Истина и наука - Штайнер Рудольф - Страница 2

Что придает наукам истинную ценность, это только философское изложение человеческого значения их результатов. Такому изложению и хотел я содействовать. Но, может быть, наука нашего времени вовсе и не требует своего философского оправдания? Тогда очевидно двоякое: во-первых, что я дал ненужный труд, во-вторых, что современная ученость бредет наугад и не знает сама, чего хочет.

В заключение этого предисловия я не могу воздержаться от одного личного замечания. Я до сих пор излагал мои философские взгляды всегда в связи с миросозерцанием Гете; в это мировоззрение я был впервые введен глубоко почитаемым мною учителем Карлом Юлиусом Шрэером, который стоит потому так высоко для меня в области изучения Гете, что его взгляд всегда восходит за пределы частного к идеям.

Я надеюсь, что этим трудом я показал, что здание моих мыслей представляет нечто целое, в себе самом обоснованное, которое нет нужды выводить из миросозерцания Гете. Мои мысли в том виде, как они здесь изложены и будут развиты дальше в "Философии Свободы", возникли в продолжение многих лет. Я исхожу только из глубокого чувства благодарности, говоря, что исполненное любви отношение, которое я встретил в семье Шпехт в Вене, когда на моей обязанности лежало воспитание детей этой семьи, представило единственную по своей желательности среду для выработки моих идей. И далее, настроением, нужным для последней законченности некоторых мыслей моей, пока еще только намеченной в последней главе этой книги "Философии Свободы", я обязан живым беседам с моим высокоценным другом Розой Майредер в Вене, литературные работы которой, вытекающие из ее тонкой, благородной, художественной натуры, нужно надеяться, скоро увидят свет.

Написано в Вене

в начале декабря 1891 года. Д-р Рудольф Штейнер.

Введение

Последующие рассуждения имеют задачей правильно формулировать, посредством доходящего до последних элементов анализа акта познания, проблему познания и наметить путь к ее решению. Они показывают путем критики различных теорий познания, основанных на кантовском ходе мысли, что с этой точки зрения никогда не будет возможно решение поставленных вопросов. При этом надо, конечно, признать, что точное определение понятия данного, как мы это пытаемся здесь сделать, было бы чрезвычайно затруднено без предварительных основных работ Фолькельта1 с их основательными исследованиями понятия познания. Но мы надеемся, что мы положили основание опровержению субъективизма, присущего теориям познания, исходящим из Канта; а именно, мы думаем, что мы сделали это, показав, что субъективная форма, в которой образ мира является для акта познания до обработки этого образа через посредство науки, есть только необходимая ступень, преодолеваемая в самом процессе познания. Для нас так называемый опыт, который позитивизм и неокантианство так охотно хотели бы выдать за единственно достоверный, является как раз самым субъективным. И, показывая это, мы обосновываем объективный идеализм как необходимое следствие понимающей себя самое теории познания. Этот идеализм отличается от метафизического, абсолютного идеализма Гегеля тем, что он ищет основание для расщепления действительности на данное бытие и понятие в субъекте познания и видит связь их не в объективной мировой диалектике, а в субъективном процессе познания. Автор этих строк уже излагал однажды в литературе эту точку зрения в 1885 г. в своих "Основных чертах теории познания. Берлин и Штутгарт", на основании исследований, которые, правда, существенно отличались от настоящих по методу и в которых отсутствует также восхождение до первых элементов познания.

Новейшая литература, принимаемая во внимание в этих рассуждениях, следующая. Мы приводим не только то, к чему имеет непосредственное отношение наше изложение, но и все те труды, в которых трактуются вопросы, близкие к изложенным нами. Мы не считаем нужным приводить сочинения собственно философских классиков2.

1 Erfahrung und Denken. Kritische Grundlegung der Erkenntnistheorie von

Johannes Volkelt. Hamburg und Leipzig 1886.

2 В настоящем издании библиография опущена. Заинтересованных читателей

мы отсылаем к русскому изданию 1913 г. или к немецким изданиям этой книги.

(Прим. ред.)

