Выбери любимый жанр

Полудержавный властелин (СИ) - Соболев Николай Алексеевич - Страница 21


Изменить размер шрифта:

21

— Ну орел! — обнял я Федора, как только добрался до фактории. — Людей сколько побило?

— Двадесять без двух, — устало моргнул Пестрый.

— Убитых?

— Не, убитых токмо пятеро. Но товару много в огне погибло, когда горящими стрелами кидались.

— Ништо, Федор, товар новый сделаем! Главное — люди целы!

Я радостно тряс Палецкого за плечи, ну молодец же, из трех сотен потерял всего пятерых! А князь безразлично глядел на меня красными от недосыпа глазами и едва держался на ногах. Наверное, из последних сил.

— Спать, Федя. Прямо сейчас!

— Не, мне нужно…

— Без тебя разберутся. Спать.

Я махнул Волку и он резво, будто держал наготове, расстелил прямо под стеной кошму. Федор блаженно улыбнулся, отстегнул саблю, скинул кафтан и заснул, не успев даже повалиться на бок.

Арское поле от края и до края устаили шатрами — и вовсе не ярмарочными, как хотелось бы. Высадилась на левый берег судовая рать, подошли касимовские, по Каме, разбивая дорогою татарские рядки и станы, спустились вятские ушкуйники и всею совокупную силой обложили Казань.

Улу-Мухаммед за два с небольшим года обнес город дубовыми стенами, не сильно высокими, но крепкими, кое-где даже успел обмазать их глиной. Вот за стенами, построенными отцом, и засел Юсуф-отцеубийца с присными.

— …зло от беззаконных казанских сарацин… — ревел, перемещаясь по лагерю Ипатий.

Косматого попа считали за покровителя православного войска — не святого, а земного. Прощали ему все загулы, поили и кормили у каждого костра, отчего он несколько потерял в худобе и выглядел более сообразно своему росту.

— …и когда увидели нечестивые такое притеснение, никогда раньше над ними не чинимое, то начали многие из них приезжать ко князьям великим и челом бить, чтобы государи их пожаловали, — продолжал свою политинформацию Ипатий, — дали бы им царя Мустафу и велели бы им служить себе.

Все так и было — стоило нам обложить город, как неведомо из каких щелей полезли мурзы, эмиры и беки, «никода не одобрявшие авантюристическую политику клики Юсуфа Мухаммед-улы» и готовые верой и правдой служить царевичу Мустафе. Их немедля брали в оборот шемякины молодцы, натасканные на следственные действия Димой, бывшим опером.

Когда штаб в лице двух великих князей и десятка воевод посчитал, что войско достаточно воодушевилось, а казанцы достаточно приуныли, скомандовали приступ. К городу, покачиваясь на неровностях, двинулись наспех сколоченные осадные туры и щиты на колесах, прикрывавшие пушки.

Юсуф или кто там у него командовал, собрал силы на вылазку с противоположной от Арского поля стороны крепости, у Ногайских и Крымских ворот и ударил во фланг.

И снова свинцовый дроб в упор валил одного за другим, с кличем «Москва!» неслась навстречу боярская конница, а я, как дурак, сидел с важным видом на холмике у края поля и надувал щеки. Все мое участие в штурме свелось к тому, что я отпустил Басенка, Стригу и Пешка, которым прямо не терпелось принять участие в сече.

Первым натиском ратные преодолели частокол и вломились на посад, юсуфово воинство укрылось в детинце на холме. Воеводы не рискнули делать паузу в опасении что войско кинется грабить и потеряет управляемость, тут же повели на приступ цитадели. Кто из судовых догадался снять легкие пушки с вертлюгов и вдвоем-вчетвером втащить их в город, так и осталось неизвестным, наградили всех. Но больше остальных — Басенка.

Этот мелкий сукин сын мало того, что отпросился в драку, так еще и навязался в командиры трем расчетам. И оказался офигительным артиллерийским офицером — его пушки буквально выносили улицы при зачистке посада и они же пресекли вылазку из Арских ворот кремля.

Днем по Казанке поднялись еще насады с пушками, а шемякины гранатометчики принялись швырять в город греческий огонь, отчего там сделалось слишком жарко и юсуфовы — пан или пропал — кинулись напролом.

Ходить с саблями против пушек занятие, конечно, увлекательное, но неэффективное и очень неприглядное по последствиям. Хотя те, кого убило в этой последней попытке вырваться, могли считать себя счастливчиками.

