Последний бастион – 2. Бремя белых (СИ) - Афанасьев (Маркьянов) Александр "Werewolf" - Страница 46

Пулеметчиков больше нет…

Что за…

Перебежав улицу, я прижался к стене хижины, начал осторожно продвигаться вперед. Метрах в пятидесяти — почти на самой площади, появились двое негров — они палили из автоматов на бегу во что-то, находящееся на другом конце площади, по сторонам они даже не смотрели — длинной очередью я снял их, израсходовав остаток патронов в магазине…

Вперед!

Автомат впереди грохотал не смолкая — кажется, там даже магазин не меняли. Уже не стараясь передвигаться скрытно, я побежал вперед, меняя на бегу магазин…

Урал стоял в десяти метрах от меня. Как я и ожидал — пулеметчиков в кузове не было, пулемет молчал…

А что если…

Помахал рукой — связи с Мариной не было, но я надеялся, что белого от черного она отличит, даже на таком расстоянии. Мне нужен был пулемет…

За длинным, уродливым носом Урала, скрывался боевик, он вел стрельбу по цели из своего пулемета, и что происходит сзади, он не видел. Огляделся — другие боевики засели за хижинами, прикрываясь стенами, они лупили из автоматов в одну и ту же цель, которую я не видел. Оттуда отвечали — но уже не длинными очередями, а одиночными, кашляющими выстрелами…

Пулеметчика я застрелил на бегу — он начал оборачиваться, когда я был уже в трех шагах — и я выстрелил ему одиночным в голову. Красная каша залила капот, брызги даже попали на стекла машины, пулеметчик неуклюже сполз вниз на землю.

Пулемет замолчал…

Я упал на землю рядом с пулеметчиком — остальные обязательно поймут, что пулемет больше не стреляет и очень заходят узнать причину. От лежащего рядом мертвого негра воняло — потом, кровью, дерьмом — запах был столь густой, что тошнило…

То, что планировал сделать, было предельно опасно — я подставлялся под снайперский выстрел. Пулемет был совсем рядом — из него я мог загасить оставшихся в живых боевиков за считанные минуты. Для крупнокалиберной пули не существует здесь преград, она прошьет кирпичную кладку — не то, что стену хижины. Но для этого мне надо было встать за пулемет и открыть огонь. А Марина, услышав, что заработал пулемет, может, особо не разбираясь всадить мне пулю в голову. Армейский снайпер обучен тому, что цель в любом случае надо точно идентифицировать перед выстрелом — но Марина армейским снайпером не была. Всадит пулю в голову — потом будет долго сожалеть…

Такого пулемета я не видел никогда — только когда я перебрался в кузов, я понял — чтопопало ко мне в руки. Китайский пулемет, одна из новых моделей и даже с оптическим прицелом — он был установлен на приваренной к полу кузова турели. Но калибр… — я бросил взгляд на змеящуюся ленту патронов, уходящую в огромный короб — этот калибр был сильно крупнее обычного 12,7…

Повернул ствол — буквально кожей чувствуя взгляд снайпера через прицел и в любую секунду ожидая пули — и нажал на спуск…

Если сказать, что пулемет загрохотал — это не сказать ничего. Я довольно много стрелял из старого доброго Браунинга и даже без наушников, в нарушение техники безопасности. Но голос Браунинга — ничто по сравнению с ревом этого монстра. Из дула вырвался язы пламени, грохот очереди показался мне оглушительным рыком разъяренного льва, несмотря на турель, отдача чувствовалась не руками, а всем телом. Град тяжелых пуль ударил прямо в группу негритянских боевиков, засевших за углом одной из хижин и готовящих гранатомет. Тяжелые пули прошли сквозь хлипкую глиняную стену, словно раскаленный нож сквозь масло. Короткая, оглушительная очередь — с того места, где только что толпились боевики, в разные стороны полетели какие-то красно-черные куски. Пулемет не убивал — он рвал на части…

Боевиков смело, растерзало — я перевел ствол на другую позицию — и снова нажал на спуск. Один из боевиков не выдержал, побежал — крупнокалиберная пуля пронзила его на бегу словно копье, разорвав грудную клетку. Кто-то наоборот побежал к джунглям, надеясь скрыться в спасительной черноте до того, как их настигнет смерть. Только недавно они были хозяевами, богами этого маленького мирка, они могли делать с его обитателями все, что заблагорассудиться — и теперь выгребали — по делам своим. До стены деревьев не добежал ни один…