1 Предварительные замечания

Теория познания должна быть научным исследованием того, что предпосылают все другие пауки без всякого исследования: именно самого познания. Этим за ней с самого начала признается характер основной философской науки. Так как только через нее можем мы узнать, какую ценность и какое значение имеют выводы, добытые при помощи других наук. Она образует в этом отношении основу всякого научного стремления. Но ясно, что она может только тогда справиться с этой своей задачей, если она сама лишена предпосылок, поскольку это возможно по природе человеческой способности познания. Это, правда, всеми признается; тем не менее, при подробном исследовании более известных теоретико-познавательных систем, оказывается, что уже в исходных точках исследования делается целый ряд предпосылок, которые затем наносят существенный ущерб убедительности дальнейшего изложения. Именно, можно заметить, что обычно уже при постановках основных теоретико-познавательных проблем принимаются известные скрытые предположения. Но если неверна постановка вопросов в какой-нибудь науке, то можно, конечно, заранее сомневаться и в правильном их разрешении. История науки учит нас, что бесчисленные заблуждения, которыми болели целые эпохи, объясняются единственно и только тем, что известные проблемы неверно были поставлены. Для того, чтобы подкрепить это утверждение, нам нет надобности восходить до физики Аристотеля или Ars Magna Lulliana; мы можем найти достаточно примеров и в более новое время. Многочисленные вопросы о значении рудиментарных органов у известных организмов только тогда могли быть поставлены правильно, когда, благодаря найденному основному биогенетическому закону, для этого были созданы подходящие условия. Пока биология находилась под влиянием телеологических воззрений, было невозможно так наметить соответствующие проблемы, чтобы был возможен удовлетворительный ответ. Какие причудливые представления господствовали относительно задачи шишковидной железы в человеческом мозгу до тех пор, пока вообще спрашивали о такой задаче! Только когда стали искать объяснения этого вопроса путем сравнительной анатомии и спрашивать себя, не есть ли этот орган просто остановившийся у человека остаток низших форм развития, удалось прийти к цели. Или, чтобы привести еще пример, какие изменения претерпели известные постановки вопросов в физике, благодаря открытию механического эквивалента тепла и закона сохранения энергии! Словом, успех научных исследований очень существенно зависит от того, в состоянии ли мы правильно поставить проблемы. И хотя теория познания занимает в качестве предпосылки всех прочих наук совершенно особое положение, все же можно предвидеть, что и в ней успешное движение вперед в исследовании только тогда будет возможным, если основные вопросы будут правильно намечены.

Последующие рассуждения стремятся прежде всего к такой формулировке проблемы познания, при которой строго будет соблюден характер теории познания как науки, вполне лишенной предпосылок. Они хотят также осветить отношение фихтевского "Наукоучения" к такой основной философской науке. Почему приводим мы в более тесную связь с этой задачей именно фихтевскую попытку создать для науки безусловно достоверную основу, это само собою выяснится в течение исследования.

2 Основной теоретико-познавательный вопрос Канта

Создателем теории познания в современном смысле этого слова обыкновенно называют Канта. Против такого взгляда можно было бы, конечно, справедливо возразить, что история философии до Канта знает много исследований, которые, конечно, должны считаться все же чем-то большим, нежели простыми зачатками подобной науки. Так Фолъкелып в своем основном труде по теории познания3 замечает, что критическая обработка этой науки берет свое начало уже у Локка. Но и у более ранних философов, даже уже в философии греков, можно найти рассуждения, какими в настоящее время принято пользоваться в теории познания. Однако все принимаемые здесь во внимание проблемы были вскрыты Кантом во всей их глубине, и многочисленные мыслители, примыкая к нему, так всесторонне проработали эти проблемы, что встречавшиеся раньше попытки их разрешения мы находим снова либо у самого Канта, либо у одного из его эпигонов. Когда таким образом дело идет о чисто фактическом, а не историческом изучении теории познания, то едва ли мы упустим какое-либо важное явление, если учтем лишь время, начиная с появления Канта с его "Критикой чистого разума". То, что было дано раньше на этом поприще, повторяется снова в эту эпоху.