Чужой среди своих (СИ) - Панфилов Василий "Маленький Диванный Тигр" - Страница 48

Дядя Витя, хмыкает постоянно, беспрестанно курит и непроизвольно поджимает губы. Видно, что он расстроен…

В полседьмого утра за нами приехала «Буханка», и шофёр, сонный и похмельный, вылез и поздоровался со всеми, зевая во всю нечищеную пасть и показывая золотые коронки. Он попытался было помочь с погрузкой, но мать шуганула его, и мужик, философски пожав плечами, забрался в кабину, перекурил и задремал, заметно похрапывая.

Провожать нас вышел весь барак, включая противную Светкину бабку… хотя мы, пожалуй, легко обошлись бы без неё!

— Ну… всё, Зиночка… всё… — мать откровенно хлюпает носом, — всё, что осталось — тебе… Ну да я уже говорила!

Наконец, мы забрались в «Буханку», почти тут же с нами влезли тётя Зина и дядя Витя, и машина медленно поползла к порту.

— Сам понимаешь, Аркадьич… план! — не вполне понятно сказал на прощание золотозубый водитель.

Мы остались на пристани с кучей всяческого барахла. В новую жизнь мы увозим старые, истоптанные сапоги, калоши с засунутыми туда засолками, пальто с надкусанным молью каракулевым воротником, банки с вареньем и прошлогодней икрой, отцову телогрейку с подпалинами от папирос… Вся наша жизнь поместилась в нескольких чемоданах, баулах и узлах.

Дядя Витя и отец курят, вздумав напоследок зачем-то обсуждать работу. Мать с подругой, постоянно промокают глаза, говорят что-то бессвязное и жалко улыбаются. А я…

… а ко мне пришли друзья и приятели. Вот казалось бы…

… я нисколько не жалею, покидая посёлок. Мне здесь тошно, душно…

Но я бы взял с собой Ваньку и Лёху, дядю Витю и может быть даже тётю Зою! Хотя казалось бы…

Ближе к восьми утра пришла баржа, мягко встав к причалу бортом, и недовольные матросы помогли нам с багажом, затащив его в крохотную каютку с двухъярусными койками и единственным окошком.

— Долго ещё? — поинтересовался отец, угощая матроса папиросой.

— А вот сейчас и пойдём, — равнодушно ответил тот, пряча папиросу за ухо.

— Ага… — озадачился отец.

— Да корреспонденцию только передать, и вас забрать, — снизошёл водоплавающий.

Почти тут же капитан или штурман заорал что-то не вполне членораздельное, где я понял только мат, и матросы начали суетиться. Гудок…

… и я, стоя у борта, провожаю взглядом северный посёлок, который становится всё меньше и меньше, пока окончательно не скрывается за поворотом.

[i] Прошу не писать мне, что Голодомора не было. В комментах можно, не нужно писать именно мне)). Я понимаю, что к трактовке фактов и исторических событий, можно подходить по-разному. Но! ГГ имеет право на собственное мнение, и напоминаю:

«Я написал в предисловии, и как мне кажется, достаточно ясно, что хочу показать СССР и Совок в равной мере. Но! Показывать я буду с позиции человека современного, который не испытывает по отношению к СССР никакой ностальгии, зато сильно травмирован отсутствие интернета и гаджетов вообще, Железным Занавесом и всеми теми реалиями условного "Совка".При этом многие, действительно хорошие вещи, ГГ будет просто не замечать, ибо он УЖЕ настроен негативно, ну или как вариант, для него это НЕ достижения.

[ii] Автор помнит, что в больших городах и «точечно» по Союзу дела с продовольствием обстояли не так плохо, как кажется ГГ, но он судит по тому, что видит своими глазами, а в соседях у него ссыльные, бывшие ЗК и колхозники из нищих деревень, которые, за редким исключением, с изобилием сталкивались только в газетных передовицах.

[iii] Если что, автор не клевещет, а просто вспоминает рассказы мамы (1949 года рождения), жившей, между прочем, в областном центре, в Липецке. Свой дом, полная семья, но из еды в основном картошка, каша, блины из пшёнки. Белки представлены в основном самой дешёвой рыбой и требухой, не чаще, чем пару раз в неделю. Где-то раз в месяц гостинцы из деревни — молоко, яйца, сало, иногда тушка утки или пара кур, ну и конечно же — картошка с капустой. Не самые бедные, да и в принципе не бедные — все так жили, многие — хуже.

