Князь Александр Невский и его эпоха - Янин Валентин Лаврентьевич - Страница 22

В конце сентября 1702 г. началась осада Орешка. Вечером 11 октября крепость была взята. Остатки шведского войска, вместе с женщинами и детьми, имели по условиям рыцарства право отплыть на кораблях вниз по реке обратно в Ниеншанц. Через три дня после завоевания крепости Петр I торжественно переименовал Орешек в Шлиссельбург («Ключ-город»). Зима ушла на подготовку к завоеванию Нюена / Нюенсканса (Ниеншанца). Все шло согласно плану: 1 мая 1703 г. сдался последний гарнизон шведского господства в Невских землях. Здесь же в Нюене некоторое время располагалась главная резиденция царя, названная Шлотбурх. Немедленно начались размышления о том, создавать ли укрепления здесь или необходимо найти в этих целях другую местность, поскольку устье Охты-реки представлялось недостаточно обширной местностью, слишком удаленной от моря, да и ландшафт здесь недостаточно надежен. Итак, решено было искать другую землю, каковая и нашлась через несколько дней — именно такая, какая требовалась. На этот раз это был остров на Неве, называемый Люст-Эйланд, т. е. «Веселый остров». 16 (27) мая 1703 г. здесь было заложено основание новой крепости, названной Санкт-Питербурх. Здесь же под предводительством князя Репнина оставалась часть войск, участвовавших в осаде Ниеншанца. Так гласят записи в военном дневнике царя — «Журнале, или Поденной записке»[173]. После изучения исторических обстоятельств завоевания дельты Невы возникает впечатление, что выбор Люст-Эйланда для сооружения крепости Санкт-Питербурх был, по всей видимости, продиктован тщательно исследованным «потенциалом местности» и ее морскими возможностями. Очевидно, что с самого начала замысливалась постройка не только крепости, но и целого города. До этого места удается проследить общее понимание исследования истории Петербурга в изложении Виттрама[174]. Остается между тем неустановленным, был ли с самого начала задуман «Великий город и резиденция царя». При подробном исследовании истории первых лет строительства окрестностей крепости Санкт-Питербурх такой план представляется сомнительным. Необходимы были новые серьезные военные столкновения со Швецией, чтобы события стали развиваться в нужном направлении таким образом, что было решено основать здесь столицу. И тут решающее значение имеет традиция почитания святого и благоверного великого князя Александра Невского. Уже завоевание Ниеншанца в 1703 г. разыгралось в непосредственной географической близости от места большого сражения 15 июля 1240 г. в устье Ижоры. Именно о покорителе шведов XIII столетия должен был размышлять победитель в битве под Полтавой в 1709 г., когда он (после решающей победы над главной армией Карла XII и после присоединения к России территорий Лифляндии и Карелии) пристук пил наконец к отделке «северного Парадиза» — своего «райского» Санкт-Питербурха. Только теперь новый город на Неве казался защищенным от ответных ударов шведов. Но все-таки к этому времени царю Петру I было еще не совсем ясно, следует ли считать объектом первостепенной важности остров Котлин с крепостью Кроншлот или сам Петербург.

В этом решении также заметную, скажем прямо — решающую; роль сыграла традиция почитания святого князя Александра Невского. В 1710 г. юго-восточнее города на берегу Невы началось строительство монастыря в честь святой Троицы и святого князя Александра Невского. Это строительство имело большое значение для планировки города. Изрядных размеров Александро-Невский монастырь, очевидно, должен был соединяться с центром Петербурга главной перспективой («Невская першпектива») через довольно большое расстояние, причем, вероятно, таким образом, чтобы из монастыря открывался непосредственно вид на шпиль собора святых апостолов Петра и Павла в крепости. Если это, вероятно, так и было, то еще в наши времена нижний отрезок Невского проспекта проходит до Moсковского вокзала по этой старой оси. Только позднее, при планировке радиальной системы улиц с центром — Адмиралтейским шпилем — средний и последний отрезки проспекта были выровнены в соответствии с этой точкой.

30 августа 1724 г. останки тела Александра Невского были торжественно перенесены в только что отстроенную Благовещенскую церковь Александро-Невского монастыря. Случилось это в третью годовщину заключения Ништадтского мира (1721). Таким образом, снова противоборство со Швецией как бы явилось очередным связующим пунктом, или осью, местной истории. Указом Святейшего Синода предписывалось отныне вставлять в праздничную литургию этого дня особый пункт о борьбе со Швецией (Синаксарь со Службой Гавриила Бужинского). Еще ранее Святейший Синод постановил, что святой Александр Невский не должен более изображаться на иконах в образе монаха, более того, он должен теперь изображаться только в одежде великого князя и с его царственными регалиями. Учреждение ордена святого Александра Невского в 1725 г. явилось естественным звеном в цепи событий: в Российской империи Петра I и его преемников в полном объеме была воплощена традиция почитания святого Александра Невского как патрона правящей династии и «заступника земли Русской». Теперь стало очевидным, что Петр I как будто бы стоял на плечах Александра Невского, а именно: Петр прорубил «окно в Европу» в том занавесе, который шведы на столетие опустили было перед глазами негодующей России. Но у истоков борьбы за свободный выход России к морю стоял именно Александр Невский. Традиция великого национального героя явилась моральной поддержкой и для героического блокадного Ленинграда времен Второй мировой войны, и наш 750-летний юбилей победителя в сражении на Неве, который мы отмечали в 1990 г., еще раз напоминает о непреходящем значении этой традиции и вечности священных реликвий национальной истории.

Здесь мы ясно видим пример особенного развития традиции, необычайно притягательный для профессионального историка. Необходимо отметить, что историография сыграла своеобразную роль в развитии культа национальных святых, как показал это в своих поучительных исследованиях Ганс Генрих Нольте. Попытка познания национальной истории кажется соблазнительной вначале, прежде чем мы пройдем утомительный путь через критику традиции к собственно нашему предмету, а именно к попытке реконструкции прошлого.

Истинное понимание истории княжения Александра Невского невозможно почерпнуть из скудных источников того времени, которые существовали независимо от Жития, сознательно стимулировавшего возникновение особой традиции. И все-таки столь скупые на слово новгородские летописи имеют то преимущество, что они довольно близки к предмету повествования и «стоят на земле». Их «приземленность» становится ясной: этот князь вступил в конфликт с вечевой республикой с бо́льшими претензиями, нежели его предшественники, и, что особенно любопытно, с большими претензиями даже, чем его последователи, московские великие князья XIV–XV вв.

Когда исследуешь противостояние Александра Невского республиканским принципам Новгорода Великого, начинаешь сомневаться в тезисе А.А. Преснякова о том, что княжение Александра отметило конец древнего Киевского княжества, довело его, так сказать, до полного упадка; только благодаря московской концепции государства XIV столетия развитие княжеской власти заметно пошло вверх. Современные исследования продемонстрировали существенное возрастание княжеской власти во времена Александра Невского, при этом обычно в Новгороде отмечалось сильное дробление различных мнений и социальных фракций. Бояре и «житьи люди», церковная иерархия, различные слои торговцев и ремесленников, городские «низы» — «мизинные люди» Софийской и Торговых сторон — все они имели свои представления о сущности народовластия и верховной власти в это смутное время крестовых походов и возрастания претензий монгольских ханов на сюзеренную власть. Александр как великий князь Владимирский и князь Новгородский попытался удовлетворять разным политическим амбициям и мнениям, чтобы провести свой корабль — Русь — через тяжелый период, оставив при этом для Новгорода «окно в Европу» через Неву открытым.