Остальные попались в лапы Шемяки, Касыма и Мустафы.

Я сразу уехал на торговый двор — вокруг пятнадцатый век, нравы жестокие, но увольте меня смотреть, как человека насаживают на кол. Тем более массово.

Всех, причастных к заговору, вне зависимости, сражались они или их разыскали спрятавшимися по казанским улусам, поделили на три категории. И царевичи страшно отомстили за отца. Человек пятьдесят, признанных непосредственными участниками убийства Улу-Мухаммеда и Махмуда, рассадили на колы, воткнутые у ворот города. Еще сотню без затей утопили в Волге. Остальных продали в рабство.

— Слушай, а вы там лишнего никого не казнили? Уж больно быстро вы заговорщиков нашли, — вопрос этот волновал меня даже не из гуманных соображений.

— Помнишь, ты говорил, что «если купцам дать беспошлинную торговлю, они сами любого хана зарежут, кто попробует это сломать»? Вот они все расклады и выдали, — криво усмехнулся Шемяка. — Не боись, лишнего никого. Сам понимаю, что направо и налево нельзя, иначе в нашу справедливость веры не будет. А так — все по понятиям.

Ну я и не вмешивался — при мятеже в городе и округе вырезали всех православных, кто не успел добраться до фактории, так что зуб за зуб. Касым и Мустафа носились по ханству и выискивали измену, а мы занимались укреплением торгового двора и понемногу отправляли войска и наряд обратно. Напоследок, через неделю, собрались опять князьями да воеводами.

— Владений за великих князей изрядно забрано, что с ними делать? — вопрошал начальник моей полевой канцелярии дьяк Андрей Ярлык.

— Переселять? — спросил я у Димы.

— Откуда людей брать?

— Я льготы дам, — юношеским баском нежданно вступил Мустафа.

— Как ты? Касым же наследник? — удивились мы в голос.

— Пусть Мустафа сидит, — подал голос и Касым.

— Ты же старше?

— Я только Городец сел, только устроил, опять ехай? Нет, я Городец останусь.

Вот поворотец, однако.

— Я хан буду, Мустафа оглан [iii].

Да они все промеж себя решили! Хотя может это и неплохо, во всяком случае, последние сыновья Улу-Мухаммеда не перессорятся и против Москвы не пойдут.

— Треть за Мустафой, треть за переселенцами, треть за князьями и государями, — отрезал Шемяка. — Чад и домочадцев, кто в рабство не продан, увезти на Москву и сажать по нескольку человек в наши села.

Правильно, там следующее поколение уже православными станет. Опять же — никакого насилия и запретов, просто все друзья и знакомые вокруг поголовно крещеные. И даже мечеть есть, но в столице княжества. Там же и мулла. Многие ли в таких условиях удержатся от перехода в православие?

— Верных людей надо в Самарху послать, — полутвердительно-полувопросительно сказал Мустафа.

— Зачем?

— Торговый двор ставить. Там урусам не дадут, а нам могут. И в Хаджи-Тархан сходить, там купцы, кто хочет такой же двор поставить, московский товар продавать.

Ай, парень, молодец! Одним махом решил нашу логистическую проблему. И подложил здоровенную свинью Кичи-Мухаммеду.

— Только надо общие уставные грамоты подписать и докончание на всех, — дополнил его Шемяка.

Ну да. И будет у нас Волжская Ганза.

По дороге домой придумали, кем заселять казанскую треть — вятскими же! Каму они знают, себя в обиду не дадут, да и черемисам поспокойнее будет, а то больно полюбили их трясти и обдирать. Опять же, на Хаджи-Тархан из Казани ходить куда ближе, чем из Хлынова. Глядишь, и на Каспий за зипунами выйдут, пойдет казачество на юг…

Снова на первый план вышли мирные дела, заслонив военные хлопоты. Войско отведут назад воеводы, пушечный наряд вернется на Москву, насады и прочее плавающее разойдется по волжским городам от Чебоксаря до Углича. А мне надо думать, где делать школу для рынд и что в ней преподавать. Верней, что преподавать я догадываюсь, беда в том, что учебников по военной логистике, топографии, медицине нет и делать их, в общем-то, не из чего. А опытные в этом люди частенько разговаривают исключительно на русском командном и в педагоги никак не годятся.

21
Перейти на страницу:
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело