Гипоксия (СИ) - Кочеровский Артем - Страница 28

Сердце забилось быстрее. На рефлексе я задержал дыхание.

На кисть правой руки намоталась влажная резиновая верёвка. Она была серого цвета и покрывалась маленькими пупырками. Слизь из-под верёвки-жгута растеклась по руке. Тягучая, светло-жёлтая.

Скользнул взглядом вниз. Верёвка появилась из ниоткуда. Торчала прямо из-под земли в полутора метрах от меня. Вокруг неё дрожала земля. Грунт вздыбился, словно брызги воды. На свет показался червь. Языком он держал мою руку и, помогая извивающимся телом, потянулся ко мне.

Я рассмотрел чёрное дно его рта и четыре тупых зуба — два сверху и два снизу. Морда напоминала змеиную, да и он сам. Здоровенный такой питон с обхватом в торсе сантиметров тридцать. Каменные чешуйки перемалывали попавшиеся между ними камни и песчаные грудки. Вокруг морды торчали шипы, которые и помогали червям путешествовать под землёй, вращаясь и прорывая себе путь, как подземный буровой станок.

Отскочив в сторону, я ударил киркой. Острый край вошёл в складки между чешуёй. Червь загнулся дугой и попытался переломить острие кирки. Надавил изо всех сил. Камни трещали и осыпались крошкой, но металл не поддался. Он задрожал, выгнулся в другую сторону и позволил мне вырвать кирку.

Светло-коричневая кровь, будто машинное масло брызнула на меня, обляпав лицо и куртку. Червь раскрутился и нырнул в грунт.

На время я остолбенел, наблюдая, как передний край прячется под землёй, а хвост вылезает из другой дыры и тащится следом. Прикинув, что червь достигает в длину метров около десяти и немного понаблюдав за ползающими по карьеру камушками от подземной вибрации, я пришёл к выводу, что пришло самое время сматываться.

Браслет перебивался сигналами синхронизации и предупреждениями о повышенном расходе. Я подхватил рюкзак, закинул на плечи. Разогнался, вскочил на откос. Помог себе киркой и выскочил на нулевую высоту карьера.

Червь не издавал никаких звуков. Единственной его мелодией была почти неуловимая вибрация в ногах. Я побежал по дороге. Вспомнил наставления из брошюры и через пятьдесят метров резко остановился. Под землёй червь слеп. Топот моих ботинок ещё больше привлекал его. Я остановился, чтобы сбить его со следа. Прислушался к вибрации…

Он выскочил прямо из-под ног и поднял меня на полметра на горочке из песка. Тупые зубы вцепились в ботинок. Две пару зубов сверху и снизу, будто дробилка, с невероятной мощью и скоростью перемололи подошву моего ботинка, расщепив резину в крошки.

По спине стекал пот, песчинки залетели в глаза. Жёлтая жижа на руке жгла и плавила волосы, просачиваясь под куртку. Если бы червь вцепился зубами чуть выше, моя ступня превратилась бы в свисающих из мясорубки фарш.

Я ударил киркой из-за головы. Удар получился точным. Кирка в моих руках задрожала, зазвенел металл, из-под острия выскочили искры.

Вторая сильнейшая волна синхронизации прокатилась по телу. Оттолкнувшись от пасти, я соскочил на землю и побежал. По дороге я перепрыгивал с одной бетонной плиты на другую. Червь всегда присутствовал где-то рядом. Он пробовал достать меня на плитах, уползал вперёд и пытался подловить. Рыл предо мной траншеи и один раз зацепил хвостом.

Ещё метров через сто он взлетел в воздух, как дельфин из воды. Подбросил меня. Каменная чешуя оставила россыпь синяков на моём теле, в некоторых местах зажевала одежду, превратив куртку в ошмётки.

По лицу катилась розовая жижа — кровь и пот. В левом колене что-то хрустело, а оторванная подошва цеплялась и мешала бежать. Браслет вибрировал красным. Первый раз за время пребывания на Б3412 я почувствовал, что задыхаюсь. Хрипота в лёгких, разъедающая боль от ядовитой слюны, почти ослепшие от пыли глаза.

Он снова выпрыгнул из земли и плашмя рухнул на землю. Влажный свист языка. Тварь схватила меня за ногу. По земле червь передвигался медленнее, почти со скоростью обычной змеи, а я полз от него на карачках. Правая рука почти не слушалась, я упирался и тащил её за собой. Обжигающий яд добрался до ноги.

