Инволюция (СИ) - Кауф А. - Страница 16

«Я так хотел умереть дома»

В этот раз Агата не сдерживается. Оглушив саму себя истошным криком, она отшатывается от головы. Тело само пятится назад. На костюме остаются тёмные пятна. Поскользнувшись, девушка падает на пол. Взгляд устремляется к изуродованному оленю. Встал? Убьёт? Стрелять? Из остеклевших глаз выкатывается прозрачная капля влаги. Стекая по морде, она падает в бурую лужу, растворяясь в ней.

Неподвижное существо не может причинить ей вред. И говорить оно тоже не в силах. Наверное. «Мне не показалось?». На четвереньках Агата подползает обратно к оленю. Поколебавшись, она вновь всматривается в немигающие глаза. Несколько дорожек слёз подмачивают остывающую плоть.

«Обнимите. Пожалуйста»

Опыты не всегда приносили ожидаемые результаты. Порой из-под рук Агаты рождались настоящие чудовища. Прекрасные в своеобразной красоте для науки, но совершенно омерзительные для человеческого глаза. Уильям, при всей его мужественности, обходил стороной неудачных подопытных, всякий раз держа транквилизатор наготове. Как же к ним относилась сама Агата?

Руки аккуратно скользят вдоль шеи. Бурый от крови мех соприкасается с чёрной гладью перчаток. Испачканной рубашкой Агата прижимается к покалеченному телу. Голова осторожно ложится набок, чтобы видеть блёкнущие глаза.

«Спасибо, что услышала меня, хозяйка»

Слёзы перестают течь из глаз. Дрогнувшее веко закрывается, поглощая вместе с ним крошечные угольки жизни.

— Даже у самых страшных монстров есть чувства и голос, — негромкий шепот растворяется в тишине.

Время словно замирает в доме. Прохладный ветер спутывает распущенные волосы. Не слышно птиц и писка насекомых. Пустота проникает и в голову, лишая напрочь любых мыслей. Вакуумное состояние прерывается чем-то липким, стекающим с тела существа. Оторвавшись от мёртвого тела, Агата замечает бесцветную жидкость, стремительно покрывающую труп. Схватившись за угол стола, девушка осторожно поднимается. Поверхность под ногами скользит. Выступившая влага смешивается с кровью, вскоре охватывая существо с ног до головы. Под воздействием неведомого состава оно начинает быстро сжиматься. В воздух поднимается столб пара.

Сначала жидкость съедает кожу, оголяя внутренности и мышцы. Органическая структура поглощается, превращаясь в пар. Словно сильнодействующая кислота, липкая смесь стачивает кости. После принимается за размазанную по полу кровь. Подобно живому, но не наделённому разумом, существу, она расползается по кухне, чутко выслеживая следы монстра-оленя.

Жидкость не обходит стороной и Агату. Прыгучая смесь прилипает к пиджаку, рубашке и рукам. Стряхнуть её девушка не успевает. Пятна исчезают безболезненно. Поднявшийся пар выветривается в окно. Вскоре на кухне и на одежде самой девушки не остаётся и намёка на вероломное проникновение. Кроме разбитого стекла и посуды. Только отдалённый запах лаванды щекочет рецепторы носа.

Агата сползает на пол. Кажется, Ливингстон Бэй задался целью свести её с ума. Она стоически переносила тошнотворные сцены вскрытия и встречала неудачи каменной маской равнодушия. Но это местечко всего за один день смогло вывести её из равновесия. Блуждающий взгляд спорит с запечатленными на подкорке воспоминаниями. Может, Сомнабулина вызывает галлюцинации от одного своего запаха? Или это игры утомленного разума?

Рассекая воздух бежевыми крыльями, за окном пролетает ворон. Цепкие лапки хватаются за подоконник. Пепельная голова склоняется набок, с интересом осматривая сидящую на полу девушку. Агата смутно припоминает, где же она видела его раньше. Не он ли прилетал к заколоченному дому прямо перед приходом Мор? Кое-как ворочающиеся мозги подсказывают: у болтающей женщины только чёрные вороны. «Может, это она сама? Вполне ожидаемо, после всего, что я здесь увидела».

— Уходи, — раздраженно бросает девушка ворону. Тот не улетает, продолжая изучать глазами-бусинками разгромленное помещение. — Сегодня я заварю целый лепесток Сомнамбулины. Лягу в кровать и просплю весь день. Если бы я была верующей, то помолилась бы, чтобы этот день мне только приснился.

