Фантомные боли железных грифонов (СИ) - Орлова Анастасия - Страница 6

Со следователя слетел весь сон. Черты его лица заострились, мышцы напряглись, как у пса, почуявшего след.

— Ему кто-то заказал эту допрошивку? — спросил он.

— Нет.

— Но зачем нейрохакеру законы о защите стариков?

— Личные причины, — хмыкнула Гейт. — Считайте это запоздалой местью. Этот ваш губер ведь почти всё своё состояние на стариковскую программу бахнул. Приюты-обеды, все дела…

Следователь немного помолчал, повертел в заусенчатых пальцах шариковую ручку.

— Дадите против него показания в суде? — наконец спросил он. — Иначе бесшовную допрошивку мы не докажем, — и толку мне с вашей наводки…

— Не вопрос! — согласилась Гейт.

Своих она не сдавала. Но Хидден уже много лет как не «свой». Да и был ли «своим» вообще, маленький неблагодарный ублюдок!

***

— Где он? — раздалось резко, словно выстрел, и Хидден замер на лестнице «Логова», прислонившись к стене.

— Номер семь А, второй этаж, — ответили из-под лестницы, оттуда, где была стойка регистрации.

«Нубий гайд, это ж мой номер!» — подумал Хидден.

Снизу зашуршал сворачиваемый лист бумаги. Хидден осторожно выглянул из-за перил. У стойки регистрации стояли трое: двое полицейских и один, постарше, в штатском, он что-то убирал во внутренний карман лёгкого плаща.

— Есть второй выход из здания? — спросил он.

— Служебный, вон там, — паренёк за стойкой регистрации указал рукой.

— Ты — туда, — сказал мужик в штатском одному из полицейских. — А ты постой на входе, — это уже второму. — Я поднимусь наверх.

Выход оставался только один. Хидден, бесшумно перепрыгивая через несколько ступенек, взлетел на третий этаж. «Как хоть и нашли меня, собаки?!» Пробежал через весь коридор до дальнего окна, распахнул его и вылез наружу, на пожарную лестницу, спускающуюся с крыши. Хлипкая конструкция зашаталась и жалобно под ним скрипнула. Хидден, шустро перебирая руками и ногами, полез вниз. Служебный вход смотрел как раз на парковку, и ему ещё предстояло добраться до своего байка так, чтобы не заметил посланный туда фараон.

До земли оставалось совсем немного, когда проржавевшие крепления не выдержали, и Хидден вместе с одной из лестничных секций полетел вниз. Упал, быстро откатился, чтобы не зашибло летевшей следом железякой, и вскочил на ноги. Уж что-что, а падать после стольких лет езды на эндуро он умел. Кусок лестницы загромыхал об асфальт, на шум выскочил дежуривший за углом фараон.

— Стоять, полиция! — заорал он.

Хидден швырнул в него куском лестницы и бросился на парковку. Фараон от железяки увернулся, но потерял из-за этого драгоценные секунды.

— Стоять! — вновь завопил он. — Стрелять буду! — и побежал следом.

А толку-то? Бегал Хидден отлично, и стрелять в безоружного нельзя.

Он не стал огибать впередистоящие машины, а рванул к байку напрямик, перепрыгивая с капота на капот, и в седло эндуро запрыгнул тоже с капота. Байк сорвался с места моментально, и подоспевший фараон, выскочивший из-за машины, едва не угодил под колёса. Он ухватил Хиддена за локоть, попытался сдёрнуть его с мотоцикла, но тот врезал ему кулаком промеж глаз, вильнул, выравнивая байк, и фараон кубарем покатился по асфальту.

Подоспели остальные, запрыгнули в машину. За спиной Хиддена взревели сирены. Он на ходу надел шлем, опустил визор. Несколько десятков метров по трассе в сторону Творецка для хорошего разгона — и он свернёт в лес в самом неудобном для машины месте, а там — поминай как звали!

Но что-то пошло не так.

Он проскочил нужный участок и продолжал выжимать полную скорость в сторону Творецка. Он понимал, что нужно сворачивать в лес, он хотел это сделать, но тело словно не слушалось его. Фараоны позади не отставали и в громкоговоритель приказывали остановиться, предупреждали об опасности: смертельном силовом поле вокруг Творецка. Но и остановиться Хидден тоже не мог: его тащило прямо на это чёртово поле, словно арканом. Не на шутку испугавшись, он сделал отчаянную попытку вывернуть руль, свернул-таки с трассы, перепрыгнул два поваленных дерева и, заложив петлю, вновь выскочил на дорогу перед фараоновым капотом, хотя делать этого не собирался.

