Князь Александр Невский и его эпоха - Янин Валентин Лаврентьевич - Страница 16

Согласно всем имеющимся древнерусским источникам, у нас нет никаких фактических данных для сближения текстов о Невском сражении НIЛ старшего извода и Жития Александра Невского. Между тем Д. Линд утверждает, что «текст Синодальной рукописи имеет много общего с Житием». «Половина всех текстов в Синодальной рукописи идентична текстам НIЛ младшего извода» по весьма простой причине: протограф НIЛ старшего извода был прямым источником НIЛ младшего извода. Поэтому нельзя оперировать текстами НIЛ младшего извода как аутентичными для XIII и XIV вв., потому что они испытали влияние и других источников, а не только одного старшего Архиепископского летописания (это, кстати сказать, убедительно показано А.А. Шахматовым[105] и Д.С. Лихачевым[106]). И наконец, «с хронологической точки зрения» мнение Д. Линда также оказывается неверным, так как часть Синодальной рукописи под 1240 г. написана рукой третьего писца не во второй четверти XIV в., а во второй половине XIII в. Этот почерк принадлежит вполне конкретному книжнику — пономарю Тимофею из церкви святого Якова, что на Добрыне улице в Людином конце Новгорода Великого[107]. Именно об этом и сообщил В.Л. Янин присутствовавшим на дискуссии в Ленинграде ученым, что убедило всех в том, что в живом новгородском летописании Софийского владычного двора и новгородских церквей XIII в. не было ни малейших следов текста Жития Александра Невского.

Таким образом, рассказ Синодального списка под 1240 г. является достаточно цельным, современным событиям и аутентичным источником, опирающимся на устные рассказы участников Невской битвы. Что же касается сообщений об убитых — шведском воеводе Спиридоне и шведском епископе (без имени), то эти сведения могли быть даны понаслышке: шведы сами увезли трупы своих «вятших мужей», и новгородцы не могли проверить, кто же действительно пал в этой битве из числа врагов; что же касается своих павших воинов, то все их имена были перечислены в летописи. Сейчас нельзя сказать, насколько достоверны эти сообщения, так как их нельзя ничем подтвердить и ничем опровергнуть. То же самое необходимо признать в отношении участия в битве норвежцев: был их отряд или не был на Неве? Во всяком случае Синодальный список заслуживает доверия. Д. Линд и сам был вынужден признать, что «Синодальная рукопись, возможно, сохранила информацию из оригинальной летописи о битве».

Итак, совершенно немотивированным выглядит сейчас главный вывод датского исследователя, который звучит так: «Из общего анализа русских источников о битве кажется, что шведская кампания и битва на Неве были раздуты. В действительности, возможно, имело место не более чем нападение небольшого отряда, даже меньшее, чем нападение в 1164 г. на Ладогу, описанное детально в новгородских летописях, а с 1330 г. оно выросло в событие национального значения, затмевающее собою даже Ледовое побоище». При чем здесь 1330 год? Отмеченный выше 1330 год не имеет никакого отношения к возникновению в XIII в. двух различных, не зависящих друг от друга текстов о Невской битве. «Побуждение включить Житие в Архиепископскую летопись, усиливая описание Невской битвы, — продолжает Д. Линд, — возможно, возникло из-за серьезного кризиса, переживаемого Новгородом на Неве в начале XIV в.». Здесь, во-первых, излишне категоричным выглядит заявление о кризисе новгородской политики на Неве в начале XIV в.: никакого кризиса не было, когда рать великого князя Андрея Александровича, сына Невского героя, разбила у Ландскроны шведское войско в 1300 г. и срыла до основания эту крепость. Во-вторых, Д. Линд перепутал XV век с XIV-м: включение Жития Александра Невского в состав летописи Софийского владычного двора произошло в 30-е годы XV в. и никак не раньше! В-третьих, «побуждение» летописца еще не означало, что он немедленно приступил бы к переписке Жития в летопись. Для этого были необходимы соответствующие основания и условия. А в Новгороде начала XIV в., в условиях ожесточенной борьбы различных групп боярской олигархии за власть, еще не возникала возможность почитания святого благоверного и великого князя Александра Ярославича Невского[108].

