Каратели (СИ) - Хард Леона - Страница 16

Но я, упертая, все равно нырнула на волю, на высоту двадцатиэтажного здания. Резкий порыв холодного ветра выбил дыхание, украл на некоторое время, потом вернул. Позволил привыкнуть к своей мощи на громадной высоте.

Перед нами крыша дома и лишь небольшой кирпичный забор высотой в двадцать сантиметров предохранял гостей от падения. Девчонка нашлась на его краю, с наклоненным корпусом вниз. Она всматривалась в городское полотно из зданий и редких деревьев.

- Эй...Эй..Эй, дамочка! - Гектор первый рванул вперед, чем спугнул девчонку, заставил ее испуганно развернуться и вскочить на кирпичную конструкцию. На самый ее край.

- Я прыгну! - неожиданно девочка вскинула ладони, изображая стену, шлагбаум, чтобы не смели подходить ближе.

Каратель послушно остановился:

- Всё…всё…понял! Ты сойди с этой хрени...ветерок подует и тебе трындец! - кивнул головой в сторону черноты.

А я прокляла Гектора в очередной раз, незнакомка не была готова к последнему шагу в пропасть. Пока была на грани, а Каратель спугнул, заставил принять отчаянный шаг.

Я очень недовольно укоризненно резанула взглядом, как скальпелем, по Карателю, и тот от неожиданности пожал плечами. Так и не понял, в чем повинен.

- Тихо, - я сделала неуверенный шаг к девушке. Остановилась, ожидая ее решения или реакции.

- Не подходи... - та сделала небольшой шажок назад, ее пятки на половину оказались над пропастью.

- Не паникуй! - улыбнулась я натянуто, как это делал иногда Гектор, желая обмануть. - Я вон там посижу. Никогда не была на подобной высоте. Вон там... -пальчиком указала на местечко недалеко от нее. Девочка насторожена, доведена до предела. Ее колени чуть согнуты, словно готовы к быстрому прыжку.

Я аккуратно приблизилась к краю кирпичного забора, встала на расстоянии примерно двух метров от «еды», затем присела на приступочек, а ноги свесила в пустоту.

Как сильно сдавило грудь! Один шаг, всего один глубокий вздох и шаг в пустоту. И лететь вниз неподъемным камнем и океан уже не спасет от падения.

Девочка тоже аккуратно присела на забор недалеко от меня, каблуками постучала по кирпичной кладке, нос наклонила почти над самым краем.

Не знаю, сколько бы сидели в молчании, если бы я не слушала ее настоящие страхи. Ее мысленные разговоры, поэтому казалось, что незнакомка делилась секретами.

Одиночество — оно, как тень, ходит рядом, бродит и от него не избавиться. Преследует на каждом шагу, неотъемлемая часть тебя, исходит изнутри. И как избавиться от тени «одиночества»? Правильно -- закрыться от света дня, от солнца. Иными словами -- завершить жизнь, прыгнув вниз.

Я слышала ее дикий разговор в мыслях, ее страшные воспоминания. Столько страхов звучало в голове, маленькие, но огромное количество. Девочка погрязла в отчаянии.

«Мама...мама опять пришла домой с любовником.»

А девчонка слышала их приглушенный за стенкой «трах».

«Папа...папа забыл обо мне...новая семья...новая.»

И как подведенный итог — родители не любят. Прозвучал вердикт в ее голове.

Меня позабавил глупый вывод шестнадцатилетней девушки.

Папа не успел заехать вчера на День Рождения и подарить новый телефон. А мама всегда на работе, меняет любовников, ходит по вечеринкам и на нее не обращает внимания.

Внезапно девочке надоело молчание и потому она подала первые признаки жизни. Спросила тихим голосом, от дрожи ее зубы постукивали друг об друга:

- Вас любят родители? - девочка искоса поглядывал на мой профиль. А я почувствовала словно удар кнута Карателя, рана образовалась от ее слов. - А вот меня не любят, - она грустно опустила нос себе на ноги и на пустоту.

- Глупости, - фыркнула и рассмеялась. - Если твои папочка и мамочка не могут уделять тебе необходимое внимание, это не значит, что они тебя не любят. У них тоже жизнь и они не обязаны плести тебе косички и наряжать в платьица.

