Крылья к резюме обязательны! - Мамаева Надежда - Страница 10

– Крыла, – зачем-то поправила я и сглотнула, потому что в горле враз пересохло.

А затем почувствовала, как от воротника моего пиджака что-то отцепляют. И не только это. Но и горячее мужское дыхание, что щекотало мой висок.

Есть моменты в жизни, когда мир замирает, сходит с орбиты, вся Вселенная собирается в одну точку, а нить разговора вдруг затягивается в тугой узел чувств. Так вот, сейчас был именно такой момент.

Близость. Мимолетная, почти деловая… Когда пальцы дракона лишь на долю секунды коснулись кожи на моей шее. И тут же нервы оказались натянуты, как канат над пропастью. Канат, который гудел под напряжением, рвался волокно за волокном. И на нем, по центру бездонной бездны, сейчас балансировала я. Без страховки.

Разгон психики до максимума. И все еще абсолютная тишина… Одна на двоих, разрываемая лишь моим дыханием, его дыханием.

Рука дракона зависла в воздухе, так и не опустившись. И сам Дарк все также стоял недвижим. Рядом. Не отходя. Не произнося ни слова.

Я чувствовала его аромат с нотами лесного ореха и зимнего аниса. Видела, как бьется жилка на виске, как напряжены мышцы и четко обозначены тяжи сухожилий на шее. Дракон сейчас напоминал мне сжатую пружину.

И я себе тоже. Казалось, что пульс стучал прямо в мозгу, в ушах, грозя порвать барабанные перепонки, хлынуть, если не раздастся хоть какой-нибудь звук. И я спросила первое, что пришло в голову:

– А давно ты знаком с Катаф… профессором Грейтом? – шумно сглотнув, исправилась в последний момент.

Дракон выдохнул и, отойдя от меня на шаг, на миг прикрыл глаза, словно борясь с собой. А когда спустя секунду вновь распахнул их, то вскинул руку и, глянув на хроносы, сообщил:

– Четыре часа, двадцать шесть минут. В секундах, увы, сказать не могу. – Вот только непринужденный тон крылатого не вязался с его взглядом. Последний был сродни беспросветному мраку.

– Странно, мне казалось, что больше… Ты так увлеченно с ним беседовал, – произнесла я, внешне стараясь выглядеть невозмутимой.

Хотя в душе… Внутри царил хаос. И навести в нем порядок сейчас не было никакой надежды. Проще облить все алхимической горючей смесью, поджечь и убежать подальше, выпучив глаза. И будь я не урожденной Файн, так, наверное, и сделала бы, но… демоново воспитание! Именно оно заставляло меня держать лицо. Как иных воинов выучка заставляет держать поднятым щит. Порой часами. Сутками. Столько, сколько потребуется.

И я, посмотрев на дракона, даже смогла сдержанно улыбнуться.

– Вообще-то, он усердно пытался меня отвлечь от одной своей дипломницы. Причем когда Грейт понял, что одних разговоров для этого маневра недостаточно, то попытался переключить мое внимание на другую свою выпускницу.

Я про себя усмехнулась. Вот так, под занавес учебы в академии, профессор Грейт, сам не ведая того, мне отомстил. Сполна. За мой дипломный шантаж.

Год назад я вынудила его стать моим научным руководителем. Хотя он был даже поначалу слегка матерно против. Пойти на такие меры пришлось оттого, что никто другой не рискнул бы брать дипломника сдвоенной специальности, алхимика-артефактора. Поскольку тема моей научной работы была, мягко говоря, сложной. И никто из магистров не хотел садиться на защите с размаху в лужу на пару с адепткой. Мной.

А я же не только не имела права облаж… допустить ошибку. Я должна была стать лучшей в выпуске. Иного отец от меня не ждал. И всегда это подчеркивал: раз уж его старшая дочь выбрала не более женственную культурологию, как моя сестренка, то в алхимии и артефакторике я должна быть первой. И точка.

В общем, я решила, что сделать меня лучшей может только лучший и… не знаю, в каком по счету разговоре (но точно цифра была уже двузначной) Катафалк вновь на мое предложение рявкнул свое категоричное: «Нет!»

Мы тогда были в аудитории одни. И я решилась на первейшее средство дипломатов – шантаж! И поставила на кон свою репутацию. Против реноме знаменитого артефактора.