Приглушив двигатели, баржа медленно дрейфует по течению, не подходя к пристани. Я, мучимый вполне понятным любопытством, задаю десятки вопросов, но речники, занятые делом, либо отмахиваются от меня, и не всегда цензурно, либо говорят что-то односложное и ни черта непонятное. Все орут, перекрикивая шум, скрежещет и гремит железо, царит деловитая суета.

Выдохнув раздражённо, я подошёл к борту и сплюнул, перевесившись через борт.

— Отойди на… малой! — заорал небритый тип в фуфайке на босу грудь и мятой фуражке, блином сидящей на нечёсаной голове, — Не мешай людя́м!

Недобро покосившись на него и уже прикидывая, как бы я его гасил в случае развития конфликта, развивать ситуацию всё ж таки не стал и отошёл к родителям.

« — Нда… — прижавшись боком к маме, опомнился я, — вот это меня штырит! Уровень агрессии на ровном, в общем-то, месте, взлетел так, что я, действительно, был готов драться с этим… Эзопом! Тяжеленько мне придётся…»

Речники тем, тем временем, с помощью таля спустили шлюпку, а затем, быстро и откровенно небрежно, выгрузили наши пожитки.

— Банки… — слабо простонала мама, кусая губу и набухая слезами. Отец, скрежетнув зубами, смолчал, медленно прикрыв глаза. Он, как я понимаю, переживает не из-за банок, а из-за реакции супруги.

— Прошу панове на выход! — изгибаясь в шутовском поклоне, сказал подскочивший матрос под гогот остальных речников. Мать, зло усмехнувшись и будто вспомнив что-то, очень ловко подвязала концы длинной юбки между ног, превратив её в подобие шаровар, и едва ли не ссыпалась по штормтрапу.

« — Однако… — мысленно восхитился я, примеряя ситуацию на себя, и понимая, что чёрта с два… — как много я не знаю о родителях!»

Отец спустился ничуть не менее уверенно, а я, не имея ни опыта в таких вещах, ни нормальной физической формы, спускался, сам себе напоминая ленивца.

— Не трусь, малой! — подначил меня из шлюпки немолодой матрос с той хитроватой физиономией, какая бывает у деревенских мужичков, мнящих себя большими дипломатами и стратегами, — Мимо воды не промахнёшься!

На подначку я не повёлся, и, ступив на дно шлюпки, постарался взглядом пожелать ему всего хорошего, и особенно — настроения.

— Кхм… — озадаченно сказал речник, виляя взглядом и затыкаясь.

— Я тово… — не сразу сказал он, нервно дёргая неряшливый длинный ус, — руку потянул! Так что, тово… на руль сяду, а вы — тово… на вёсла.

Отец крутанул шеей, но смолчал, кривовато усмехнувшись — по-видимому, у них были какие-то договорённости, и капитан баржи сейчас нарушил их. Я мысленно поставил ему «плюсик» за умение держать себя. Скандалить, да и просто бубнить себе под нос что-то нелицеприятное, в такой ситуации было бы жалко и смешно, но сказать по чести, мало кто удержался бы!

— Может, я на вёсла сяду? — неуверенно предложила мама, глядя на меня извиняющимся взглядом. Я дёрнул плечом и сел скамью… или как она там правильно называется у водоплавающих?

« — Мужское и женское, — философски размышлял я, всем худосочным телом наваливаясь на весло и бездумно поглядывая вокруг, — кухня и прочее — женский мир, а ремонт или вот гребля — мужской. Хм… странное разделение, как по мне, ну да ладно. Надо такие вещи просто запомнить и принимать, как есть, чтобы не попасть в неудобную ситуацию!»

Стали понятней рассказы о том, как мужик, придя с работы голодным, при полном холодильнике ждёт задерживающуюся супругу, не в силах подогреть себе миску борща. Если он воспитан в такой патриархальной парадигме, то может даже не понимать, что в его поведении, в его модели семейного очага, что-то не так!

« — А вода, к слову, грязненькая!» — отмечаю машинально, провожая взглядом плывущее по реке мазутное пятно, причудливо играющее под лучами солнца. Эра пластиковых пакетов ещё не пришла, но дизельное топливо в реку сливают, не задумываясь, чему я не раз становился свидетелем за время нашего короткого путешествия.