Усадьба леди Анны (СИ) - Ром Полина - Страница 6

“Не брила брови?! Что он имеет в виду? В каком смысле не брила? Их что, нужно полностью сбривать?” – она невольно подняла руку к лицу, пытаясь ощупать, но “мастер красоты” ловко поймал ее кисть сделал “страшные” глаза и укоризненно покачал головой. Руку свою, впрочем, он тут же отдернул, потом украдкой оглянулся на бубнящую донну Эстендару, проверяя, не заметила ли она его вольности.

Анна невольно бросила взгляд туда же. Глаза дамы были закрыты и черненые веки казались провалами во тьму на белой маске лица. Жуть какая! Впрочем, донна не уснула, а лишь на некоторое время прикрыла глаза от усталости. Мастер взглядом указал Анне на зеркало, уже вложенное в ее руку.

Анна смотрела в отражение и понимала, да, брови давно не бриты, они уже даже начали отрастать, топорщась сквозь краску. Все эти манипуляции вызвали у нее состояние, близкое к истерике. Но боясь разоблачения, она несколько раз глубоко вздохнула и кивнула головой, показывая, что согласна с мастером красоты.

-- Тогда я нанесу вам визит вечером? -- мастер почтительно склонил голову.

Положение снова спасла женщина в кресле:

-- Через неделю, Элидос. Врач велел донне Анне лежать неделю.

Дверь вновь распахнулась, и тот же самый лакей торжественно провозгласил:

-- Компаньонка вашей светлости, донна Мариэтта! Фрейлины вашей светлости, донна Каранда и донна Анхелита!

Он отступил в сторону, и в комнату прошли две женщины в уже почти привычных платьях с воротниками-рафами, с «роскошным» местным макияжем на лицах и в высоких париках. С абсолютно безучастными лицами они синхронно поклонились то ли Анне, то ли ее кровати. Дона Эстендара встала и также механически все они поклонились друг другу.

Ночная фрейлина покинула спальню Анны, а за ней торопливо убрались из комнаты и куафер, и мастер красоты и горничная. Впрочем, через минуту в комнату скользнула другая. Лакей пододвинул к кровати второй стул. Дамы уселись, и наступила тишина.

_______________________

*раф – горген, «мельничный жернов». Огромный крахмальный воротник, уложенный складками. Очень дорогая деталь одежды знати эпохи Ренессанса. Часто встречается на старинных портретах.

**плоеное/кружево, полотно/ -- уложенное с помощью горячей металлической плойки крахмальное или кружевное полотно. Так добивались необходимой формы изделия – ровных крупных складок, плиссе или гофре.

Длилась тишина недолго, в распахнувшуюся дверь вплыла полная, даже массивная женщина, с чудовищно перетянутой талией. Её парик имел два яруса и был украшен ниткой крупных янтарных бусин. Подойдя к кровати, она отвесила церемонный поклон, а потом, поднявшись по ступеням, заговорила:

-- Донна Анна, святой отец Мигелио желает нанести вам визит, дабы в душеспасительном разговоре смягчить тяжесть утраты.

Мысли Анны заметались, она почти паниковала, совершенно не понимая, что происходит вокруг, что нужно отвечать и кто эта женщина. Почему-то ее совсем не тянуло сообщать, что у нее проблемы с памятью: это казалось небезопасным. Идея, которая пришла ей в голову, оказалась тем более хороша, что дама, уже потерявшая терпение дожидаясь ответа, вновь заговорила:

-- Прошу великодушно простить меня, донна Анна, но я не поняла, желаете ли вы принять утешение падре Мигелио?

Глядя ей в глаза, Анна подняла руку к горлу, чуть оттянула кружевной воротник, легко похлопала себя по шее и сделала резкий жест в сторону, как бы объясняя, что не может говорить. Дама несколько мгновений безмолвно смотрела на нее выпуклыми яркими глазами, потом осторожно спросила:

-- Ваша светлость, вы не можете говорить? Но лекарь не предупреждал… Впрочем, если вы хотите видеть падре Мигелио, будьте добры хлопнуть два раза в ладоши.

Никакого падре Анна видеть не хотела совершенно точно, но, судя по интонациям дамы, отказ вызовет только новые вопросы, поэтому она аккуратно хлопнула дважды, после чего в комнате началось некое движение.

Женщины в креслах синхронно встали и застыли, горничная, подскочившая с банкетки вместе с ними, открыла дверь и что-то тихо произнесла. Вошел лакей, который подхватил одно из кресел и вернул его к столу, обе дамы уселись там, довольно далеко от кровати. А оставшееся кресло придвинули к ступенькам вплотную. Величественная толстуха вновь поклонилась Анне, что-то скомандовала лакею, таскавщему кресло, и направилась к двум скучающим дамам.

Одна из них перебирала четки, вторая вынула из каких-то непонятных складок платья небольшой толстенький томик и принялась читать, а толстуха и вовсе поразила Анну своим фокусом. Она вынула из кармана платья не маленькую книжечку, а солидных размеров атласный ярко-синий мешок. Из него достала пяльцы размером с альбомный лист и несколько клубков разноцветных ниток. Выбрав место поближе к окну, дама принялась за вышивку.

«Господи, боже мой, что же там за карман на платье, что такой объем влезает?» -- поразилась Анна. Впрочем, особо рассматривать «своих» придворных Анне было некогда – в дверях вновь воздвигся лакей, провозгласивший:

-- Святой отец Мигелио к ее светлости маркизе дель Боргетто!

Невысокий сухощавый мужчина в черной сутане, спадающей до самого пола и играющей на свету богатыми атласными переливами, вошел в комнату и на секунду замер на пороге, широким жестом перекрестив воздух перед собой. Дамы синхронно встали, также одновременно поклонились и вернулись к своим делам. А сухонький падре легко взбежал по ступеням, отдельно перекрестил Анну, пробормотав что-то на непонятном языке, и ткнул ей в лицо руку с крупным золотым перстнем, на котором вместо камня была укреплена крошечная фигурка человека на кресте.

Жест был настолько привычный и повелительный, а кольцо поднесено к губам Анны настолько недвусмысленно, что ей ничего не оставалось делать, как коснуться его губами. Падре еще раз перекрестил ее и уселся в кресло.

-- Дочь моя, мне сообщили, что ужасная трагедия плохо сказалась на твоем здоровье, и ты испытала столь большое горе, что лишилась возможности говорить. Помни, дитя мое, что матерь наша, Святая Церковь, никогда не бросит страждущую душу без утешения. Скажи мне, дитя, не посещали ли тебя тягостные мысли и желание уйти из этого мира?

Анна напряженно думала, что он имеет ввиду под «уйти из мира»? Самоубийство или монастырь? Она продолжала молча лежать и рассматривать святого отца. Морщинки покрывали его умное, немного обезьянье лицо, а карие, опушенные длинными роскошными ресницами глаза были по-настоящему красивы. В то же время они были внимательны и холодны, Анна это чувствовала. Падре, поняв, что не дождется ответа, заговорил снова, в этот раз несколько менее торжественно:

-- Дочь моя, я понимаю, как больно тебе было узнать, что сестра твоя, донна Изабель, погибла в том страшном крушении. Я оплакиваю ее вместе с тобой, и буду молиться, чтобы Господь простил ей прегрешения и принял в свое лоно. Завтра состоятся похороны, и тело бедной Изабель будет упокоено в фамильной усыпальнице. Как жаль, дитя мое, что доктор запретил тебе вставать, и ты не сможешь отдать сестре последний христианский долг.