Стальной пляж - Варли Джон Герберт (Херберт) - Страница 18

Возможно, на лице у меня отразилось недоверие, потому что она рассмеялась и похлопала меня по спине:

— Туристам понравилось! Не каждую ночь мы ведем себя так живописно.

Затем она сняла с пальца кольцо и протянула мне:

— Но я настоящая леди и не буду требовать с тебя верности обетам, которые ты дал не совсем в своем уме… — и придвинулась ко мне ближе: — А теперь ты пришел в себя?

Пришел, причем настолько, что вспомнил, что любой брак, заключенный "священником" в "Техасе", не имеет законной силы в Кинг-сити. Но, чтобы вы получили представление, как далеко я зашел, признаюсь, что был момент, когда я не на шутку испугался последствий пьяной свадьбы.

— Кокотка с золотым сердцем, — брякнул я.

— У каждого из нас здесь своя роль. Я никогда не видела, чтобы "городского пьяницу" играли лучше! Большинство исполнителей воздерживается от рвоты.

— Я всеми силами стремлюсь к подлинности! Не вел ли я себя слишком позорно?

— Ты имеешь в виду, если не считать женитьбу на мне? Мне не хочется быть злой, но твоя четвертая подряд попытка исполнить супружеский долг обернулась настоящим позорищем. Не бойся, я не стану распускать язык: первые три были незабываемы.

— О чем это ты?

— Ну-уу, работать языком мне всегда…

— Нет, я хотел сказать…

— Знаю, что ты хочешь сказать. И знаю, что для этого есть особое слово. Неспособность, неподвижность… обвисшая свистулька…

— Импотенция.

— Вот-вот! Бабушка рассказывала мне о ней, но я никогда не думала, что сама увижу, что это.

— Останься со мной, моя сладкая, и я покажу тебе еще больше чудес.

— Ты был здорово пьян.

— Ну, вот ты и начала занудствовать!

Она пожала плечами:

— Я не могу вечно играть в свадьбу и ее отмену с таким циником, как ты.

— Так вот кто я такой? Циник?..

Она снова пожала плечами, но мне почудилась в ее взгляде тень беспокойства. Трудно сказать, было ли так на самом деле: может быть, виноваты были всего лишь луна и мои косые глаза.

Она помогла мне подняться, отряхнула с меня пыль и поцеловала. Я пообещал позвонить ей, когда буду в городе. Не думаю, что она мне поверила. Я попросил ее показать, в какой стороне окраина, и отправился домой.

Утро расцветило небо словно бы мазками бледно-розовой помады. Вскоре вдали послышалось и стало приближаться журчание реки.

Мои усилия восстановить в памяти прошедший день принесли некоторые плоды в виде пары-тройки ярких эпизодов. Я вспомнил, что доехал на поезде от спортивной арены до Техаса, где провел некоторое время в работе над хижиной. Примерно к этому времени относится картинка, на которой я сбрасываю все готовые доски в ущелье. Помню, я всерьез подумывал сжечь хижину дотла. Следующее воспоминание было о салуне "Аламо", где я сидел и сосредоточенно накачивался виски. Затем в памяти сгустились облака, и всякий след потерялся. Откуда-то выплыл смутный образ пастора: покачиваясь на нетвердых ногах, он объявлял нас мужем и женой. Какая забавная фраза! Надеюсь, она была исторически точна.

Мне послышался какой-то звук, и я поднял глаза от каменистой тропинки.

Вилорогая антилопа стояла не далее чем в десяти футах впереди меня. Она высоко держала гордую голову, настороженно, но без тени страха передо мной. У нее были снежно-белая грудь и влажные умные карие глаза. Это было самое красивое создание, которое я видел в жизни.

Даже в самый худший свой день оно было в десять раз лучше, чем я когда-либо сумею стать. Я уселся на тропу и немного поплакал. Когда я снова поднял глаза, животное уже исчезло.

Впервые за много лет я совершенно успокоился. Я отыскал скалистый выступ, нашел свой канат и вскарабкался наверх. Солнце еще не поднялось над горизонтом, но теперь небо переливалось всеми оттенками желтизны. Руки мои сами собой принялись поигрывать канатом. Как же это там… кролик в норку ловко ныряет, пес его вокруг вяза гоняет, два, три, четыре, пять… так и сумеем завязать!

