Ледяные (ЛП) - Идэн Вероника - Страница 16

И в половине случаев она как будто едва признает, что я существую.

Тихий смех покидает меня. Я откладываю клюшку в сторону и массирую лоб. Что, черт возьми, я делаю?

Шарканье ног по тротуару выводит меня из задумчивости.

Нил Кэннон останавливается перед короткой дорожкой, ведущей к дому, и смотрит на меня. Ушедший в отставку игрок НХЛ — местная легенда. Он приходит на все наши домашние игры и обычно в это время уходит на прогулку. Некоторые ребята думают, что он делает это, чтобы присматривать за игроками, возвращающимися с тренировки. Иногда он останавливается, чтобы дать свой совет.

После еще одного пристального взгляда он сворачивает на дорожку и садится рядом со мной на ступеньках крыльца с грубым, потрескивающим гудением. Никто из нас не произносит ни слова, пока он не вздыхает.

— У меня нет времени на всю ночь.

— Э-э. — Я не совсем понимаю, что он имеет в виду.

— Говори, — ворчит он, не делая ни малейшего движения, чтобы уйти. — Лучше поторопись, или я оставляю тебя разбираться в том, что у тебя на уме, самому.

— Ох. Ладно, правильно, — я прочищаю горло, запускаю пальцы в волосы, пока ищу, с чего начать. — Я просто сижу здесь и думаю о многих вещах.

Кэннон фыркает.

— Ты все еще не говоришь.

Его раздражительность характерна для всего города. У него жесткий характер, но это меня не отталкивает. Во всяком случае, это успокаивает меня и заставляет открыться.

— Да. Многое меняется, и давление усиливается. Это мой последний год, когда я выбираюсь на драфт. К следующему сезону я буду старше возрастного ценза.

— Я слышал, ты капитан команды в этом году. Ломбард выпивает со мной в спорт-баре.

— Да. Честно говоря, я этого не ожидал. Думал, Ривз стал бы лучшим капитаном, — я вытираю лицо. — И мне просто нужно оставаться сосредоточенным. Именно тогда это имеет наибольшее значение.

— Но ты не сосредотачиваешься, — предполагает он.

Я наклоняю голову, когда он переводит на меня выжидающий взгляд, приподнимая свои кустистые седые брови. Поджимая губы, я расстегиваю молнию на своей спортивной сумке, чтобы подергать ее взад-вперед.

— Я, просто… есть… одна девушка.

— Ага. Так всегда бывает.

— Обычно это не проблема, за исключением того, что я не могу перестать думать о ней. — Тепло покалывает мою грудь. Странно вот так рассказывать о чувствах. Особенно для него. — Я никогда не ожидал, что в моей жизни будет что-то, что может соперничать с моей концентрацией на хоккее, и я не знаю, что делать.

Кэннон прищуривает глаза.

— Сдерживание никогда никому не приносило пользы.

Я моргаю, кивая в ответ на его совет. Это дает мне новую перспективу, которую я не рассматривал. Я всегда проводил черту на песке между собой и девушками, с которыми был. Никаких ночевок. Ведите себя непринужденно. Никаких повторов, если они думают, что то, что у нас есть, никуда не денется, потому что я не позволяю этому заходить дальше.

Но ни одна из них никогда не сводила меня с ума так, как это делает Майя. С ними было легко сдерживаться.

С ней я чувствую, что сражаюсь против целой команды, чтобы катиться к цели.

— Как в седьмом матче Кубка Стэнли за год до того, как ты ушел на пенсию, когда все зависело от этой победы. Вы проигрывали по очкам до середины третьего периода. Твой хет-трик сравнял счет, и ты выиграл в овертайме благодаря результативной передаче.

Кэннон хрюкает в знак подтверждения. Эта игра укрепила его как одного из моих любимых игроков. Я равняюсь на него. Черт возьми, я выбрал свой номер, потому что это был его.

— Когда на кону все, ты заставляешь это работать, — говорит он.

Тяжесть, лежащая на моих плечах, спадает, делая меня легче.

— Спасибо.

