Инволюция (СИ) - Кауф А. - Страница 34

Звон приборов и гомон толпы оглушающим лавиной бьёт по ушам. Яркий свет заставляет зажмуриться. Но лишь на миг. Пляшущие разноцветные пятна перед глазами сливаются в единую картину, обрастая лицами и деталями. «Это… люди!» — проскальзывает недоверчивая мысль. Под стать кружащимся силуэтам меняется и пространство. Свечи в высоких канделябрах освещают роскошное убранство бального зала. Вытканные, будто вчера, гобелены пестрят рисунками причудливых гербов. Столы с белоснежной скатертью соревнуются в аппетитности и красоте блюд, собранных со всего мира. За ними восседают дамы и джентльмены в элегантных нарядах. Декольте и рукавчики корсажей дам пестрят обилием бантиков, кисточек, оборок. К ним крепятся живые цветы, своими чудными ароматами перебивающие запах еды. На дорогой драпировке газовой ткани мелькают блики ярких огней. Легкие пышные кружева привлекают кошек, так и норовящих ухватиться коготками за дорогую ткань. Питомцы расхаживают среди гостей в миниатюрных одеждах и башмачках. Им дозволено бегать по столам, забираться на колени, царапать обивку стульев и ронять на пол хрустальные чаши.

Толпа людей в центре расходится по парам, готовясь к танцам. Все выглядят счастливо и непринуждённо. И самое главное — совершенно не замечают сидящую с открытым ртом Агату. Последним подтверждением её невидимости становится морщинистая рука. Бахрома, обрамляющая рукава-пагоды, проходит сквозь тело, чтобы взять на пробу веточку винограда. Пожилая женщина в благородном тёмном бархате и накидке из муслина беззаботно продолжает разговор с круглолицей подругой-китаянкой. Агата зажмуривается. Считает до десяти и вновь открывает глаза. Видение не исчезает. Тогда девушка вытягивает руку и проводит ею перед лицом беззаботно болтающих дам.

— Несчастная миссис Бернадетт. Дай Мурлыка ей терпения, — женщина с виноградом не обращает на мелькающую перед лицом руку никакого внимания. — Сначала потерять падчерицу, потом мужа, а под конец лишиться лучшей экономки. И как выдержало все эти испытания её слабое сердце.

— Не дай взору затуманиться. Бернадетт—хитрая женщина. Она утаивает немало секретов, — сдержанно отвечает красавица, украдкой поглядывая по сторонам.

— Если ты о её муженьке, что тайно проиграл в карты всё совместно нажитое, так об этом знают все. Жаль, отработать проигрыши он не успел. Его отправили во Тьму, не без помощи джентльмена, которому он задолжал. Бедная падчерица попалась под горячую руку и, увы, примкнула к своему отцу. Но не тревожься. Месье, пренебрёгший законом, лишился головы на Площади Пяти Столпов.

— Прошу прощения, миссис вы меня слышите? — нервно врывается в диалог Агата. Ожидаемой реакции это не производит. Ничто не в состоянии прервать светские сплетни.

Ловко прикрывшись веером, черноволосая иностранка склоняется к подруге. Заговорщицким шёпотом она произносит:

— Бернадетт сама убила мужа. Я случайно подслушала её исповедь перед ликом Страдающего В Ночи. Тогда же я встретила несчастную мисс Этель. И она мне рассказала такое, что шерсть встала дыбом…

Пожилая дама прикладывает руку к губам, но в следующую секунду шок сменяет любопытство. Похожая метаморфоза происходит и с Агатой. Сплетни не интересовали её до той поры, пока в них не появлялись прямые намеки на убийства. Не выпуская шар с коленей, девушка пододвигается к щебечущим подружкам.

— Пресвятой Многохвостый Кошак! Верно говорил священник, она на всё пойдет, чтобы сохранить наследство матери.

— Вот—вот. А слышала ли ты, что падчерица ненастоящая была? Внебрачная дочь мисс Этель, вот кто она. Да—да. Той самой экономки, что покинула поместье, узнав о банкротстве миссис Бернадетт. Она подговорила свою кровинушку притвориться потерянной дочерью!

— Хвост, уши, хвост! И ведь никто не смог раскрыть обмана! — по—утиному крякнув, поддакивает седовласая подруга.

Агата тоже не упускает возможность прокомментировать:

— Жалко ДНК экспертизу тогда ещё не открыли.

Мимо проходит влюбленная пара. Сплетницы тут же возвращаются к излюбленной теме, с ожесточением обсуждая новомодный покрой французского кутюрье. Лестное приветствие, пара коротких фраз, и вот две пары жадных до чужих секретов глаз провожают удаляющихся людей.

