Новый век начался с понедельника - Омельянюк Александр Сергеевич - Страница 33

Но иногда Платону приходилось наоборот, даже выручать Алексея от редких, а потому вопиющих, неумных нападок на него других коллег по работе, и даже, в частности, их начальницы.

Как-то раз Платон продемонстрировал коллегам шутку с шестнадцатью палочками, якобы считаемыми в момент их написания и скороговорки:

– «Я пишу, пишу, пишу! Шестнадцать палочек пишу! Если Вы не верите, возьмите и проверьте!».

Алексей пошёл к столу Платона, убедиться в правильности подсчитанного, однако был остановлен, всегда ревнующей Платона к его успехам и авторитету в коллективе, бесцеремонной Надеждой Сергеевной:

– «Алексей! Ты куда пошёл?».

Платон тут же вступился за коллегу, ставя зарывающуюся директрису на место своим откровенным ответом на её глупо-беспардонный вопрос:

– «Палочки считать!».

– «Нет, я лучше их брошу!» – обиженно, и даже вызывающе нахально, но с серьёзным видом, двусмысленно пошутил в пику всему Алексей, вызвав тут же смех у, не ожидавших такого смелого ответа, Гудина и Платона.

Чувство юмора вообще было присуще Алексею, и он часто очень даже удачно и к месту им пользовался.

Отмечая очередной праздник в ресторане «Ёлки-палки», их компания уже изрядно выпила и подкрепилась, после чего Гудина естественно повело на комментарии им увиденного.

В этом ресторане посетители подходили к «телеге» с едой и брали всё, что хотели, и в любых количествах.

Узрев толстую женщину, набирающую еду себе в тарелку, он тут же саркастически высказался по поводу любви некоторых женщин поесть, исподволь намекая и на своих сотарелочниц:

– «Такую жену заимеешь, утром проснёшься, глядь в холодильник, а там пусто!?» – захлёбываясь в собственном смехе, поведал насмешник.

Тут же Алексей, обращаясь к Гудину, не преминул продолжить шутку:

– «И часто так бывало?!».

Их всеобщий смех сразу затмил неудобную, двусмысленную ситуацию, а Алексей этим разрядил обстановку.

Чуть позже, он прокомментировал задержку им своих, уже поевших, коллег обещанием сладкоежки скоро закончить трапезу:

– «Ещё один маленький кусок торта съем…».

На что, заждавшийся всех Платон, без злого умысла, не думая о последствиях, и больше по-привычке, не преминул вставить:

– «А потом большой!».

Но Алексей, не успев среагировать на это, добродушно заверил:

– «И буду сыт до конца вечера!».

Тут же, ещё не отошедший от обиды за предыдущую шутку, уже излишне пьяный Гудин неуклюже попытался взять реванш у Алексея:

– «Да от таких кусков и до утра ссать не будешь!».

Видя замешательство сослуживцев на эту едкую, публичную шутку Гудина в свой адрес, при невольном участии Платона, Алексей, намекая на её неудачность, тактично и иронично спросил Ивана Гавриловича:

– «Пошутил, что ли?!» – опять, довольно тонко и тактично, выходя из некрасивой ситуации.

И в этом Алексей и Платон были очень близки. Но и не только в этом.

Они всегда жили, как хотели, может даже в своё удовольствие, совершенно не обращая внимания на копошащихся вокруг них со своими земными проблемами, и иногда покусывающих и сосущих их, муравьёв, комаров-кровососов и всяких мошек-мандавошек.

Им обоим, почему-то, часто завидовали окружающие. Они внешне казались не от мира сего. Их высказывания иной раз были непонятны людям.

Да и их внешний облик говорил всем о неприятии ими всеобщих правил.

В общем, они явно напоминали людей необыкновенных, чудаковатых, талантливых, в общем, помазанников божьих, возможно даже гениев.

Это талант виден сразу. А гениев, поначалу, не видят, и не понимают.

А потом их ещё и долго не воспринимают.

Но между Платоном и Алексеем были и существенные, даже коренные различия.

Платон был всегда в ладах со спортом, с физкультурой. Занимался ими регулярно и с умом. Даже тогда, когда стал инвалидом опорно-двигательной системы.

