Хрущев. Смутьян в Кремле - Емельянов Юрий Васильевич - Страница 17
- Предыдущая
- 17/117
- Следующая
Однако вряд ли Хрущев подозревал о том, во что могут вылиться события в Польше и Венгрии. В это время он уделял первостепенное внимание сообщениям с полей страны. Лето 1956 года оказалось на редкость урожайным. Брежнев вспоминал: «В 1956 году пробил звездный час целины. Урожай в казахстанских степях был выращен богатейший, и вместо обещанных 600 миллионов республика сдала государству миллиард пудов зерна. И я был по-настоящему счастлив, когда в том году Казахстану вручили первый орден Ленина за первый миллиард пудов целинного хлеба». Хрущев разъезжал по стране и произносил речи с поздравлениями хлеборобов.
Из всех же проблем внешней политики Хрущев продолжал уделять наибольшее внимание отношениям с Югославией. В сентябре 1956 года Хрущев посетил Югославию с неофициальным визитом. Встречи Хрущева с Тито были продолжены без перерыва в Крыму до 5 октября. Мичунович записал в дневнике: «Хрущев и Тито имели возможность в течение более 10 дней непрерывно беседовать без посредников, что случилось впервые в истории югославско-советских отношений».
В октябре 1956 года внимание было привлечено и к проблемам советско-японских отношений. Поскольку в 1951 году СССР отказался принять участие в подписании в Сан-Франциско мирного договора с Японией, между двумя странами сохранялось состояние войны. Отказ СССР подписать тогда договор объяснялся тем, что наша страна выражала протест против того, что вместо Китайской Народной Республики к участию в подписании были допущены представители Чан Кайши. В то же время в соответствии с мирным договором 1951 года Япония отказывалась от своих прав на Южный Сахалин и Курильские острова, которые перешли под юрисдикцию СССР с сентября 1945 года. Однако к осени 1956 года Япония заявила о своих претензиях на ряд островов Курильской гряды. Территориальные претензии Японии мешали подписать мирный договор с СССР.
К октябрю 1956 года было принято компромиссное решение: СССР уступит Японии острова Хабомаи и Шикотан (тогда его называли в СССР «Сикотан»), Япония снимет остальные территориальные претензии и обе страны подпишут договор. Это решение было сделано в духе решений, которые принимались по настоянию Хрущева в отношении Порт-Артура и Поркаллы-Удд. О том, что на указанных островах уже 11 лет живут и трудятся советские люди, видимо не задумывались.
19 октября 1956 года в Кремле была подписана советско-японская декларация, в которой говорилось: «Союз Советских Социалистических Республик, идя навстречу пожеланиям Японии и учитывая интересы японского государства, соглашается на передачу Японии островов Хабомаи и острова Сикотан с тем, однако, что фактическая передача этих островов будет произведена после заключения Мирного Договора между Союзом Советских Социалистических Республик и Японией». Декларация была подписана с советской стороны Председателем Совета Министров СССР НА. Булганиным и министром иностранных дел СССР Д.Т. Шепиловым. С японской стороны декларация была подписана министром иностранных дел Японии Ициро Хатояма, министром земледелия и лесоводства Исциро Коно и депутатом палаты представителей Японии Сюници Мацумото. (После того как Япония в 1960 году заключила «договор о безопасности» с США, советское правительство сочло себя свободным от обязательств декларации 1956 года, и вопрос о мирном договоре остался замороженным на многие десятилетия. Об этом было объявлено в памятной записке советского правительства от 27 января 1960 года. Япония же возобновила свои претензии на южную часть Курильской гряды.)
Хотя этой декларации придавалось большое значение, на церемонии ее подписания не было многих видных руководителей страны. Отсутствовали В.М. Молотов, Л.М. Каганович, А.И. Микоян. Не было и Н.С. Хрущева. Лишь 21 октября было объявлено, что 19 и 20 октября эти руководители находились в Варшаве на встрече с руководством ПОРП.
К этому времени недовольство Э. Охабом и его политикой проявилось в ходе октябрьского пленума ЦК ПОРП. Э. Охаба собирались отправить в отставку, а на его место назначить В. Гомулку. Узнав, что происходит на пленуме ЦК ПОРП, Хрущев решил, что в Польше начался антисоветский мятеж. Подобное развитие событий означало бы крах политики Хрущева. Чувствуя необходимость заручиться поддержкой всех членов Президиума ЦК, в том числе и его главных оппонентов, Хрущев отправился 19 октября в Варшаву вместе с Молотовым, Кагановичем, Микояном и Жуковым, а также Главкомом Организации стран Варшавского договора Коневым.
