тепла.

Я слежу за движениями Эмилиана и понимаю, что вижу не Марьяна, а того, кто приходил ко мне в иллюзиях. Мужчина теперь гладко-выбрит, у него длинные темные волосы, затянутые в тугой хвост, синие глаза, как небо перед грозой, а еще мягкие черты, крепкий подбородок и ровный нос, без шрамов и изломов. Ласковые очерченные губы дрожат в счастливой улыбке. У него идеально-чистая кожа, совсем не такая грубая, как у изверга, цвета кофе с молоком. Мне хочется провести по ней пальцами, я даже тянусь, а когда король замечает движение и садиться возле кровати на колени, я просто прикрываю глаза и пытаюсь найти в себе силы поверить ему.

— Ты мой дар, — говорит он тихо, сипло, и опускает горячий вспотевший лоб на мою кисть. По телу ползут необычные колючки, они сгущаются под ребрами и оплетают, как лозы актинидии, мое сердце, пробуждают в душе новые силы, отчего с моей руки на кожу короля перепрыгивают яркие импульсы, как разряды тока, и он с рывком отстраняется.

Смеется, но не открыто, а сдержанно.

— А ты кусаешься, асмана. Ты теперь маг, осторожней, нужно еще многому научиться.

Он поднимается медленно, будто выжидает-тянет время, будто желает испытать-понять, как я буду на него реагировать. Целует мою руку, как истинной леди, слегка коснувшись тыльной стороны ладони губами, а затем подхватывает халат с высокого стула и протягивает мне.

— А теперь начнем жить, — раскрывает передо мной шелковое полотно и приглашает взглядом надеть.

Я прислушиваюсь к ощущениям: встать смогу, и мне очень даже нужно встать, и нужду справить, и заглянуть в зеркало, чтобы убедиться, что я — это я, но мельком смотрю под мокрое от пота одеяло и ужасаюсь: я под ним совсем раздета.

Эмилиан лукаво улыбается и снова показывает на халат, качает им перед лицом, как алым парусом.

— А где помощницы? — тихо спрашиваю и прячу за уголком постельного белья свой румянец смущения.

— Я всех распустил, — отвечает Эмилиан. Просто, без лишний церемоний, будто это так обычно — распустить слуг. — Только ты и я в замке. Охрана еще есть, — кивает в сторону двери. — Парсий — поваренок, и Месс — советник. Ах, на конюшне и в саду еще есть мужчины. Кого позвать?

— Нет, спасибо, никого не нужно, — мотаю головой. — Я сама. Выйди, пожалуйста.

И он снова улыбается: на этот раз уже не лукаво, а коварно. И без бороды мужчина кажется мне необыкновенно красивым и искренним, даже слишком. Стигма на животе напоминает, что она никуда не делась — мягко заворачивает поясницу в тугой томный комок и откидывает меня на подголовник кровати с выдохом через зубы.

— Ты — будущая королева, а я твой жених, — Эмилиан ступает ближе, а я сжимаюсь, но не от страха, а неожиданности. У меня от него колючки по всему телу, сильнее, чем были. — Так положено. Мы будем делить комнату, даже если ты этого не желаешь. Загляни в законы Мемфриса, руна памяти уже должна была все тебе раскрыть до конца.