— Муки совести заставили мисс Этель рассказать мне свой секрет, — собрание продолжается за «стеной» веера, — Она думала отправить Бернадетт в небытие. Порчу на неё день за днём наводила. То-то у Бернадетт сердце болело. Дочуркой своей мисс Этель думала мужа одурманить, да присвоить себе богатства семьи. Ей не дано было знать, что тот всё в карты спустил. Да так, что в долги влез. Даже Бернадетт не знала. Вот этот болван и додумался того сэра подставить. Мол, это он убил падчерицу. Две головы разом отсёк. И от надоедливой дочери избавился, и от долгов.

— Только миссис Бернадетт всё равно его расколола, а потом… —заканчивает женщина могильным голосом — поклянись, что никому не скажешь! Мисс Этель моя давняя знакомая. Пусть лучше Бернадетт верит, что справедливость восторжествовала. Ради нашего же спокойствия. Если эта проныра всё пронюхает, то и мне, и тебе достанется не меньше, чем несчастному мужу.

Разговор перерастает в светское перемывание костей соседям. Тайны закончились, и любопытство Агаты поубавилось. «Интересно, сколько ещё будет длиться эта галлюцинация?» Внимательный взгляд скользит по торжественному залу. Ей, безусловно, интересно наблюдать за происходящим. И хотя разум настаивает на том, что она «очень сильно ударилась головой и потеряла сознание», следить за ожившими страницами прошлого весьма увлекательно. Тем более, что мешает ей остановить это безумство? Несколько поворотов светящегося шара — и она уверена, что вернётся обратно. При условии, что это не сон. Но чем дольше Агата пребывает на торжественном приёме, тем настойчивее скребётся внутри маленькое существо, именуемое паникой.

Перебирая в голове возможные угрозы, Агата останавливается на одиноком человеке за самым крайним дальним столом. Там сидит лишь одна дама в огромной шляпе с расходящимися в разные стороны крыльями. Её платье не пестрит вычурными переливами красок. Цвет глубокой полночи окутывает тело и руки, завершаясь лайковыми перчатками. Крупные неогранённые камни, будто только что вынутые из чрева земли, являются единственным ярким пятном в её образе. К этой женщине не подходят посплетничать гости, а коты обходят стороной. Неужели она — причина воющей в подсознании паники?

Агата чувствует, что разглядывает её слишком долго. Нужно отвернуться. Оторвать взгляд. Почему же она не может? Что-то насильно держит её. Заставляет раз за разом прокручивать в голове запечатлевшийся образ. Она упускает из виду деталь. Знакомые жесты. Очертания. Перья. Где же она видела эту леди ранее?

Женщина за столом дёргается, словно от удара током. Опущенная голова вздрагивает. Плечи распрямляются. Пальцы стискивают скатерть, сжимаясь в кулак. Лица людей, в счастливой эйфории порхающие вокруг, расплываются. Их образы замыливаются, теряют очертания. Шум голосов стихает. Пространство окунается в полумрак. Лишь фигура за столом остаётся в кругу света.

Каркающая стая воронья налетает из ниоткуда. Они окружают фигуру, своими крыльями скрывая медленно поднимающуюся голову. От их рваных криков содрогается воздух. Стены помещения сужаются. Давящее пространство тисками сжимает лёгкие. Вдох сопровождается разящей болью, шлейфом окутывающей тело. Вуаль перьев расступается. Фигура поворачивается к Агате.

Лица нет. Лишь белоснежный птичий череп с острым клювом и две бездонных дыры вместо глаз. У Агаты сдавливает горло. Невидимая рука сжимает шею. Сломать. Уничтожить. Убить.

— Я знаю, что ты здесь.

Дёрнувшееся помимо воли тело пропускает волну жара. Рука неосознанно отбрасывает шар в сторону. Видение пропадает, оставляя после себя гулять эхо крика по заброшенному зданию.

Опалённый рассудок выныривает из тьмы лишь в тот момент, когда горло начинает саднить от непрерывного крика. Готовясь было замолчать, Агата замечает фигуру в проёме зала. Два желтых глаза с вертикальным зрачком заинтересованно наблюдают за девушкой. Только утихший вопль возрастает с новой силой. Навалившаяся мешанина оголенных, будто провода, эмоций помыкают оцепеневшим от ужаса разумом. Тело барахтается на столе, подобно живой рыбе на суше, им руководит лишь стремление выжить. Агате больше не до исследований. Любопытство вылетело в форточку вслед за рациональностью, стоило только страху постучать в дверь.