Закрыв дверь, рядом с которой стояла, двинулась к Катафалку и выдвинула ультиматум:

– Либо я буду вашей дипломницей, либо – любовницей!

У профессора дернулся глаз, потом скула, потом он весь целиком. А затем Грейт рыкнул:

– Что-о-о?

– Что слышали. Либо из этой аудитории я выйду с вашим согласием в сторону дома. Либо без него, но к проректору. И скажу, что вы меня домогались. Если нужно будет, то и уточню, что грязно и успешно. И даже до беременности!

– То есть ради диплома вы готовы на все? – уточнил Катафалк. – Даже учиться?

– Я и так учусь… – Меня разобрала злость. – Как проклятая. Без перерывов! – И я от души треснула по столешнице. Сама не заметила, как при этом призвала силу. На боль, что обычно обжигает каждого мага при обращении к дару, даже не обратила внимания.

Увы, под натиском этой моей экспрессивности пал не Катафалк, а парта. Она развалилась, брызнув щепой во все стороны.

– Знаете, адептка, – невозмутимо произнес Катафалк, глянув на мои руки. – У вас красивые руки. Тонкие пальцы, изящные кисти… Так уберите их от артефакторики и приложите к… культурологии, например.

Не знаю, как я в этот момент выглядела, но Грейт благоразумно сделал шаг назад со словами:

– Хочу напомнить, что вы планировали сделать меня своим любовником, а не трупом…

– Да что вы все помешались на этой культурологии! – прорычала я.

– Все – это кто? – настороженно уточнил Катафалк.

– Мой отец! Если я не родилась мужчиной – это значит…

– А я думал, что именно ваш отец настоял на переводе на факультет магомеханики. – Катафалк озадаченно посмотрел на меня и потер подбородок.

В его словах была доля истины: артефакторы – одни из самых привилегированных магов. Штучный товар. Магомехаников высокого уровня всегда мало. Но и стать таким ой как непросто.

В тот раз мы с Грейтом выяснили все до конца и немножко до скандала. Оказалось, он думал, что я попала сразу на третий курс по протекции герцога Файна и глупа, как пробка. Я действительно, когда только переводилась, не знала магомеханику, которую вел Грейт, на том уровне, который требовал профессор. И пусть быстро все нагнала, но вот первое впечатление-то осталось.

– Знаете, Скай… Я только сейчас понял, что в вас есть главное качество для артефактора, – под конец разговора произнес Катафалк. – Упорство.

Вот почему мне показалось, что он едва не произнес «упоротость»? А профессор меж тем продолжил:

– Именно оно в сочетании с самокритичностью, навязчивостью, любопытством приводит к великим открытиям. И… – Он сделал паузу, как человек, сам сомневающийся в адекватности своих поступков, и вдруг произнес: – Ладно, где одна, там и вторая! Я беру вас…

Договорить он не успел. Я, забыв про воспитание, сдержанность и все то, что приличествует леди, с радостным воплем повисла на его шее со словами:

– Вы не пожалеете о своем решении.

И услышала сдавленное:

– Уже жалею…

Впрочем, спустя какое-то время Грейт все же жалеть перестал. И понял, что его предмет я знаю отлично, а в вопросах алхимии могу и нос именитому артефактору утереть. И не раз.

Это его уязвило. Причем настолько, что я даже как-то застала Катафалка, украдкой читавшего манускрипт по энтропии алхимических реакций. Причем маг так смутился, словно я увидела в его руках фривольный дамский роман.

Зато итогом таких непростых отношений с профессором стала работа, которой еще до защиты заинтересовались и наши маги, и фэйри. Дивные узнали о ней из научной статьи, которую мы с Грейтом опубликовали в соавторстве в межрасовом научном альманахе.

Как итог – я была официально приглашена в Долину Холмов для прохождения стажировки еще до того, как стала дипломированным специалистом.

Вот только последняя могла сейчас накрыться, как неисправный артефакт. И причина тому находилась рядом со мной. Буквально в полушаге. Внушительная такая, широкоплечая, пристально меня изучавшая.

Я, стоя в кабинете, за пару минут до защиты вдруг подумала, что даже десяток высших образований и сотня написанных дипломов не гарантируют, что в жизни ты будешь принимать только правильные решения.