Одним словом, появление двух источников о Невской битве в XIII в. не имело никакого отношения к событиям XIV в. и не может быть исходя из них объяснено. Другое дело — победа Александра Ярославича на реке Неве. Она «в этот период нестабильности могла иметь символическое значение» (Д. Линд) и, мы бы добавили, громадное практическое, оказав сильное влияние на политику западных соседей Руси на протяжении столетий.

Высказанное Д. Линдом сомнение относительно достоверности рассказа о Невской битве под 1240 г. НIЛ старшего извода входит в противоречие с реальной историей новгородского живого летописания XIII в. и владимирской агиографией того же века, которые со всей очевидностью показывают несостоятельность концепции датского исследователя.

Ученого-слависта всегда интересует не только история общих начал славянских культур собственно славянского литургического языка как первого славянского литературного языка вообще, но и вопрос некоего славянского имманентизма, если он в действительности существует. Возможно, что имманентизм действует в истории беспрерывно, но есть времена, когда славянское самосознание внезапно вспыхивает и потом опять на долгое время затухает.

Нам кажется, что деятельность Александра Невского, защищавшего интересы не только родовые, но и народные, содержит в себе также чувство принадлежности к более широкому содружеству, объединенному общим славянским языком и его письменной культурой.

Эпоха Александра Невского была уже вторым периодом активного взаимодействия славянских обществ. Первым был период христианизации славян, с которым связано образование государств нового типа. В этом первом периоде можно обнаружить примеры сознательной взаимопомощи славянских князей; правда, в плане военных действий она иногда вырождалась в братоубийственные бои, но в плане идеологически-культурном (имеются в виду передачи литературных памятников — княжеских житий и богослужебных книг) взаимообмен был бескорыстным и общеполезным. Доказательством такого общения было, например, почитание чешских святых Вячеслава и Людмилы на Руси и почитание русских святых Бориса и Глеба в Чехии XI в.

Третьим периодом славянского имманентизма, как нам кажется, было время барокко XVII–XVIII вв., когда стал развиваться интерес отдельных славянских культур к культурам соседних стран, интерес настолько сильный, что он преодолевал идеологические преграды религиозно-догматического характера. Это было явление, содержащее в себе разные виды реализации, — от простых переводов западных рыцарских романов до утопических представлений (например, Юрия Крижанича — о новом соединении славян). Все это получило название «барочный славизм».

Четвертым периодом активизации славянской мысли можно считать национальное Возрождение славян в XIX в., в особенности тех, которые испытали османское иго или другие социальные притеснения от нетолерантных соседей; и в нашем веке, после Второй мировой войны, славянам был дан шанс показать себя и создать образец общества нового типа. Но этот шанс был, к сожалению, упущен и вдребезги разбит бесчувственной идеологией сталинского тоталитаризма.

Возвращаясь к эпохе Александра Невского, к XIII в., мы хотели бы напомнить, что это был век не только татаро-монгольского нашествия, но также и век подъема некоторых славянских княжеств, век великих личностей. Князь Даниил Романович Галицкий из русских Мономашичей первым поднял западнорусские области на высокий политический и экономический уровень. У южных славян — сербов — Стефан Урош (1243–1276) из династии Неманичей получил прозвание «Великий король». Он был не только видным государственным деятелем на сербском престоле, но и замечательным политиком международного типа. На венгерском престоле сидел Бела IV (1239–1270), пользовавшийся помощью русских князей и предлагавший им свою помощь. Чешским королем был тогда Пшемысл Оттокар II (1253–1278), прославленный при жизни прозванием «Железный» или «Золотой». Он обладал территорией «Срединной Европы» от Средиземного до Балтийского моря. В Новгородской же и Владимиро-Суздальской землях князем был тогда Александр Невский, знаменитый полководец и политик.