Пулемет замолк. Наступила та самая тишина, которую метко называют "оглушительной". Оглушительная тишина — это шум в ушах как когда самолет попадает в воздушную яму, это острый запах пороха, это осознание того, что ты остался жив в этой переделке и еще увидишь завтрашний рассвет. Только тот, кто это пережил, поймет, что это такое — оглушительная тишина…

Не дожидаясь, пока Марина слезет с дерева и дойдет до деревни, я оглядел пулемет. Хорош зверь. Только сейчас я понял, что за патроны он использует — это были русские патроны 14,5*114, которые использовались в их легких боевых машинах. Пулемет этот был вдвое мощнее Браунинга, а его установка на машину сравнивало ее по огневой мощи с легким бронетранспортером. С такой вот машиной можно не бояться почти ничего в этих местах…

Методом научного тыка откинул крышку ствольной коробки, отсоединил ленту. Снял какую-то деталюшку — горячая! — и положил в карман. Сейчас надо было осмотреться по сторонам — и мне вовсе не хотелось, чтобы какой-нибудь нигер из местных засандалил мне в спину из этой пушки. Береженого Бог бережет…

Соскочил с кузова, сунулся в кабину — проверять ее было некогда, а ведь там вполне мог кто-то скрываться. Никого. Поднял валяющийся у капота пулемет — бельгийский FN MAG. Старенький, покрытие на металле до блеска вытерто — но надежный. Тяжелый — но не на своем горбу тащить, в конце концов. В ленте оставалось патронов пятьдесят, наверняка у пулеметчика эта лента не последняя. Закинув пулемет в кузов, я пошел к тому дому, откуда велся огонь — мне интересно было, кто все-таки рискнул стрелять…

Зашел — и остановился на пороге, не в силах осознать увиденное и поверить в то, что вижу. В глубине комнаты, в луже крови, казавшейся в темноте почти черной, лежал мальчишка. Тот самый, который встретился мне, и рядом с которым я оставил три автомата убитых боевиков. Один из автоматов сейчас валялся рядом с окном хижины, которое пацан использовал в качестве бойницы, второй автомат лежал рядом с ним. Он не знал, как перезаряжать автомат и поэтому взял с собой два — чтобы убить врагов своего племени и своего народа. Убить хоть кого-то — даже ценой собственной жизни. Чтобы хоть что-то сделать…

Даже не знаю, что было у меня в голове в этот момент и как все это описать. Замешательство, растерянность, непонимание. Еще что-то, что невозможно даже описать словами.

Как думаете — сколько детей его возраста, из сытой или благополучной Европы смогли бы поступить так же. Или из Америки. Или зачем детей — а сколько взрослых смогли вот так вот — не ждать армию, полицию — а самим взять автомат и начать стрелять в своего врага. Начать стрелять, зная что враг превосходит численностью многократно и скорее всего ты погибнешь. Но, тем не менее — сделать это. Пойти на верную смерть…

Да никто. Максимум один человек из ста — и это в лучшем случае. А остальные — примут "позу эмбриона" и начнут умолять не убивать. У нас очень хорошо умеют подавать в суд, немного хуже — митинговать и требовать. А вот отстаивать свой родной дом, умирать, как подобает мужчине — этого не умеет почти никто. Американцы — нация, которая за три поколения превратилась из нации первопроходцев в нацию сутяжников.

А ведь их больше чем нас…

Не говоря ни слова, я молча повернулся и вышел из полуразрушенной пулями хижины. Марина ждала у грузовика, держа наготове винтовку…

— Что там? — она с тревогой смотрела на меня, не понимая что происходит.

— Да, ничего особенного. Ты когда-нибудь машину со стиком [11]водила?

— За кого ты меня принимаешь… Здесь вам не Америка, сэр…

— Ну и полезай в кабину. Сейчас ты мне навыки водителя продемонстрируешь… — я открыл дверь со стороны водителя, положил в машину на переднее сидение ручной пулемет, пошел к убитому пулеметчику, чтобы забрать у него запасные ленты — и смотри, не ввались в болото…