Необручница: На острове любви (СИ) - Эфф Юлия - Страница 9

Почему мне запомнился тот день? Наверное, потому что он был последним на границе прежней жизни. Начиная со следующего дня всё пошло кувырком по моему мнению и как надо — по мнению других.

С памятного вечера купания сира Бриса и сцены в библиотеке прошло около двух недель. За разбитую скульптуру мне не влетело, господин ничего не узнал. Госпожа вела себя почти как обычно, разве что день ото дня становилась грустнее, молчаливей. Мы так же работали с ней в саду, и в последние дни бывало, что она присаживалась в плетёное кресло отдохнуть и в результате замирала, облокотив подбородок на испачканную перчатку, смотрела перед собой, будто видимые ей одной видения проносились рядом ярко и интригующе.

Будь я болтушкой, помогла бы развеяться грусти и отвлекала бы разговорами, но чужое молчание сильнее укрепляло немую привычку. В тишине проходили купания, а последний раз госпожа вообще уснула от моего массажа, едва я втёрла масло в её спину. Кстати, о сне. Последнюю неделю дневной сон госпожи заметно увеличился. Если раньше ей хватало часа для отдыха, то в последние два дня она не вызывала меня до вечера.

Я чувствовала себя неловко, чего греха таить. Более чем очевидным казался факт — я не просто неидеальная служанка. Я ужасная. Изменения в состоянии госпожи заметили и другие слуги. Жизнь господ их волновала, потому что от настроения хозяев зависело, отпустят вечером в субботу погулять в островную харчевню или нет. А там, говорят, бывало весело — музыка, танцы, свежее сливочное пиво, знакомства и желанный флирт…

Сир Брис в день, про который я говорю, приехал как обычно и не опоздал к ужину. После него господа отправились к себе, и через два часа колокольчик вызвал меня. Госпожа отправила меня за лёгким перекусом, свежим отваром, вином для сира Бриса и пообещала, что других поручений на сегодня больше не будет.

Вернувшись, я застала привычную картину, убрала поднос на столик и вышла. Через минуту я стояла у стены и слушала звуки, сладостно отзывающиеся в низу живота. Рука по новой привычке задрала юбку и помогала догнать господ.

— Запрети ей входить в комнату без стука, я тебя уже просил об этом, Амели, — сказал сир Брис, достигнув блаженства. Его сердитый голос словно хлестнул меня по щеке.

— Брис, хватит ворчать, — устало, но с ноткой улыбки в голосе, возразила госпожа. — Ты должен привыкнуть к Ане, она всего лишь несчастная лумерка с хорошими данными. Постарайся привыкнуть к ней, ведь никто на такую девчуленьку никогда не позарится. И если она тебе не пригодится, так пусть хотя бы увидит, какими красивыми бывают мужчины в деле.

— Подозреваю, что ты именно её выбрала не случайно, ревнивая моя…

Госпожа мягко рассмеялась. С минуту ничего не происходило, звякнула посуда, из которой в кубки наливали отвар. Я не собиралась подслушивать разговор, но мне нравился голос сира Бриса, а он так редко бывал дома, что я больше растворялась в тембре его голоса, чем вдавалась в смысл сказанного, пока говорили не обо мне. Я собиралась опустить картину, прикрывающую тонкую прослойку в стене в этом месте, как он снова заговорил, и рука предательски остановилась.

— А вообще, отправь её в дом необручниц на неделю, или вовсе оставь там, пусть любуется, сколько ей влезет, — сир Брис продолжал не соглашаться с женой. — Или давай уже позовём всех слуг сюда, и я отымею тебя на их глазах, чтобы сделать каждого из них счастливым…. М-м-м, налей мне лучше вина…

— Брис, — вдруг сказала госпожа дрогнувшим голосом, — в самом деле… Я старалась для нас обоих и надеялась, что ты также попробуешь сделать шаг навстречу. Если бы я могла родить ребёнка без твоего вмешательства, у меня их уже было бы шестеро, как у матери Аны. Но ты совсем не хочешь помогать! А знаешь… я думаю… нам надо поехать к жрецам и расторгнуть брак. Жить в этой проклятой глуши, словно я пленница твоих проклятых металлов, и слушать про то, что когда-нибудь да что-то случится по воле Многоликой, я больше не хочу. Даже если бы я вышла замуж за Райана, всё было бы по-другому, уж он бы поддержал меня… А ты… Ты без меня жил год с необручницей и, видимо, все эти годы я всего лишь заменяю её. Поэтому ты не хочешь детей… Я всё поняла!