Будто старая кляча, ворон разражается хриплым карканьем. Он не прекращается и когда птица поднимается в воздух. Скребущийся смех затихает, сливаясь с завыванием поднимающегося ветра.

Ещё немного посидев на полу, Агата принимается за уборку кухни. Разбитое окно приходится заколачивать оторванными ставнями. В щели засовывается старое тряпьё, оставленное в шкафах бывшего хозяина. Тело устало ноет. Голова смутно соображает. Агата решает, что уберёт осколки посуды после хорошего сна. Нетерпеливо дожидаясь закипающего чайника, она бросает лепесток в чашку. «После сегодняшнего я заслужила полноценный отдых».

К большому разочарованию Агаты заснуть ей не удаётся. Обещанного эффекта мгновенного сна не происходит. Голову наводняют тревожные мысли. Всё накопленное за день рвётся быть услышанным. Перевернувшись на спину, Агата поднимает руки и невольно морщится от отвращения. Бледные, с длинными пальцами, их пронизывает сеточка почти чёрных кровяных сосудов. След, оставленный экспериментальным препаратом даже после полного выведения из организма. Непоправимое нарушение в теле, которое будет напоминать о случившемся до конца дней. Чем не клеймо преступника?

— Уильям…

Её единственный друг. Однажды она спросила его: «Как ты меня терпишь?». Он ответил: «Тебя нужно не терпеть, а любить». Конечно, они потом долго смеялись над этой шуткой. Уилл был единственным, кто понимал Агату. Никто, даже родители, не были настолько близки ей.

Противные пальцы сгибаются и разгибаются. Словно чужие. Не её. С выступающими костяшками, натянутой белой кожей и чёрной кровью. Руки мертвеца. Руки убийцы. Агата всем сердце хочет верить, что с ним всё хорошо. Внутренности сжимаются от фантомной боли при мысли о страшном. «Не стоило его втягивать в это», — бубнит разум. Но что сделано, то сделано.

— Уилл… выжил.

Голос звучит предательски слабо и неуверенно. Все, даже самые незначительные, проекты отправились на проверку комиссии. Кроме одного. Цена сохранённой тайны оказалась намного больше, чем она могла себе представить. Её руки. Его тело. Но лишиться многолетних трудов было куда страшнее. «Жертва Уильяма была ненапрасной», — в очередной раз убеждает себя Агата. Сейчас препарат у неё. Спрятан в надежном месте. Но что, если проверяющие догадались? Нашли улики в учинённом ею погроме или документы, не успевшие попасть под шредер. Один волосок, потный отпечаток пальца, или высохшая капля слюны, и её искаженная, на тот момент, ДНК станет решающим доказательством в деле запрещённых Нюрнбергским Процессом экспериментов. Мать точно пойдет с ней за решетку, ведь она предоставляла материал для опытов. Отец, с его «убийственными» тёмными делишками— туда же. Больше никакой науки. Вся семья МакГрегори дружно отправится отбывать пожизненный срок.

Нет. Нельзя дать подобным мыслям взять верх. Может быть, сейчас настал именно тот момент, когда она ничего не можешь сделать с надвигающейся судьбой. Но это не значит, что нужно опускать руки. Уилл выздоровеет. Они вернутся в лабораторию и снова будут работать. Как раньше. Вместе.

Он не простит

Агата подрывается в кровати. Чужой голос разносится за окном. Отражаясь от стен и пустых улиц, он растворяется в сгущающихся сумерках. Она снова в своей комнате. Дома. Здесь прошла половина её жизни. Вторая — в лабораторных помещениях. Нередко ей приходилось там ночевать. Знакомые полки с книгами, зеркало в углу, ковер, пианино. Почему же у неё такое тревожное чувство?

Нет пути назад

Вечный друг человека, солнце, скрываясь за облачными стенами, в последний раз осыпает город лучами света. Но вместо нежной пастели небосвод застилает густой красный оттенок. Он стекает по стенам, ползет по тротуарам, стучится в двери. Навстречу ему из домов выползают массы слепленных друг с другом трупов. Птицы, звери, люди. Их препарированные тела срослись в единую массу. Страдающие от боли и отчаянья, они ползут по тротуарам, сплетаются с другими бесформенными телами. Уродливые. Жалкие.