Не знаю откуда взялась злость, понимала, что грубо, но остановиться не могла.

Наверное, у девочки ощущение, что я ее тоже ударила кнутом.

- Как может быть, чтобы родители не любили? Как такое возможно? Они же зачали тебя как-то в любви? Как? -повторяла сама себе. Спрашивала не у девчонки, а скорее у себя. Надоело чувствовать этот страх от девчонки, поэтому потянула его на себя, почти физически ощутила мощную волну страха, как та вошла в тело, наполнила теплом и силой каждую клеточку. И принесла немного тошноты.

Первый страх девочки полностью во мне.

Как такое может быть? Родители всегда любят.

Один был, как инкубатор, который выносил девять месяцев, произвел на свет и отдал в чужие руки без мук совести.

Подарила одно сраное зеркальце за тринадцать лет. Я даже не всплакнула, когда стояла над ее гробом, не зная, что сказать.

Как может быть, чтобы родной отец не любил? Откуда мне знать это чувство? Когда отец тебя намеренно убивает для своих целей, когда делает из тебя урода. Когда сажает в клетку, как дикую тварь, животинку? Когда максимум, что доброго от него слышала: «Привет. Все хорошо? Проблем нет? Пойдем поедим, а то у меня собрание на верхушке через двадцать минут.»

Девчонке стало легче от исчезнувшего страха, она временно перестала согревать себя руками. Плечи немножко распрямились.

А потом следующий страх, как магнит. И девочка его озвучила, выливая на мои плечи проблемы, а я приняла:

- Знаете, в лицее меня называют нищенкой, ребята по очереди крошки от булочки кидают на стол. А в обувь иногда наливают газировку. Вы знаете, каково это быть грушей для битья? - девочка в ожидании ответа, задержала дыхание, будто ей нужна помощь, рука поддержки.

- Что ты девочка, - произнесла скупо, сквозь зубы. - Откуда мне знать, какого это быть грушей для битья?

Невольно потрогала волосы, подстриженные! Значительно отросли, сейчас достигали почти живота, а после отрезания были по грудь. Мне кажется в тот момент, когда изуродовала любимые волосы Артема, я уничтожила свою любовь к нему. Это был какой-то переломный момент в жизни.

Потрогала кончиком указательного пальца губу, которую в том же женском туалете одна из Роз разбила ладонью с кольцом.

Потом я прикоснулась к шее, где обозначилась розоватая полоска шрама от хлыста. Кожица там совсем нежная, розоватая.

Теперь из-за отца я изгой во всем мире: в человеческом, в мире Клейменных и в мире Карателей. Нигде нет места. Я никому не нужна.

Я вновь потянула за ниточку страх девочки, губкой впитывая, и чувствуя, как насыщаюсь едой. Опять затошнило от этого ощущения.

И мы вновь замолчали. Я в предвкушении нового страха со стороны девочки. Тот наступил и заставил понуро опустить плечи:

- Я боюсь, один мальчик меня не любит. Он порой улыбается, подмигивает, но боюсь, что откажет, если приглашу на свидание. Таких, как я, много. А если он из вежливости сходит на свидание, а на самом деле я ему не нравлюсь?

Ее слова бились и бились о мое застывшее в одной позе тело.

Как может быть, чтобы парень, который тебе все-таки нравится, трахает тебя, шепчет ласковые словечки, глубоко погружается в тебя. Ты позволяешь это, раскрываешься перед ним. Трепещешь от наката оргазма всем телом, блаженно стонешь.

А он про себя молит: «Давай, давай тварь, кончай! Доверься мне! Доверься и расскажи, где твой мир. Доверься — расскажи, продай свой род и я, так и быть, возможно, сохраню тебе жизнь.»

Я съела последний страх. Взяла внутрь себя, глядя как девчонка спустилась с забора. Гектор галантно подал ей руку, что-то сказал, по-дружески протер плечи, согревая от холода, успокаивая, как ребенка. Я следила за этим действом и не двигалась.

Потом встала с забора, услышав за спиной звуки знакомой песни. Видно, окно на одном из этажей внизу открыли и до меня донеслись слова:

«Я свободен от любви, от вражды и от молвы,

От предсказанной судьбы и от земных оков.

От зла и добра.»

В точности моя жизнь. Солист, ты для меня поешь?