Фантомные боли железных грифонов (СИ) - Орлова Анастасия - Страница 32

Раисмихална осторожно, чтобы не расплескать суп на подносе в её руках, входила в кабинет, толкнув дверь задом.

— А то я не знаю, как ты сходишь, — проворчала она, — как рак в поле свистнет, так сразу и пойдёшь. Подвинь свои каракули-то отсюда, посуду поставить некуда!

Раисмихална сгрузила на стол принесённые блюда и уселась на «гостевой» стул, сунув пластиковый поднос под мышку и водрузив на нос очки, всем своим видом показывая, что не уйдёт, пока тарелки не опустеют. Сталь вздохнула и сменила шариковую ручку на ложку.

— Там соплюха эта паренька нового охмуряет, — невесело сообщила Раисмихална.

— Что сразу охмуряет? Может, просто беседуют?

— Слишком уж завирально ресницами своими хлопает для простой беседы… Ты ему, что ль, доверяешь? — Раисмихална покосилась на Сталь.

— Я никому не доверяю, — ответила та и, заметив мелькнувшую за мутными очками обиду, добавила: — ты не в счёт.

Вздох Раисмихалны переполнялся скепсисом.

— Я бы на твоём месте сама за Сагой присматривала, а не через мальчишку…

Сталь дёрнулась, будто её булавкой укололи.

— Корнет справится.

— А проку с него — как с рыбы шерсти. Мать, ты только больше мучаешь парня — ему бы, наоборот, подальше от неё держаться. Извёлся весь, с лица спал. Да и новенький сейчас куда как больше знает…

— Я не могу идти с ним на открытый контакт! — Сталь резко отложила ложку, сделала глубокий вдох, считая про себя до десяти. — Ты же понимаешь — это может вызвать подозрения и всех подставить, — продолжила она уже спокойно. — Профессор им пока вполне доволен. Как и тем, что я, по его мнению, не особенно лезу в их работу.

— Но от новенького ты могла бы узнать больше.

— То, что мне нужно, я и так знаю. И уж поверь, Профессор с Корнетом знают куда как меньше!

— Ну ты ешь, ешь… стынет ведь, — примирительно пробормотала Раисмихална. — Но с Сагой я бы на твоём месте поговорила по-людски, без этих ваших подвывертов. Всё бы расставить по местам, да и жить дальше.

— Она не станет меня слушать. А если и станет, услышит совсем не то.

— Ну уж это, мать, ты сама постаралась!

— Я лишь хотела не дать ей сломаться. — Сталь сняла очки, отложила их на стол и, прикрыв глаза ладонью, помассировала большим и средним пальцами виски. — Но она всё равно сломалась, и я не могу простить этого ни ей, ни себе… А ты всё никак не можешь не теребить больную тему, да? — Она из-под пальцев посмотрела на Раисмихалну.

— Не нравится тебе, когда мозоли ковыряют? — поджала губы Раисмихална. — Вот и Саге нужно было время, чтобы пережить боль, вычистить рану, подождать, пока зарубцуется… А ты мало что забинтовала всё грязной рогожей, ещё и сепсис ей устроила, заставив работать со сканом мужа. Вот теперь получай: и у неё хроническое, больное, нагноившееся, и тебе не легче. На кой вообще полезла?..

— Потому что я знаю, каково это, — сухо ответила Сталь. — И если бы я в своё время не ушла с головой в работу, а предалась бы переживаниям, я бы не выбралась. И она бы — тоже.

— Ни шиша ты не знаешь, Сталь, — покачала головой Раисмихална. — Загнанная глубоко внутрь боль рано или поздно выест и её, и тебя. И помяни моё слово: пока ты считаешь её сломленной, она то же самое думает о тебе. Ты ж холодная, что ледяшка, глядишь остро, козью морду на её словечки строишь, палки ей в колёса вставляешь…

Сталь перевела на Раисмихалну тяжёлый взгляд.

— Уж тебе ли не знать, что она… — Сталь осеклась, но всё-таки продолжила, пусть и совсем тихо: она мне как дочь… Я не переживу, если и с ней что-то… Пусть уж лучше ненавидит меня, чем подставится из-за собственной неосмотрительности.

Раисмихална помолчала, глядя из-за мутных стёкол с сочувствием, замаскированным под неодобрение. Потом легонько потрепала Сталь по худенькому плечу:

— Она не ненавидит, Катриса, она не ненавидит… Ох, дураки какие кругом! — вздохнула Раисмихална, тяжело поднимаясь со стула. — Живут, может, последний день, а всё туда же — завихрения какие-то хитроумственные создают вместо того, чтобы сесть и поговорить по-людски!

