Необручница: На острове любви (СИ) - Эфф Юлия - Страница 11

Она ждала и что-то прочитала в моих глазах, поняла по-своему. Её слова потекли тягуче и ароматно, будто масло из бутылочки, опрокинувшейся на кровати и вытекающей на белоснежную ткань:

— Какая ты необычная, Ана! Ты и не красива, и привлекательна одновременно. Такие чувственные губы… — госпожа провела пальцем по ним, и они предательски раскрылись, — и белые зубки… А глаза какие выразительные… Тебе не хватает немного ухода, только и всего…

Она провела пальцами по моим волосам, и коготки легко разделили пряди после питательной маски. Теперь волосы даже казались длиннее…

Позже, осмысливая случившееся, я не смогу объяснить, что на меня нашло. Интимность ли момента, когда я, обнажённая, стояла на коленях перед госпожой. Или всё то же умиление красотой, в аналогичной позе замеревшей напротив. Я потянулась и не поцеловала — приникла к губам госпожи, запрокидывая её локоны назад.

— Вы такая красивая, моя госпожа, прекрасней всех! — выдохнула я самое длинное своё предложение за последнюю неделю.

Госпожа вдруг задрожала, личико её сморщилось, как тогда, в кабинете, перед экстазом:

— Я люблю тебя, Ана, — жалобно сказала она, — и мне тоже будет тебя не хватать…

«Я люблю тебя», — и мир взорвался вокруг меня. Вокруг нас. Я помогла снять прилипающее к телу платье и, позабыв робость, словно во мне родился мужчина, набросилась на этот образец совершенства. Имя моё, произносимое госпожой, звучало сладкой песней. Я впервые проявила инициативу и сама, без просьбы, возвращала подаренные мне ласки, чувствуя, что это нравится моей госпоже.

Но вдруг госпожа оттолкнула меня, слитным движением мы перевернулись, меняясь местами, и прекрасные губы завладели моим телом. Я познала то, что сводило с ума госпожу, — она припала к моей груди и повторила моё ночное послушание. Матерь многоликая, это действительно было неописуемо! Без слов я поняла: госпожа пыталась узнать теперь, что чувствует младенец у материнской груди. Но вот, насытившись невинной игрой, она снова стала женщиной. Жаждущей и знающей, как доставить удовольствие — и губы уже путешествуют вниз.

Ноги мои покорно раздвинулись, и я приподнялась на локтях, чтобы увидеть это…

Я содрогнулась от накатившего удовольствия и думала, что задыхаюсь, настолько сжало воздух в лёгких от неизведанного блаженства. Она довела меня до исступления, заставляя извиваться и облизывать пересохшие губы, а почувствовав по моим всхлипам приближающийся пик, сжала губами складки и застонала сама.

Вспомнилось, как она говорила, давая мне попробовать в саду плод акадо: «Попробуй, Ана, убедись, какой он сочный. И ведь совсем не сладкий, но почему его так любят? Стоит раз попробовать, и ты потом начинаешь желать его…» В самом деле, акадо, сочный, но солёный плод особенно вкусен был в салатах под соусом…

Во мне взорвался комок, тянувший с ночи, и я, кажется, закричала…

Наши девушки на вечеринках болтали, когда мужчин не было рядом, будто первый раз всегда несёт боль. Такую, что потом на мужчин и смотреть не хочется. А у некоторых даже после нескольких свиданий сохраняются неприятные ощущения. Подозреваю, что я стала исключением для Лапеша: мало того что вступила в связь, не поощряемую Канонами Владычицы, ещё и получила бесценную порцию блаженства. Правда, госпожа не взяла мою первую кровь, но какая разница? Так даже было лучше — вернусь домой и смогу выйти замуж, а тайну свою я сохраню, уж в этом можно было не сомневаться… Тем более госпожа уверяла меня (да и подслушанные мною шуточки на кухне подтверждали), что на Адноде свои законы. То, что в Люмерии грех и позор, здесь — в порядке вещей и рекомендуется для сохранения здоровья. Явный факт — Владычица до сих пор не поразила чету Эдрихам и других наместников своим гневом — говорил в пользу правоты местного убеждения.

Беспокоило одно — кажется, я влюбилась в женщину! Неслыханное дело! Как мне жить с этим? Попроси в ту минуту госпожа прыгнуть меня с террасы на скалу, я бы сделала это без раздумий. И это пугало… Даже больше, чем брезгливость сира Бриса…

— Сир Брис! — вдруг я вспомнила про него и поднялась, осматриваясь в поисках одежды. Что скажет он, если вдруг войдёт в комнату?