Алексей же был с ними, в общем-то, не в ладах. Со временем он ссутулился и оживотился. Видно руль и компьютер постепенно сделали своё дело.

Алексей ходил теперь как-то странно: выпятив живот, уверенно, но не твёрдо перебирая под ним ногами, оттянув назад голову на очень короткой шее, словно со стороны, сзади, наблюдая за ним, за его движением вперёд.

Их различия касались и глубины многих знаний, и культуры вообще.

Алексей, впрочем, как и Гудин, да, как и Надежа с Инной, на поверку оказались просто начётчиками и верхоглядами во многих областях знаний, даже в русском языке.

От Алексея, при молчаливом согласии Надежды часто можно было услышать:

– «Ква́ртал и ката́лог».

Знания же Марфы Ивановны хотя и были весьма незначительны и простительны, но отличались достаточной глубиной и стойкостью.

Но особенно большое различие между Платоном и Алексеем неожиданно проявилось в их идеологии и во взгляде на историю страны.

Однажды это явственно сказалось в их разговоре по поводу предстоящей ранней работы.

– «Машина будет в восемь утра!» – заговорчески сообщил Алексей.

– «Как, так? Им же грузиться два часа, и час ехать! Что, они начнут работать в пять утра?!» – недоумевал Платон.

– «А советское время давно закончилось!» – чуть шутя, но гордо заключил Алексей, точно обозначая этим свою нынешнюю позицию.

Он и позже никогда не упускал случая, чтобы посмеяться и покуражиться над советским народом, социалистическим строем, КПСС и её руководством, особенно Генсеками.

В этом также явно выражался антисоветский и антикоммунистический настрой и отца Алексея – Валентина Даниловича Ляпунова, в своё время непризнанного гения, обиженного на всех и вся.

Алексей был любителем всего нового. Именно он предложил Надежде Сергеевне поставить дистанционный радио звонок для вызова сотрудников: Марфы Ивановны, Платона Петровича и Ивана Гавриловича со склада и цеха к себе в офис. Надежда Сергеевна, как верная последовательница своего великого однофамильца, с профессиональным пониманием условных и безусловных рефлексов откликнулась на предложение молодого гения.

Через день, мелодичный звонок, призванный вызывать слюну у подопытных животных, стал надёжным призывом посетить главный кабинет для самых пожилых сотрудников, чтобы не дай бог относительно молодые не растеряли свои животы и не опали в жопах.

С этого момента два, три или четыре звонка, соответственно, периодически оглашали звонкой трелью помещение ООО «Де-ка», вызывая удивление у посетителей и рефлекторное раздражение у подопытной пожилой троицы.

Алексей абсолютно был уверен, что любого человека можно научить чему угодно. При этом он приводил свой пример с музыкой и, особенно, с вождением автомобиля.

Во время учёбы на курсах он наслышался в свой адрес от инструкторов, что ему просто не дано водить автомобиль. Однако, со временем, почти ежедневные поездки по московским пробкам постепенно сделали из него просто виртуозного водителя.

Через некоторое время он пересел со старой Волги ГАЗ-24 на почти новую, чёрную Волгу ГАЗ-31-02 из правительственного гаража, приобретённую на деньги Надежды Сергеевны.

Но такого нельзя было сказать о занятиях Алексея английским языком и особенно айкидо. Он считал, что хорошо освоил этот вид единоборств.

Но когда Алексей показал некоторые приёмы Платону, тот усомнился в его мастерстве, так как тот это делал как-то угловато, медленно и неуклюже.

Считая, что его мастерство в айкидо даёт ему возможность использовать свои знания и умения на практике, Алексей вёл себя на улице смело и даже подсознательно несколько вызывающе.

У Алексея иногда случались проблемы со здоровьем. Он часто простужался и ещё чаще чихал от пыли с многочисленных коробок.

Когда подверженный аллергии Алексей однажды несколько раз подряд чихнул, Марфа Ивановна не удержалась от комментария:

– «Ты так всю свою гениальность вычихаешь!».

Даже такое высказывание об Алексее очень коробило завистливого Гудина. Как-то раз он высказался Платону по этому поводу: