Маркиза роддома №5 (СИ) - Дега Олфель - Страница 2

— Опять вертишься, — проворчала мать, заходя в комнату, — лучше бы что-нибудь полезное сделала по дому. В огороде картошку накопала к обеду. Трескать все любят. А готовить — так мамку зовут. Как жить будешь одна в городе?

— Мать, не ворчи, — сказала Лика, поморщившись, — можно подумать, часто тебя о чём-то прошу. Скорей бы от вас уехать. Только и знаешь — работа на огороде да пыльные половики вытряхивать. Я — студентка! Городская!

— Слышь, городская, — встрял пьяненький отец, вылупившийся из кухни, —не доросла ещё с матерью так разговаривать! Поступила в институт, так загордилась? Интеллигенция хренова.

Девушка зло закусила губу.

— Я в медицинский поступила! И никогда не буду жить в этой деревне, с вами! Никогда! В интернате и то было лучше!

Подхватив сумку, которую собрала неделю назад, едва увидела своё имя в списках поступивших, выбежала из дома, и растерянно огляделась. На карточке у неё была пара тысяч рублей, заработанных летом у фермерши. Знала бы она, что уйдёт из дома раньше, чем ей дадут общежитие при институте, не тратила бы так быстро зарплату. Но родители выпросили большую часть денег, и нужно было хотя бы одно скромное, но новое платье. И канцелярия для учёбы...

Вернуться домой?..

Она услышала бубнёж отца, костерившего её, на чём свет стоит, поняла, что спокойно переночевать в доме не получится. И, упрямо вскинув голову, схватила ручки старенькой сумки покрепче, пошла в сторону остановки.

— На вокзале переночую, — сквозь зубы разговаривала она сама с собой, — тут всего ничего осталось до учёбы. Зато не с ними...

Лика жила с родителями до двенадцати лет, пока училась в начальной школе. Потом пришлось уехать в соседний посёлок, где была средняя и старшая школы. Жила в интернате. Родители не всегда забирали её даже на выходные, не то, что на каникулы. Но, поскучав полгода поначалу, она быстро привыкла к жизни без не слишком благополучных родителей. С тринадцати лет начала подрабатывать в фермерском хозяйстве. Работа была всегда. Грязная, тяжёлая. Но на ферме кормили и немного, но платили. В восемнадцать лет, едва получив аттестат о полном среднем образовании, подала документы в медицинский институт. Благо, что с учёбой у неё проблем не было.

Она порой сама удивлялась, как ей легко даётся запоминать целые страницы текста, прочитанные прямо перед экзаменами. Математика, химия – точные науки увлекали её своей чёткостью. Постоянством. И то, что она могла получить точный результат, когда решала задачу или ставила опыт. Точно также недолюбливала литературу, когда учитель выпытывала у всех, о чём думал персонаж в рассказе. Ей-то откуда знать!

Лика решила, что быть акушером ей понравится куда больше, чем дояркой. Сдав ЕГЭ, поступила на бюджетное место в институте Екатеринбурга, долго не верила своим глазам, просматривая списки поступивших снова и снова.

— Какая акушерка? – возмутилась мать, когда девушка поделилась с ней своим выбором, - шуруй в ветеринарку, дурища. Коровы каждый год родют. В отличие от баб. И зверьё будет присмотрено. И ты от нас далеко не уедешь.

Девушка промолчала. Зная по опыту, что спорить бесполезно. И порадовалась, что в школу пошла позднее своих сверстников на год – матери было лениво в её семь лет подавать документы, дочь её и так не беспокоила. Отец не с первого раза вспоминал, что у него вообще есть ребёнок. Потому и получилось без участия родителей отправить документы на поступление в несколько вузов.

Лика с содроганием представила, что было бы, если мать вынуждена была заполнять документы, как законный представитель. Точно бы со свойственной ей упёртостью настояла бы только на ветеринарном техникуме.

В Екатеринбурге девушка была редко. Несколько раз вместе с матерью навещали её сестру, Машу, тётку Лики. Ухоженная женщина средних лет не была приветлива. Но соглашалась показать, в какой стороне находится рынок. Но скоро даже такие поездки прекратились. Мать постоянно «следила» за отцом. Хотя сестре звонила регулярно. Жаловалась на «жадного упыря» и наглую Лику, которая не желала вкладываться в семейный бюджет. Сама она работала в крохотном деревенском детском саду, помощником воспитателя.

— Чуть отвернёшься, он уже выпивает, гад ползучий, — жаловалась она сестре, брезгливо морщась при виде валяющегося без памяти отца, — Лика, тащи в дом, пока не очухался и за новой чекушкой не погнал. И ведь находит всегда гроши на пойло!

Лика пожимала плечами. А чего их находить? Будто мать сама не знает, что отец, по горячей сетке выйдя на пенсию в пятьдесят лет, заботливо ныкает от жены деньги. Причём так ловко, что даже почтальон не всегда соображает, куда девается часть пасьянса из купюр, которые только что передал пенсионеру. Мелкие купюры можно было найти везде — под поилкой для свиней, камушком под забором, молочным ведром... Супруги играли в увлекательную игру «Как сохранить нычку и постепенно её пропивать» долгие годы, и это им никогда не надоедало. Зато до смерти надоела Лике.

Пыльная дорога лениво обтекала небольшую деревеньку под Екатеринбургом. Лика мрачно плюхнула сумку на сломанную скамейку, державшуюся из последних сил на трёх ножках. И осмотрела родные места.

Зелёные деревья, июльская жара... Так и подмывало забыть о неприятностях, и нырнуть в речку. А потом прийти домой и лечь в свою продавленную, но такую привычную кровать. Насмешки отца стерпит, не впервой. Да может он уже и спать лёг.

Вот и автобус подъехал. Ещё был выбор, куда шагнуть — обратно в сторону дома. Или в большой пугающий город.

Девушка решительно двинулась в автобус. Сначала попробует остановиться у тётки. Куда идти — она помнила — дом сестры матери находился недалеко от автобусной станции. Но вот пустит ли её полузнакомая родственница — ещё большой вопрос.

Всего час тряски по просёлочным дорогам — и вот автобус уже стоит на конечной станции. Нужно выходить. И идти, нога за ногу, до дома тётки.

Пока шла, сочиняла разные приветствия для родственницы. Которые все выпали из памяти, едва она увидела на пороге тётю Машу. Та как раз собиралась куда-то уходить, и племяннице не обрадовалась, смерив её недоумённым взглядом.

— Анжелика? — пробормотала тётка рассеянно, — ты как здесь? Где мать? Ваш алкаш ведь вчера пенсию получил, Маринка звонила, отчитывалась. От него же ни на шаг не отойти теперь. Она не звонила, что ты приедешь.

Лика вздохнула. Тётка, впрочем, поняла всё без лишних слов.

— Сбежала, значит, от них... Так, мне с тобой возиться некогда. Кидай барахло в хату, и поехали.

— Куда? — успела спросить Лика, отпуская сумку, которую забросили куда-то вглубь тёткиной квартиры.

Тётка, закрывая дверь, повернулась к девушке, холодно на неё посмотрев.

— Приехала с вещами, посидеть на моей шее? Не получится. Будешь мне помогать на работе. За еду и крышу над головой. Нахлебников не терплю. Поняла? Сестре вечером позвоню, пусть благодарит, что подобрала убегашку.

— Я не нахлебница, — с обидой прошептала Лика, — в институте буду учиться. Доктором работать. Буду хорошо зарабатывать!

Тётя Маша от неё отмахнулась.

— Когда это будет. А пока поработаешь. В хорошем доме, между прочим. Вдвоём с тобой быстро справимся.

Лика еле поспевала за тёткой, почти бегущей вниз по лестнице. Она знала, что тётя Маша работает домработницей в большом доме. Хозяйка часто отдавала ей вещи, которые сама носить больше не хотела. Не брендовые, но разительно отличающиеся от того, что она носила в деревне. Мать всегда завистливо охала в те немногие приезды в город. И шла на китайский рынок, за дешёвым тряпьём, превращающееся в линялую тряпку сразу после стирки.

Тётка сама водила машину — старенький БМВ. Лика, не дыша, скользнула на кожаное сиденье. Это надо же, как ей повезло. Она боялась спугнуть удачу. Чтобы тётка не разозлилась на что-то и не отправила её обратно к родителям. Ездить на хорошей машине и смотреть из окна на ярко подсвеченный огнями Екатеринбург ей нравилось гораздо больше уборки огромного двора фермерши.