Она моя зависимость (СИ) - Высоцкая Мария Николаевна "Весна" - Страница 22

Делаю шаг в сторону мамы, поднимая ее с земли.

– Мама, – крепко сжимаю ее в своих руках, – мама…

– Андрей, – она хрипит. Глотает воздух через рот, продолжая плакать.

Она плачет, не прекращает что-то говорить. Еле связно, разобрать нереально, да я и не пытаюсь. Успокоить ее сейчас просто невозможно. Даже успокоительные не помогают. Утром, перед тем как мы поехали сюда, врач сделал ей укол, но либо его действие уже закончилось, либо он не сработал изначально.

– Пойдем в машину, – говорю совсем тихо, – идем.

– Я не уйду. Я никуда отсюда не уйду. Как я его оставлю? Как я его здесь оставлю?

Ее тянет вниз. Приходится приложить усилие, чтобы удержаться на ногах и не позволить рухнуть ей.

Мы уходим с кладбища под колокольный перезвон. Ветер разносит его на метры вокруг. Душно.

Дома отец сразу запирается в кабинете. Особняк ломится от шныряющих по периметру людей.

Хочу отвести маму в спальню, но она качает головой.

– Нет, так нельзя. Нужно его проводить, – шепчет.

Поминки проходят в ресторане, отец приезжает туда со стеклянными глазами. Сколько он выпил, одному богу известно.

Мама бросает на него раздраженный взгляд, но он быстро потухает. Она всхлипывает, видимо снова вспоминая о Славике.

Все время, что мы находимся в ресторане, я сижу рядом с ней. Не пью. Сам отвожу ее домой и по-тихому сваливаю к себе.

Оставаться в доме просто невыносимо.

Долго смотрю на единственную совместную фотку с братом в своем телефоне.

Мы никогда не были близки. Одиночки. Несмотря на родство крови.

Разные компании, разные интересы, разные планы на жизнь.

Я даже понятия не имею, чего он хотел. Как жил? Почему связался с этой дрянью? Когда это произошло? Что его сломило?

Ничего. Пустота. Ни единого ответа.

Даже смешно. Комично и нестерпимо горько.

Шорох в прихожей неожиданно отрезвляет. Оборачиваюсь на шум. Кто-то настойчиво пытается открыть дверь ключом.

Веду ладонью по спинке дивана, выжидая, когда уже откроется дверь.

Еся.

Она переступает порог, сжимая ключи в руках.

– Как ты?

Ее вопрос подобен выстрелу. Тихий голос отбойным молотком бьет по нервам. Смотрю на нее и зверею. Зачем она пришла?

Сейчас я не хочу ее видеть. Никого не хочу видеть.

Но она это знала, поэтому и открыла своим ключом. Не позвонила в домофон или дверь. Нет.

– Мне так жаль, Андрей…

– Я не просил тебя приезжать, – бросаю сквозь зубы, пытаясь совладать с эмоциями, что бушуют внутри.

Грубить ей цели нет, но, если она сейчас не уйдет, случиться может всякое.

– Я знаю.

Ее тихие, почти бесшумные шаги как красная тряпка. Мозг вскипает. Смотрю на нее и сжимаю руки в кулаки. Не подходи. Не подходи же.

Нет!

Еська опускается на диван рядом со мной. Заглядывает в глаза. Я вижу ее секундное замешательство, но она смаргивает его, как и выступившие слезы.

– Просто хочу поддержать.

Тонкие пальцы касаются моей шеи. По спине ползет холодок, позвоночник немеет. Губы тоже. Я не в состоянии ей что-либо ответить.

Только грубо прижать к себе, зарываясь носом в макушку рыжих волос. Втянуть до боли родной запах.

– Дурочка, какая же ты дурочка. Зачем? Ну зачем?

– Я рядом. Слышишь? Я просто хочу побыть рядом.

Закрываю глаза, сдавливая ее сильнее, до какого-то маниакального желания физической боли.

– Прости, – разжимаю руки, отстраняюсь.

В прошлый раз наша встреча закончилась ничем. Я знал, зачем она приходила. Хотела поставить точку, но не успела.

Хотела все разрушить. Только вот все и так разрушено.

Деньги, авария, все, что произошло, сыграло против нас. Да и есть ли мы вообще? Были?

– Как ты?

– Нормально.

Встаю с дивана. Включаю кофемашину. Ее тихое жужжание давит на виски.

Шлейф Еськиных духов забивает легкие. Все в этой квартире в одну секунду заполняется ей.