Сил не осталось. Я перевернулся на спину и смотрел, как десятиметровая тварь вздымается надо мной. Хвост впивается в землю, а голова вытягивается перед прыжком. Меня накрыла его извивающаяся тень, заслонив О́но. Червь прогнулся. Затрещали каменные чешуйки, будто слежавшиеся позвонки. Он спрятал язык, шире раскрыл пасть…

Новая волна вибрации прокатилась от головы до пят. Червь дёрнулся. Следом ещё один удар. Червь выгнулся дугой, чуть не завязался на узел. Между чешуек, куда я засадил кирку, брызнула кровь. Ещё один подземный удар и червяк взревел. Голос его походил скорее на гортанный хрип. Плашмя упал на спину и стал вращаться, будто брошенный на стройке миксер. Морда погрузилась под землю и исчезла, хвост потянулся следом.

Встав на колени, я подхватил кирку и принялся долбить по хвосту, высекая искры, пока кирка снова не застряла между чешуйками. Червь с недовольством потряс хвостом, отбросил кирку метров на пятьдесят, брызнул коричневой кровью и исчез в песке. Я выхватил из кобуры нож. Полз по его кровавому следу и наугад дырявил землю:

— На, сука! На, сука! Получи, мразь!

— Ха-ха-ха-ха! Ну всё-всё, хватит! Не обижай его!

Кто-то схватил меня за ногу и оттащил назад. Нож оставил трёхметровый порез на теле Оксила. Лёгкие работали, как выхлопная труба, выплёвывая углекислый газ. Часы в браслете таяли быстрее, чем в два раза.

Перехватив нож прямым хватом, я перекатился на спину. Рядом стоял мужичок. Смуглая, почти чёрная кожа, тысячи морщин, сальные волосы под кепкой. Лет около сорока. Носил замасленную робу непонятного цвета. Огромной ладонью он продлил козырёк кепки и с добродушной улыбкой смотрел вдаль.

— Хорошенький, сукин сын, — пробормотал мужик и покачал головой.

За его спиной высилась десятиметровая железяка — пугалка. Раз в десять секунд она скидывала поршень, и я чувствовал игру песка у себя под задницей.

— Кто?

Руку и ногу жгло. Я закатал рукав. Наскрёб горку песка и стёр ещё не впитавшийся в кожу яд. Повторил то же самое с ногой. Яд червя был не опасен.

Мужик меня не замечал. Утопленные и спрятанные под огромными бровями глаза смотрели на последние вибрации камней. И когда всё затихло, он вдруг скривился и посмотрел на меня:

— Совесть-то у тебя есть?

— Простите?

Спрятал нож, поднялся и с большего отряхнулся.

— Пугалка и так его испугала! Зачем ещё бил потом?!

Браслет потихоньку выравнивал расход, тело успокаивалось. На всякий случай я потряс головой, чтобы прогнать симптомы контузии:

— Вы спрашиваете, зачем я бил тварь, которая только что чуть меня не сожрала?

— Ха! — мужик ударил себя по штанам, оставив отпечатки рук на замасленном комбинезоне. — Сам виноват!

— Серьёзно?

— А кто ж ещё виноват?

— Я на него не напада́л?

— Во даёт! — мужик потрепал себя за ухо. — Жареная курочка в клетке изморённого голодом раба тоже не напада́ет!

— Простите, а вы кто?

— Ветер пустоши, почему вы все такие важные? Червячок имеет такое же право кушать, как и люди! Твой кислород — моё дыхание. Ветер — касание. Тепло О́но — любящий взгляд. Слыхал?! Они, между прочим, приспособлены намного лучше нас. Оксил выбрал ихсвоим дыханием. И именно им возвращаться в его лоно бирюзовой пыльцой вечности. Мы — во! — крикнул он и потряс у меня перед лицом браслетом. — А они — часть пустоши, часть живого.

Глядя в бегающие глазки и наблюдая за слишком быстро меняющимся выражением лица, я понял, что разговор у нас не получится.

— Всё понял. Спасибо, что спасли меня.

— Слышал про каменную дрель?! — он вдруг заулыбался и слепил из пальцев бесформенную фигуру. — Брачные игры червей, ага… Вот так сцепляются и др-др-др-др… Понял?!