Когда Хрущев в своих воспоминаниях написал, что встреча в аэропорту «была очень холодной», он не совсем точно охарактеризовал действительную обстановку. По воспоминаниям польских участников встречи в аэропорту, Хрущев стал грозить им кулаком, едва сойдя с самолета. Хрущев, приблизившись к Охабу, по его словам, стал махать кулаком перед носом. В ответ на приветствие Гомулки Хрущев рявкнул на него: «Предатель!» Гомулка вспоминал: «Даже водители слышали его».
Тем временем советские войска, размещенные в Польше, а также польские войска, находившиеся под командованием маршала Польши К. Рокоссовского, стали перемещаться к Варшаве. В ответ польское правительство стало мобилизовывать силы внутренней безопасности.
В ходе переговоров, которые, как признал Хрущев, шли «в резких, повышенных тонах», Гомулка постарался заверить Хрущева и других членов советской делегации в верности Польши дружбе с СССР. Он попросил Хрущева остановить передвижение советских войск. Очевидно, заверения Гомулки и других руководителей Польши подействовали на Хрущева и других членов советской делегации. Было сказано о приостановке движения войск. Тем временем Гомулка был избран первым секретарем ЦК ПОРП.
Однако, вернувшись в Москву, на другой день Хрущев вызвал к себе Микояна на дом и сообщил ему, что решил все же ввести советские войска в Варшаву. Микоян возражал и добился отсрочить решение вопроса до заседания Президиума ЦК. Тем временем в Польше продолжалось движение Северной группы советских войск в направлении Варшавы. Маршал Польши Рокоссовский объяснил это движение плановыми маневрами. В этот день на заседании Президиума ЦК было решено: «…покончить с тем, что есть в Польше. Если Рокоссовский будет оставлен, тогда по времени потерпеть. Пригласить в Москву представителей компартий Чехословакии, Венгрии, Румынии, ГДР, Болгарии (очевидно, для обсуждения польского вопроса. – Прим. авт.)». «В Китай, может быть, послать представителя от ЦК для информации».
В этот же день обсуждался вопрос о положении в Венгрии. Еще 12 и 14 октября посол СССР в Венгрии Ю.В. Андропов сообщал о нарастании антиправительственных настроений в этой стране. Было выражено мнение о необходимости направить в Венгрию Микояна, но никакого решения принято не было.
На другой день, 21 октября, было получено сообщение о том, что Рокоссовский не был избран в состав нового Политбюро ПОРП. Тогда Хрущев изменил свою позицию. Он заявил: «Учитывая обстановку, следует отказаться от вооруженного вмешательства». Одновременно он предложил согласиться с требованием Гомулки отозвать из Польши советников от КГБ СССР. В ответ же на требование Гомулки повысить продажную цену польского угля, поставляемого в СССР, Хрущев сказал: «Чем раньше откажемся от польского угля, тем лучше». На 23 октября было намечено совещание руководителей СССР, Китая, ГДР, Чехословакии, Болгарии, Румынии, Венгрии по польскому вопросу.
Однако 23 октября уже было не до Польши. На заседании Президиума ЦК вечером 23 октября Жуков сообщил о демонстрациях в Будапеште, которые переросли в восстание. В этот день на улицы Будапешта вышли десятки тысячи демонстрантов, главным образом молодых. Демонстранты свергли статую Сталину. Они настаивали на отставке Э. Герэ с поста руководителя партии и возвращения Имре Надя на пост премьер-министра. Полиция не справлялась с демонстрантами, и Э. Герэ обратился за помощью к советскому правительству. На заседание Президиума ЦК был вызван находившийся в Москве бывший руководитель Венгрии М. Ракоши. Когда тот прибыл в кремлевский кабинет, Хрущев сообщил ему, что на сторону восставших перешли части венгерской армии. Хрущев просил совета у Ракоши: есть ли необходимость во вмешательстве советских войск. По его словам, Ракоши заявил: «Необходимость в этом безусловно есть и притом самая незамедлительная».
- Предыдущая
- 17/117
- Следующая