— Конечно, малыш. — Он поднимается на ноги со сдержанным стоном, который люди его возраста издают всякий раз, когда встают, засовывая руки в карманы куртки. — Взбодрись. Я не хочу видеть, как Найтс снова надерут вам задницы на льду.

Из меня вырывается смех, и я сжимаю затылок.

— Да, сэр.

Пока я наблюдаю за тем, как он продолжает свою ночную прогулку, в моих мыслях всплывает то, что обычно говорил мне папа. В то время я не придавал этому особого значения, кроме того, что помнил, когда давать отдых мышцам, а когда полностью отдаваться тренировкам, но теперь это звучит немного по-другому.

Наличие всего этого может означать, что мне не придется рисовать какие-либо линии на песке, когда дело касается Майи.

Мысль опасна, она пускает корни, как только проскальзывает у меня в голове. Я представляю ее как нечто гораздо большее, чем обычную связь. Как Майя приходит на игры с моим номером, чтобы подбодрить меня, празднует со мной мои победы в Лэндмарк, ужинаем со мной и ребятами, а на следующее утро завтрак. Все то, чего у меня никогда не было ни с одной другой девушкой — настоящие отношения.

Мне нужно поговорить с мамой. Моим младший братом Ашером, хотя он слишком мал для подобных тем. Тренер и помощник тренера. Мои парни. Но это не то же самое. Иногда меня прямо в живот ударяет то, как сильно я хочу, чтобы папа все еще был здесь, со мной, вместо дыры, оставшейся в сердце после того, как мы потеряли его в аварии.

Пяти лет недостаточно, чтобы утихомирить горе от его потери. Наверное, мне всегда будет больно от того, что я слишком рано потерял своего отца. Я стараюсь быть сильным ради мамы и Ашера. Теперь моя работа — заботиться о них.

Если бы это было так, думаю, он бы гордился тем, как далеко я продвинулся, как усердно я работаю, чтобы достичь того, во что мы оба верили, что я смогу. Гордился бы мужчиной, которым я вырос. Он бы хотел, чтобы у меня было все.

Включая девушку.

Уголок моего рта приподнимается с новым чувством драйва. Черт возьми, да.

МАЙЯ

— Мы опаздываем! Поехали. Давай, давай, — Рейган появляется в дверях моей комнаты и хлопает в ладоши, когда находит меня растянувшуюся на кровати.

— Не могу поверить, что ты уговорила меня пойти куда-нибудь сегодня вечером.

Сидя, я сражаюсь со своими любимыми ботинками до колен, чтобы надеть их. Битва заканчивается тем, что я запыхаюсь, но успешно надела их.

Она проверяет свой безупречный макияж в моем зеркале, аккуратно нанося последние штрихи, нанося темно-красную помаду на свои пухлые губы. У нее круглое лицо с высокими скулами, и когда она улыбается своему отражению, в ее красивых зеленых глазах загораются огоньки. Рваные черные джинсы облегают ее бедра, а широкий свитер с v-образным вырезом спадает с плеч, подчеркивая все ее пышные изгибы и дополняя фигуру груши. Ее взгляд переключается на меня.

— Девочка, не смей отказываться. У меня редко бывает выходной в субботу вечером, — она предлагает свою губную помаду. — Хочешь немного?

— Я в порядке, нет. Ты выглядишь сексуально.

Она подмигивает и взбивает свои клубнично-светлые кудри.

— Ты знаешь это, подружка. И я тоже. Что я всегда говорю?

Мне нравится ее уверенность. Она никогда не позволяет ничему помешать ей жить и никогда не перестает выводить меня из плохого настроения. Никому не позволено портить ее парад.

Когда на первом курсе мы стали соседями по комнате, она была жизненно важной системой поддержки, помогавшей мне пережить предательство Джонни. Если бы у меня не было такой подруги, как она, с которой я могла бы поговорить, я, возможно, никогда бы не вернулась в свое прежнее состояние.

— Мы проживаем жизнь с громким смехом, захватывающими книгами и шикарной обувью, достаточно острой, чтобы растоптать любого, кто попытается ослабить наш свет. — Я повторяю мантру, которой она поддерживала нас обоих с тех пор, как мы встретились.