Сирра Амельдина поняла меня и тоже соскочила. И в этих наших торопливых попытках одеться было нечто от преступного. Мы будто украли у сира Эдрихама удовольствие, которое испытали. Помогли друг другу одеться. Я зашнуровала платье на госпоже, и едва дело было сделано, она повернулась, обхватило моё лицо ладонями:

— Поехали со мной, Ана? Не бросай меня!

И вдруг меня окатило — другой волной, ледяной. До моего сознания дошло, что я… мы обе натворили… Получится ли теперь расстаться? Брак сирры Амельдины будет расторгнут ради служанки? И я подавилась ужасом. Не просто плохая служанка — я была чудовищем, разрушающим семью магов. Как я дошла до этого греха? Многоликая мне этого не простит… Я сама себе этого не прощу!

Госпожа поужинала в комнате, не дожидаясь супруга, вместе со мной. Она утешала меня, поникшую от чувства вины, будучи сама расстроенной. Не от нашей образовавшейся связи — ей было жаль прожитых совместно с сиром Брисом стольких лет. Да, она всё ещё любила мужа, но обида из-за его эгоизма не отпускала.

Перед сном ссора повторилась, на сей раз голос сира Бриса звучал жалобней, совсем не по-мужски умолял он потерпеть этот год, а потом он отложит контракт на два года, и они смогут родить ребёнка. Почему обещание не устроило госпожу, я не знала. Возможно, она лучше знала супруга и подозревала, что он её обманет.

Сегодня он не ушёл — точнее, госпожа его выгнала, сказав, что ей плевать, устроит он ночью пожар или нет: «Пусть здесь всё сгорит дотла!» Второй магией сира Бриса был огонь. И несколько раз я видела, как от его пальцев непроизвольно во время ужина вылетают искры. Это происходило, если госпожа не снимала у него превышение резерва сразу по возвращении или он долго находился на руднике…

Матерь Многоликая! Мужчина почти целый день находился под землёй! Моё сердце сочувственно сжалось, я жалела обоих. Но что могла сделать я, простая служанка?

В коридорах давно установилась тишина, а я всё лежала с открытыми глазами и просила Многоликую услышать меня. Дать понять, как я могу помочь моей любимой госпоже, как не взять греха на душу?

Сон не шёл. Накинув тёплый шлафор, я отправилась на террасу, прихватив тёплое покрывало, которым меня укутал некто неизвестный прошлой ночью. Никто из наших не знал, чьё оно. Госпожа тоже не опознала эту вещь. Набросив его на плечи, я встала у перил. Может быть, Белая Матерь услышит здесь, под звёздами, мою молитву? Я углубилась в мысли.

Ночь не вмешивалась в молитву, поэтому я вздрогнула, когда в тишине откуда-то снизу прозвучал мужской голос.

— Ты принесла моё покрывало? Отлично.

По скале, на которой была вырублена площадка и построена терраса, карабкалась быстрая тень. Полминуты — и высокая фигура вытянулась передо мной. Мужчина отряхнул руки, поднял ладонь, освещая моё лицо и своё заодно:

— Я так и думал! Не Амели. Снова немая служаночка.

Сир Райан насмешливо осмотрел меня, вцепившуюся в покрывало.

— Хотя это даже хорошо, что здесь ты, а не Амели. Больше толку от разговора будет.

Он никогда не пытался со мной беседовать, и ни одна его фраза никогда не предназначалась мне. В первую встречу он бросил любопытный взгляд — и ничего сверх этого. Госпожа про него рассказывала, будто они вместе учились в Академии, в одном потоке, но на разных факультетах. Герцог Райан Риз всегда был для госпожи кем-то вроде брата. Она знала о его влюблённости в себя, но он не настаивал, поскольку уже на первом курсе Амельдина сделала свой выбор, остановилась на старшекурснике Брисандре.

Райан тоже был поисковиком, только с дополнительной властью над металлами. Оттого его услуги больше пользовались успехом, чем сира Бриса. Один год он работал на острове, второй — на континенте. Я поняла, что отсутствие семьи развязывало ему руки, поэтому он трудился без перерывов, приумножал семейное богатство и считался завидным женихом.