– Если тебе понадобится помощь, если захочется поговорить…

– Не надо, – обрываю ее жестче, чем хотел.

Лучше резко, без сожалений. Мне хреново, станет еще хуже, но лучше быстро. Без долгих разговоров.

– Уходи.

– Андрей…

– Проваливай, Токарева. Я понял все еще в прошлый раз. Не мотай мне нервы. Не до тебя.

Она кивает, подбирается, хотя до этого стояла с опущенными плечами и смотрела в пол.

Теперь ее взгляд блуждает по моему лицу. Столько в нем боли, сожаления. Разрушенных мечтаний и надежд…

– Вот, – кладет ключи от квартиры на стол. – Вещи заберу потом.

Киваю.

Смотрю в спину уходящей Еси. Слышу хлопок двери.

Кровь превращается в адское варево. Мозги вот-вот разойдутся на атомы. Так ломает. Сухожилия выкручивает.

На плечи сваливается сожаление. Я не хотел, чтобы она уходила. Только не сегодня. Не так.

Сжимаю руки в кулаки, играя желваками, и продолжаю смотреть на дверь…

Один. Два. Три.

Срываюсь и бегу следом.

Есения

Ты была к этому готова. Была.

Сбегаю по ступенькам, потому что не хотела ждать лифта. Слезы застилают глаза. Окружающее пространство сливается в мутное пятно, губы дрожат. Да я вся дрожу.

Я не должна была приходить.

Не должна.

Это больно. Я делаю больно нам обоим. Эгоистка.

Слишком сложно. Выбор, иллюзорный выбор. Мамины ультиматумы, моя совесть. Сестры. Авария. Так много координат, но, как построить правильный чертеж, я не имею ни малейшего понятия.

Чиркаю, чиркаю в черновой тетради, а все равно не выходит. Потому что это не тригонометрия, это жизнь.

Толкаю дверь, не сразу соображая, что нужно нажать кнопку, чтобы магнитный замок разблокировался.

Пока шарю пальцами по металлической поверхности, подъезд сотрясает громкий звук шагов.

Едва успеваю обернуться и сразу оказываюсь прижатой к стене. В моих глазах застывает сожаление. Напористый поцелуй кружит голову. Я целую в ответ, соленые слезы смешиваются со вкусом его губ. Ладони становятся влажными.

Мелкая дрожь все еще не покинула тело, но разум отключился. Сдался. Жалкое предательство собственного сердца. Я столько думала о том, что все кончено. Я готовилась выстоять, но все мои фантазии на этот счет разрушил один-единственный поцелуй. Крепкие, почти болезненные объятия. Голос. Сначала мягкий, ласкающий слух, после вызывающий, шепчущий пошлости.

Широкая ладонь ложится мне на бедро. Орудует по-хозяйски, но мгновенно нарывается на преграду из черного капрона.

Андрей раздраженно выдыхает.

В какой-то миг мне кажется, что он порвет колготки, но этого не происходит.

Он лишь немного отстраняется, ловит мой взгляд.

– Вернись в квартиру, Еся, – его шепот пугает.

Андрей говорит совсем тихо, но у меня внутренности леденеют. Ничего не отвечаю. Молчу. Потому что, если открою рот, разрыдаюсь.

Мои ноги отрываются от земли, закуток парадной сменяется узким пространством лифта, а после – сияющей белизной квартирой.

Мы стоим в спальне, рядом с кроватью. Я запрокидываю голову, чтобы видеть его глаза. Тону в них, как в стылом озере. Темном, вот-вот покрывшемся коркой льда.

Андрей толкает меня на кровать, я успеваю опереться на локти. Наблюдаю за тем, как он избавляется от угольно-черной рубашки, и впиваюсь ногтями в покрывало.

Зубы стучат. Не от страха, нет.

Это адреналин, он разливается по телу с кровью, дурманит рассудок, заставляя совершать безумные, необдуманные поступки, такие как сейчас. Потому что я тоже снимаю платье. Избавляюсь от сковывающей движения тряпки и капроновых колготок.

Во мне резонируют эмоции. Их так много, нескончаемый поток.

Поцелуи, объятия, настолько крепкие, что хочется всхлипнуть от боли.

Мир закручивается быстрым волчком.

Страсть съедает каждый закуток души. Все предрассудки, все переживания, все эти бесконечные «но».

Меня ведет, жар кожи уже невыносим. Быстрые движения вдруг становятся ленивыми. Такими медленными. Мозги плавятся.