— Да что за дерьмо?! — сквозь зубы выплюнул он, и тут вдруг всё погасло, словно свет выключили.

Очнулся Хидден в камере в участке. Голова трещала, перед глазами плыло, во рту пекло́ — словно с похмелья. «Вот ведь нубий гайд!» — мысленно ругнулся он, оглядевшись. За все годы мошенничества он ни разу не попадался. Ни когда был в команде нейрохакеров, ни когда стал работать один — по мелочи, а не с допрошивками. Ни даже когда они замутили самое рискованное дело — похитили губернатора и добавили ему в черепушку «пять капель совести для бодрости». Убегать от фараонов ему приходилось, но попался он впервые.

Хидден задрал рукав куртки — проверить «Муравья» — и поморщился, словно от резкой боли: приборчик отсутствовал — сняли. «Вот ведь влохался, лузер!»

Где-то дальше по коридору скрипнула невидимая из камеры дверь, по плиточному полу застучали шаги, и перед решёткой появился тот, из «Логова», который в штатском, но уже без плаща; положил локти на поперечную перекладину. Коренастый, коротко стриженный, с пожелтевшими, словно варёный картофель, глазами и коротким грубым шрамом над верхней губой. Ровесник Хиддену, но выглядит гораздо старше.

— Ну что, колобок, — угрюмо хмыкнул следователь, — от дедки ушёл, от бабки ушёл, а от меня не ушёл?

— А ты, что ли, лисичкой будешь? — дёрнув уголком губ, осведомился Хидден, скрестив руки на груди.

— Балагурь, балагурь. Тебе за тридцать лет в камере чувство юмора ой как пригодится!

— Тридцатник за мелкое мошенничество? Да ты гонишь, дядя.

— Тридцатник за похищение губернатора и его насильственную пиратскую допрошивку. А за воровство личных данных с чипов и сопротивление при аресте — ещё года три-четыре. Не волнуйся, доказательств у нас достаточно.

Следователь с наслаждением отметил, как выражение лица Хиддена заметно теряет прежнюю браваду, пусть насмешливая полуулыбка ещё и держится на его губах. Парень всё-таки умный, и он просёк — по уставшим глазам в тонких красных прожилках понял, что следак не блефует.

— Тебя сдали свои же, — доверительным тоном с нотой фальшивого сочувствия сказал он. — Баба фиолетовая… Опять забыл, как её…

— Гейт?

— Она.

Тут уж и полуулыбка растаяла, а во взгляде серых глаз промелькнул отголосок болезненной тоски.

— Мы её взяли с поличным, и она пошла на сделку. Соловьём пела, ты б только слышал! Правда, вместо своих сдала тебя, но ты, с делом того губера, и понаваристей… — Следователь пристально, с прищуром, словно прицеливался, посмотрел на Хиддена через решётку. — Если сдашь мне остальных, делишки твои с угоном чипов вымараю из дела сам, обещаю.

Хидден молчал, исподлобья глядя в глаза следаку.

— Ну? Неплохое ж предложение! — поторопил тот. — Они-то тебя всё равно первые заложили.

— Да некого мне сдавать! — тихо бросил он. — Нас было пятеро. Двое у вас. Ещё один погиб несколько лет назад. А про оставшихся я давным-давно ничего не знаю.

— То есть, теоретически, ты готов с нами разговаривать? — уточнил следователь, одобрительно кивнув.

— Теоретически, — ядовито ответил Хидден, — я готов сигануть с крыши, лишь бы не сидеть взаперти! — Он зло пнул решётку.

На изнанке век, стоило их чуть опустить, мелькнула давнишняя картинка: беззубый, заросший старик в замызганном ватнике, с топором наперевес. Догнал, повалил и держит за лодыжку. Крепко держит, тянет к себе. Рыдания переходят в визг: «Пусти! Пусти, дядя Арась!!! Я выберусь отсюда, честное слово, дядя Арась!» Лягается свободной ногой, но никак не попадает старику в лицо. Пальцы скребут землю, с корнем выдирая траву. «Ты совсем дурак, мальчик! Отсюда не выбраться! Я ж от мучений тебя спасаю! Я свиней резал, больно не будет…»

— Ты поэтому летел сломя голову на силовое поле? Решил поджариться до костного мозга, лишь бы от нас уйти?