Новый век начался с понедельника - Омельянюк Александр Сергеевич - Страница 37

В первый день сразу же отпраздновали, пришедшийся на невольный отпуск, ничем особым не запомнившийся день рождения их начальницы Надежды Сергеевны Павловой.

И лишь небольшой, не развившийся в более серьёзный, инцидент слегка попортил Платону настроение.

Надежда, с детства подсознательно страдавшая патологической жадностью к еде, возможно из-за уже излишне принятых градусов, разогревших и размягчивших её мозг, неожиданно для всех, а может и для самой себя, оговорила Платона, только что начавшего наливать себе сок, разбавляя им ликёр и делая коктейль:

– «Куда ты столько?».

Взмутившаяся такой вопиющей бестактностью, граничащей с холопским хамством, присутствовавшая на мероприятии комендант здания Нона Петровна Барсукова просто впилась своими тёмно-карими, чуть ли не вытаращенными от удивления, глазищами в бесстрастно-наглые, самодовольные и ничего непонимающие, спрятавшие за стёклами очковых линз свою совесть, глаза Надежды.

Но та даже не обратила на это внимание, что, однако, не ускользнуло от внимательного взгляда Платона, сделавшего до этого вид, что он, будто бы, не слышал обидные для любого нормального человека слова своей зарвавшейся начальницы.

На следующий день он выдал комплимент Ноне за её нормальное, человеческое чувство такта, понимание ситуации, и, вообще, за культуру воспитания. Та сразу же вспомнила этот несостоявшийся инцидент, советуя Платону на будущее:

– «А ты, в таких случаях, почаще тыкай её мордой в сено!».

Ещё одно обстоятельство явилось примечательным на праздновании дня рождения Надежды – присутствие их общей начальницы Ольги Михайловны Лопатиной.

Это была, ещё сохранившая красоту, незаурядная женщина весьма средних лет, в чьих жилах текла кровь белорусов, армян и русских.

Из-за этой гремучей смеси, её излишний темперамент и энергичность иногда заменяли ей разум и расчётливость, создавая лишь иллюзию бурной, кипучей деятельности.

Словно после зимней спячки на ООО «Де-ка» посыпались многочисленные заказы.

Коллектив сразу приступил к работе, и всем сотрудникам пришлось энергично вертеться, даже Гудину.

В начале второй декады января, после окончания очередной перегрузки товара с одной машины на другую, Платон вместе с Иваном Гудиным ожидали троллейбуса на остановке вблизи автовокзала на Щёлковской.

Порядком уставшие, оба уже стояли молча, думая каждый о своём.

Воспоминания Платона о годах, прожитых неподалёку на улице Николая Химушина, где родился его самый последний ребёнок Иннокентий, неожиданно прервала престарелая женщина:

– «Мил, человек! Не подскажешь, я доеду на этом тролебусе до…».

Тут она смолкла, доставая из наружного кармана измятый листок с адресом, и протягивая его Платону.

Тот прочитал и удивился:

– «Так Вам лучше на метро доехать! И ближе и быстрее!».

– «Да не! Я метра боюсь! Темно и шумно очень! Да и под землёй ведь!».

Глядя на это ископаемое, Платон недоумённо заметил:

– «Ну, можно и так, на троллейбусе».

Тут же в разговор влез ревнивец Иван Гаврилович, что-то громко тараторя приезжей. Платон отошёл в сторону. Ему вдруг стало жаль эту старушку. Наверняка она чья-то мать и бабушка. Видимо едет издалека. Скорее всего, в гости к детям и внукам. Да и одета она как-то уж очень по-старинному, даже для прошлых советских времён.

Вскоре на остановку подошёл парень, недоодетый по новой молодёжной моде.

Из-под кожаной куртки торчал не только подол свитера, но и мятой, белой рубашки, будто бы жёваной промежностью.

Старушка с интересом уставилась на диковинку.

Немного постояв, она не выдержала и подошла к молодому человеку:

– «Милок! У тебя исподнее не заправлено!» – участливо подсказала она ласковым, материнским голосом.

– Чо-о?!».

Видимо подумав, что современная молодёжь не знает слово «исподнее», старушка поправилась:

– «Ну! Эта! Срачицей раньше называлась!».

– «Чего, чего?!» – уже как-то грозно и задиристо вопросил парень.

– «Рубашка у тебя торчит!» – решил помочь старушке Платон.

– «Как будто ты только что по-большому сходил и не заправился!» – как всегда не удержался от нравоучительного уточнения проктолог Гудин.

– «Только бумажки ещё не хватает!» – не выдержал теперь и Платон.

Парень сначала, видимо, хотел нагрубить старикам, но, оценив численный перевес оппонентов, смягчился:

– «А-а! Ну, эта мода сейчас такая!» – поучил он безнадёжно отставших от жизни.

Старушка недоумённо перевела вопросительный взгляд с парня на Платона, потом на Гудина, и молча отвернулась.

– «Хм! Сратица… Пердуны старые!» – тихо и злобно добавил парень, опасливо и брезгливо пятясь от святой троицы.

– «Что за мода такая?!» – тихо вслух вопрошала гостья столицы, отходя подальше от парня и невольно всё ещё оглядываясь на него.

Воцарившую неловкость вскоре разрядил подошедший троллейбус.

Да! Многое в нашей теперешней жизни непонятно нормальному, здоровому человеку.

А провинция, видать, ещё не испортилась.

Или не испортились её старики, хранители древней морали! – рассуждал про себя Платон.

– «А ты говоришь, Лешка не аккуратный! Слава богу, что он хоть так не ходит!» – возвратился к обсуждению больного вопроса Гудин.

– «Да-а! Ему до них далеко! Да и разница в возрасте у них приличная. Считай другое поколение!» – подхватил тему Платон.

– «Куда мы ко́тимся?!» – задал риторический вопрос Иван Гаврилович.

– «А, кстати! Как она назвала? Срачицей, кажется? А как будет называться кофта, торчащая у девок из-под курток, чтобы придатки не застудить?» – вдруг продолжил он свой интерес.

– «Ну, …наверно, типа написничка!?» – подхватил Платон любимую тему Гудина.

– «А молодец, старушка! Мы-то пригляделись. Говно уже в упор не видим!» – закончил обсуждение Платон.

А вообще-то с пошлостью и явной безвкусицей надо бороться и не стесняться этого, как эта, пусть и наивная, но зато принципиальная старушка.

Иначе будем посмешищем и для самих себя и для гостей столицы! – молча заключил свою мысль Платон.

Начало этого года, ознаменовалось, прежде всего, январским празднованием 55-летия Платона.

В этом же году предстояло также отметить февральское 45-летие Ксении, июньское 100-летие отца Платона Петра Петровича Кочета, а также августовское 25-летие единственной дочери Платона Екатерины.

Год обещал быть насыщенным на празднества и события.

К торжествам начали готовиться заблаговременно.

Ещё при поздравлении родственников с наступающим Новым годом, Платон всех их пригласил на свой Юбилей.

Под ещё не растаявшим впечатлением от очень тепло отмеченного его 50-летия, все родные с радостью откликнулись.

Тогда Платону пришлось отмечать свой Юбилей два дня подряд, так как его хоть и относительно большая, но всё же однокомнатная квартира не позволяла разместить всех гостей одновременно.

В первый день собрались многие родные юбиляра, а во второй – его друзья и родственники жены.

В этот раз решили всех объединить сразу под одной крышей.

И хотя ряды родных и друзей поредели, всё же их общее количество не позволяло использовать для этого большую однокомнатную квартиру Платона.

Поэтому торжество решили перенести в квартиру сестёр в известную высотку на Котельнической.

И это, с тайного намёка Ксении, предложили сами фактические хозяева квартиры Варвара и Егор.

Но сначала предстояло отпраздновать юбилей Платона на работе.

В среду, 15 января, виновник торжества принёс в офис заготовленные, всегда по всеобщему мнению хорошо готовящей, Ксенией салаты, добавил к ним разносолы собственного производства, докупив недостающее до, по настоящему празднично-разнообразного, застолья.

Накрывая на стол, ставя на него всё новые и новые блюда, Платон услышал восхищённо-стеснительное от Марфы Ивановны: