Усадьба леди Анны (СИ) - Ром Полина - Страница 57

Гости салона герцогини были другие. Ни безудержной выпивки, ни фривольных шуток. В то же время никаких разговоров о делах, для которых, по мнению принца, хватало и дня. Дофину очень хотелось поприсутствовать лично и послушать, как спорят о поэзии и литературе учителя с герцогиней, но Луи-Филипп прекрасно понимал, что своим визитом нарушит покой тесного кружка.

«Может быть потом, когда они чуть больше привыкнут ко мне», -- с некоторым сожалением подумал он.

Нельзя сказать, что принц так уж любил ученые разговоры, но эти обсуждения и стихи казались ему чем-то новым, свежим, неожиданным.

С мадам Берк герцогиня обсуждала не только одежду, но и подарок королю. Сошлись во мнении, что раз его королевское величество заинтересовался новой одеждой, стоит сшить туалеты так, как он желал. Все же домашние платья слишком просты для дворца.

В назначенный день, поспав после обеда, Анна стояла перед зеркалом и, не обращая внимания на суетящихся горничных, разглядывая себя пристально, как будто видела в первый раз.

От юбки и блузки она все же отказалась. Насыщенный мятный шелк платья, однотонный и плотный, отделан небольшими кружевными рюшами по вороту и манжетам. По заказу герцогини мастерицы распустили на нитки кусок ткани и уже из этих ниток связали узкую кайму, так что цвет кружева и одежды совпадает идеально. Юбка-солнце мягкими вольными складками спадает к кончикам туфелек.

Довольно необычно смотрится широкий корсажный пояс из густо-зеленого атласа. Он одновременно подчеркивает грудь и талию, а заодно придает силуэту четкость. Не ту монолитность и неподвижность, что дает корсет, а некую изысканную стройность и гибкость.

Четыре небольших золотых пряжки, идущие одна над другой, скрепляют его на спине. Пояс богато расшит золотой нитью и украшен вставками мелких граненых камушков янтарного цвета. При малейшем движении они поблескивают колючими искорками.

«Пожалуй, я не прогадала с цветом! Не знаю, как называются эти желтые камушки на поясе, но играют они не хуже бриллиантов!» -- Анне нравилось то, что она видела в зеркале. Даже то, что локоны, спускающиеся вдоль лица, не свиты в тугую спираль-колбаску, а струятся легкой волной.

Герцогиня задумчиво перебирала украшения. Совсем без них пойти невозможно, но увешиваться, как новогодняя елка, не хотелось. Отложила в сторону тяжелое сапфировое колье, прикинула рубины – все не то…

Выбор она остановила на небольших сережках с травянистыми капельками изумрудов и трех кольцах, выбирая самые простые и тонкие.

Наряды фрейлин шились по тому же образцу, что и ее платье, но цвета были выбраны каждой индивидуально. От спокойного светло-серого платья мадам Берк, до нежно-голубого юной Фелиции. Туалет Мишель был средним по цвету между платьем старшей и младшей фрейлин -- серо-голубым, а все их пояса имели серебряную вышивку.

И если украшения мадам Берк и Фелиция имели свои, то для леди Мишель Анна купила небольшой серебряный комплект с мелкими аквамаринами.

***

Сам визит в королевский дворец оставил у Анны неоднозначные впечатления.

Его величество, хоть и бодрился, явно был болен. Об этом говорил и синеватый цвет губ, и запавшие глаза короля. Герцогиню он встретил не просто любезно, а весьма тепло.

Поблагодарил за подарок – дюжину бутылок игристого вина, одну из которых потребовал тут же распечатать. Пить, впрочем, почти не стал. Сделал глоток, покатал во рту и, одобрительно кивнув, похвалил:

-- Отличное вино, герцогиня. Луи-Филипп говорил, что вы принимали участие в его создании?

-- Да, ваше величество.

Ей поставили небольшую скамеечку возле кресла короля, и весь вечер она сидела рядом с монархом, поддерживая беседу. Это было тяжело и сложно, Анну настораживал и интерес короля, и его вопросы:

-- Откуда взялась эта необычная форма у ваших военных, леди Анна? А ваш туалет? Как вам обычаи вашей новой страны? Кто ваш духовный наставник? Кто помогал вам управлять землями Перванса? Что пишет вам герцог Ангуленский?

Анна старалась отвечать медленно и аккуратно, тонко мешая правду и ложь. И больше всего боялась ляпнуть что-то, что насторожит монарха – он вовсе не выглядел простаком. Впрочем, беседа часто прерывалась: его величество уставал говорить. И тогда у герцогини появлялась возможность рассмотреть малый зал, где развлекались придворные.

Зал этот, хоть и назывался малым, имел все положенные признаки роскошного помещения. И позолота, и зеркала в огромных резных рамах, и вычурная мебель создавали впечатление избыточного великолепия. Огромные фрески добавляли лишних красок. Сцены охоты и пиров, сцены с участием полуобнаженных красавиц и богов. В общем, все как положено.

Люстры и канделябры, освещающие комнату, слепили не только огнем свечей, но и собственным золотым блеском. Это все напоминало ей музейные помещения: посмотреть на такие любопытно, но вот жить в них, пожалуй, совсем не хочется.

Единственное, что действительно приглянулось ей – удивительно нежный, бело-розовый мрамор стен.

На нее смотрели, пусть и украдкой, но с явным любопытством. Женщины разглядывали одежду, даже не гнушаясь пригласить к себе в компанию её фрейлин. За маленькими столиками лакеи подавали пирожные и вино, дамы сплетничали и втягивали её спутниц в беседы.

Анна видела, как молчаливая и стесняющаяся внимания высоких персон мадам Берк потихоньку оттаяла и освоилась. Как отпустила танцевать леди Мишель с каким-то франтом. Как отказала в танце хлыщеватому кавалеру, крутившемуся возле Фелиции. Как вежливо беседовала с молодой кокетливой дамой…

Придворные болтали, флиртовали и играли в карты, а король, как казалось Анне, просто дожидался, пока пройдет положенное для приема время. Ей стало жалко уставшего пожилого мужчину, который не мог располагать своим временем так, как ему хотелось.

Письмо от эспанки Максимилиан Жан-Филипп Виктуар, герцог де Ангуленский и де Шефрез, получил только через месяц пути по Северным землям Франкии. Гонец догнал его при выезде из Норверда.

Макс уже садился на коня и потому, отмахнувшись, велел ординарцу принять почту у гонца. Это не королевский курьер, так что не к спеху все. Надо сказать, ординарец из капрала Готье вышел весьма так себе. Не лежала у вояки душа к скучным и будничным занятиям.

После ранения герцога в Карнагских предгорьях бедолага-капрал попал под горячую генеральскую руку. Именно Джеральд Ланфернер отправил Гюстава Готье сопровождать обоз с раненым герцогом:

-- Довезешь до места… И смотри мне! – генерал хмурил брови, понимая, что в случае смерти Максимилиана и с него самого король спросит. – Там при нем останешься, пока не выздоровеет. И следи, чтобы мазями нужными его пользовали. Лекарь наш говорил: у знахарки этой, что в Буграх, отменные снадобья. А то городские докторишки таких ран отродясь не видели. Только и умеют, что хвалить себя, а толку с них чуть. Следи! Иначе, сам понимаешь…

Так капрал попал в Парижель, да так и остался при герцоге. Правда, после этой вот инспекционной поездки его светлость обещал похлопотать, чтобы Гюстава Готье отправили назад, в действующую бригаду. Но это когда еще будет! Поездка обещала затянуться.

А пока капрал занимал должность личного ординарца герцога, но даже с этого тепленького местечка положенных плюшек не имел, что было совсем уж обидно.

«Ведь у нормального-то командира как все устроено? Повариху нанимает посимпатичнее. Шоб бока у нее мягкие и уютные, шоб ласковая да сладкая была. Дом, где ему останавливаться, самый удобный, с хорошенькими горничными. И завсегда у ординарцев всякие этакие возможности есть… А этот что? Горничных близко не подпускает. На балы не ходит, все морду прячет. А чего ее прятать-то?! Подумаешь, шрам, велика важность! Да барышни энтаких-то еще больше жалеют и примечают. Одно только: с местными армейскими водится, да доклады королю пишет. Ни тебе по селянкам прогуляться, ни тебе саблей помахать! Тоска, а не служба…»