***

— На сегодня закончим, — повысил голос Профессор, выйдя на середину Грифоньего зала, чтобы все его услышали. — Друзья, спасибо вам за работу! Встретимся завтра. Отдыхайте.

Хидден откинулся на спинку кресла, потянулся и заложил руки за голову, сцепив пальцы в замок.

— И как тут прикажете отдыхать? — хмыкнул он. — Из развлечений только столовка. Скукотища же!

— На её третьем этаже довольно мило, — заметила Беркут — научный сотрудник из их команды, занимавшая соседний рабочий стол и уже не в первый раз пытавшаяся заговорить с Хидденом о чём-то, помимо работы. — Я могу составить тебе компанию.

— Вот как? Тебе тоже скучно?

Хидден окинул её беззастенчивым взглядом. Ему всегда нравились брюнетки — поджарые, с изящными запястьями и соблазнительной грудью. Такие, как Сага… Хидден едва заметно дёрнул головой, чтобы прогнать из мыслей её образ, ведь сейчас он смотрел совсем на другую девушку. Беркут была шатенкой, тоже подтянутой, но более широкой в кости и более «плоской». Правильные черты лица, волевой подбородок, напористый взгляд.

— Хочу познакомиться с тобой поближе, — ничуть не смутившись, ответила она, — а то больше месяца локтями стукаемся, а я почти ничего о тебе не знаю.

— Хм-м-м… И насколько поближе? — Хидден облокотился на стол, положив подбородок на сплетённые пальцы.

Беркут многообещающе дёрнула бровью, откинув за спину густые волосы, стянутые в тугой хвост, перегнулась к Хиддену с другой стороны стола.

— Посмотрим на твоё поведение, — понизив голос, сказала она.

— Ну, давай посмотрим, — ухмыльнувшись, согласился Хидден.

— Тогда жду тебя внизу! — Беркут довольно прищурила тёплые карие глаза и летящей походкой направилась к выходу.

— Буду через минуту! — Хидден бросил на спинку стула свой халат. — Бывайте, — кивнул он Корнету с Тэлли, сортировавшим документы после рабочего дня, и пошёл вниз.

Тэлли, лучисто улыбнувшись, помахала Хиддену рукой и продолжила нарочито медленно возиться со своей порцией бумаг — она явно поджидала Корнета. Тот бросил в спину Хиддена полный мрачного презрения взгляд.

— Он отвратителен. — едва слышно сказал Корнет, но Тэлли его услышала.

— А по-моему, он весьма мил, — ответила она.

— Он кадрит всех подряд, причём совершенно по-хамски, — сквозь зубы процедил Корнет, продолжая сражаться со стопкой не влезающих в папку бумаг.

— Всех — это кого? Сагу? Потому что Беркут сама его сейчас закадрила.

— А он и рад! — огрызнулся Корнет.

— Тебе-то что?

— Не люблю бессовестных, — процедил Корнет. — А с доктором Сагой он себя ведёт именно так — бессовестно. Она скорбит по мужу, а он с этими своими… ужимками! Может, хоть теперь этот мерзавец переключится на другую и отстанет, наконец, от доктора Саги.

— И уступит тебе место?

— Не говори глупостей, Тэлли! Сейчас совершенно не время, чтобы что-то… Она потеряла мужа, как ты не понимаешь?

— Да что вы из неё все святую мученицу делаете? — возмутилась Тэлли. — Не так уж она и скорбит, как тебе кажется!

— Ты не знаешь, о чём говоришь.

— Может, и не знаю, — пожала плечами Тэлли. — Но скорбь не помешала ей однажды ночью выйти от Хиддена — пьяной и растрёпанной.

Пачка документов выскользнула из пальцев Корнета и разлетелась по полу. Он стиснул зубы, сдерживая грубый ответ. На губах Тэлли мелькнула тонкая тень холодной улыбки.

— Я сама видела, — добавила она.

— Наверняка этому есть какое-то объяснение…

Корнет присел, собирая рассыпавшиеся бумаги.

— Конечно. Причём совершенно конкретное, — резонно заметила Тэлли, помогая ему.

— Нет, это просто невозможно! Доктор Сага не могла предать своего мужа с таким, как… этот!

— Её муж давным-давно мёртв. — Тэлли выпрямилась, постучала ребром собранных бумаг о стол, выравнивая их края, и протянула пачку Корнету. — Здесь нет никакого предательства. Тебе просто обидно, что она делает это не с тобой, вот и всё, — равнодушно сказала она и, подхватив свою сумку, пошла домой, оставив Корнета одного в Грифоньем зале.