Не с первого раза, но скользящий узел у меня все же получился. Я продел голову в петлю и глянул вниз со скалы. Ускорение на Луне низкое, но масса тела та же самая. Следовательно, нужен большой груз, вшестеро больше, чем потребовался бы на Земле. Я попробовал было посчитать в уме, но бросил, потому что постоянно сбивался.

Чтобы уж точно не прогадать, я подобрал крупный обломок скалы и крепко прижал его к груди. И прыгнул. Пока летишь, с лихвой хватает времени, чтобы пожалеть о сделанном, но я не жалел. Помню, как посмотрел вверх и увидел, что оттуда на меня смотрит Эндрю МакДональд.

Потом я почувствовал рывок.

— Если когда-нибудь соберешься разводить бронтозавров, — сказал я Бренде, — позаботься, чтобы их держали в помещении с потолком высотой не ниже двадцати метров.

— И зачем же это, Мистер Сухарь?

Понятия не имею, где она выкопала информацию о представлениях средневековых менестрелей, но с некоторых пор называла меня так каждый раз, как мне приходилось читать ей лекцию — что, учитывая глубину ее невежества, происходило почти постоянно. Но ей не удастся досадить мне этим!

Она разглядывала потолок, возвышавшийся в двадцати пяти метрах над нами. А мне последнее время вовсе не хотелось смотреть наверх. Вот уже несколько дней меня мучила упорная стреляющая боль в шее, как только я определенным образом поворачивал голову. Я постоянно напоминал себе, что нужно сходить к врачу и разобраться с этим, но боль сама собой стихала на несколько часов, и я забывал записаться на прием. А боль постепенно накапливалась — и выстреливала снова, когда я меньше всего этого ожидал.

— Бронтозавры — не слишком умные зверюги. Когда их что-то тревожит, они вытягивают шеи и привстают на задние ноги, чтобы оглядеться. И если потолок недостаточно высокий, они попросту разобьют о него свои маленькие глупые черепушки и повалятся без чувств.

— Вам довелось пожить среди динозавров?

— Я вырос на динозавровой ферме, — ответил я, подхватил Бренду под локоть и отвел с дороги навозопогрузчика.

Мы посторонились и переждали, пока он подберет гору катышков, каждый размером с арбуз.

— Ну и вонища… — поморщилась Бренда.

Я ничего не ответил. Этот запах будил во мне и неприятные, и приятные воспоминания. Он возвращал меня в детство, в ту пору, когда одной из моих обязанностей было управление подобным погрузчиком.

За нашими спинами с грохотом поехали в стороны створки массивных ворот, отделявших нашу пещеру от болот, и на нас дохнуло мощной струей воздуха, еще более влажного и горячего, чем в помещении, где мы стояли. В проем тут же заглянула крошечная голова с тупым выражением на морде, за ней показалась длиннющая шея — и тянулась довольно долго, пока наконец в пещеру не ввалилось громадное туловище. Тем временем появилась еще одна голова и началась следующая шея…

— Давай-ка отойдем, — посоветовал я Бренде. — Они не наступят на тебя, если увидят, где ты, но у них очень короткая память: как только отвернутся, сразу же забудут, где ты стоишь.

— Куда они идут?

Я показал на открытые ворота в противоположной от нас стене пещеры. Вывеска над ними гласила: "Первый загон для спаривания".

— Брачный сезон почти закончился. Подожди, пусть Калли запрет их, потом можно будет посмотреть на спаривание. Это довольно интересно.

Один из бронтозавров издал скорбный мычащий звук и потрусил быстрее. При одной шестой "же" даже многотонный ящер может двигаться бойко. Сомневаюсь, что эти тяжеловесы ставили рекорды скорости на старушке Земле. На самом деле я удивляюсь, как они там вообще могли стоять на суше.

Вскоре мы увидели, что заставило зверя ускориться. В пещеру въехала Калли верхом на тираннозавре. Огромный хищник прекрасно слушался поводьев — и, как только самка решила было остановиться, поспешил преградить самцу путь к отступлению, яростно оскалив ужасные зубы. Гигантские травоядные шустро ввалились в загон для спаривания, и дверь за ними автоматически закрылась.