Скандал быстро набрал обороты. Говорила в основном госпожа, а господин пытался её успокоить. Но сирра Амели надавила на больную мозоль мужа, упомянув наместника Райана, который некогда тоже делал предложение госпоже, но она предпочла ему сира Бриса. В этом году господин Райан тоже служил и время от времени заходил в гости. Как и все маги, красивый, высокий, стройный, вдобавок темноволосый, сероглазый и весёлый он ни одну служанку не оставил равнодушной к своей персоне. Однако по отношению к госпоже он вёл себя ровно. Признаться, я даже была удивлена узнать из сплетен, что он некогда был в неё влюблён. А сир Брис никогда не показывал ревности, может, потому что госпожа вела себя идеально в присутствии старого знакомого.

Имя наместника Райана всё же попало в цель. Сир Брис хлопнул дверью и ушёл спать в свою комнату, где простыни не меняли, наверное, недели три, так долго он там не ночевал. Госпожа плакала. Горько, надрывно, откалывая от моего сердца по кусочку. И я металась по комнате, не зная, стоит ли пойти её успокоить или всё же дождаться колокольчика, чтобы не усугубить ситуацию.

Вскоре она успокоилась. В её комнате воцарилась тишина, и меня, прислушивавшуюся, сморил сон. Долго ли я спала, не знаю. Как вдруг ко мне под одеяло нырнула сама госпожа. Всхлипнула, прижимаясь:

— Ана, я не могу уснуть. Можно я побуду с тобой до утра?

Что я могла сделать? Выгнать её? Госпожа прижалась ко мне горячим, словно у неё была температура, телом, поцеловала в губы и сказала спасибо. Мы некоторое время лежали лицом к лицу. Кровати у прислуги не такие широкие, как у господ, на двоих не рассчитаны. Госпоже, судя по всему, было комфортно засыпать на боку, прижимаясь ко мне и мерно дыша в мои жёсткие волосы.

Скоро я отлежала руку, которая оказалась придавленной между нами, и попробовала её вытащить. Госпожа отстранилась, помогая мне:

— Я не даю тебе спать, Ана?

Разумеется, ведь она выспалась днём… А ещё её горячие груди прикасались к моим и словно прожигали тонкую ткань ночной рубашки.

— Ана, скажи, а у лумеров маленькие дети спят с матерью или в колыбельке? Отдельных комнат, я понимаю, всем не хватает… Твой младший брат, грудничок, спит с матерью?.. Это удобно?.. Можно кормить его ночью, не вставая с постели?..

Все эти вопросы были заданы мне, и я подтверждала каждую догадку. В самом деле, кроватей не хватало на всех. Родители надеялись, что старшие две сестры скоро выйдут замуж, и освободится кровать, на которую отправят подросшего сына. Я тоже спала с сестрой, самой младшей. Первенец-старшая иногда брала в кровать к себе малыша, но поскольку он до сих пор просыпался ночью от голода, то чаще лежал у матушкиной груди, между родителями.

— Ана… — пауза в голосе госпожи напряжённо затянулась, — выполни одну мою просьбу… Мне хочется…

Она некоторое время не решалась сказать, пока я не выдавила из себя: «Да, моя госпожа». Меня поцеловали в лоб и зашептали жарко:

— Ана, я хочу почувствовать, что значит быть матерью… Каково это — кормить грудью… Покажи, умоляю!

Я сначала не поняла, чего от меня хотят, пока госпожа не стянула с себя рубашку и не подвинулась так, что её грудь оказалась на уровне моего лица.

— Ана… ты обещала…

Святые основатели! Я во время купания одёргивала себя, одёргивала, а тут… в темноте… Сосок ткнулся в мой нос и замер. «Пожалуйста, прошу!» — выдохнул жалобный голос в темноте. Я поудобнее улеглась и нерешительно обхватила губами нежный конус, представляя себе его тёмный ореол. Сделала несколько сосательных движений и отпустила, посчитав, что этого испытания для меня достаточно.

Госпожа прерывисто вздохнула:

— Ещё, прошу! Я хочу уснуть рядом со своим малышом. Они ведь засыпают, когда ночью их кормят, да?