Найди меня под облаками - Володарская Ольга Анатольевна - Страница 7

Таня вернулась на палубу, с нее же и нырнула, яхта как раз пришвартовалась. Она плавала, а Иван наблюдал за ней и улыбался. Его глаза прятались за темными стеклами очков, но она знала, что под ними сейчас собрались лучики морщинок. Белые, в отличие от загорелого лица. Ей нравились они…

– Русалка, выныривай! – крикнул Иван. – Я уже соскучился.

– Еще пять минуточек.

– Скоро закат, а тебе еще нужно ополоснуться и переодеться.

Она уже и сама видела, что солнце опускается к горизонту. Осень, темнело рано.

Таня сделала один кружок и взобралась на яхту. Пока она приводила себя в порядок, им накрыли стол (продукты привезли на моторке из ресторана в порту).

– Это для меня, – Иван указал на тарелку с креветками и кальмарами, – это для тебя, – салат и что-то похожее на блины с начинкой, – это для нас! – На столе в ведерке со льдом стояла бутылка шампанского.

Уселись. Чуть на расстоянии, но соприкоснувшись коленями. Иван открыл шампанское, разлил его, а тут и закат. Таня много их видела, все были прекрасными, но этот… Он показался особенным, ведь она вместе с Иваном наблюдала за тем, как солнышко тонет в глади моря.

Они выпили за «Сансет» и принялись за еду.

– Какая вкуснятина, что это? – набив рот «блинчиком», проговорила Таня.

– Гюзлиме со шпинатом. Тут еще с картошкой и сыром. Не думал, что тебе придется по вкусу эта крестьянская еда.

– Почему же?

– Ты привыкла к другому, так ведь?

– Я выросла в семье медсестры и водителя «Скорой помощи». В детстве для меня печенье с маслом было самым лучшим лакомством. А когда меня отвозили к деду в деревню, я пареную репу уплетала за обе щеки. Так что к крестьянской еде я привыкла.

– Но с мужем ты жила в достатке?

– Да, и в ресторанах вкушали изысканные яства. А дома по-простому питались: сырники, пюре с котлеткой, борщ, капуста тушеная или морковный пудинг для… – Она хотела сказать «для дочки», но остановилась. О ней рассказывать Ивану рано. – Для того чтобы организмы получали больше витаминов.

– У вас был повар?

– Все сама. Этими самыми ручками. – Она поиграла пальцами. Иван перехватил ее кисть, поцеловал ее и не отпустил.

Стемнело стремительно. И стало прохладно.

– Пора возвращаться, – сказал Иван и обнял ее, чтобы согреть.

– Да, пора. – Она вжалась в него, так не хотелось, чтоб этот день заканчивался.

– Если я приглашу тебя в гости, это не будет наглостью?

– Я с удовольствием посмотрю на твою квартиру в турецком квартале.

– Она самая обычная, к тому же не моя, – хмыкнул Ваня. – И там легкий бардак, уж извини.

– Ничего.

Он что-то крикнул по-турецки капитану, и тут же заурчал мотор яхты.

Когда она тронулась с места, Иван легко приподнял Таню и усадил себе на колени. Их лица оказались на одном уровне. Губы близко-близко. Она понимала, что сейчас ее поцелуют. Она желала этого, но и страшилась. А вдруг не произойдет чуда, и бабочки, что сейчас порхают в ее животе, сложат крылья…

И вот его губы коснулись ее губ. Нежно, даже робко. Волоски его усов и бороды защекотали ей кожу. Это было непривычно. Тот, с кем Таня целовалась до этого, был всегда гладко выбрит. Что же касается юношеских любовей, то они могли похвастаться только пухом над губами. А тут борода! Ей почему-то казалось, что целоваться с мужчинами с растительностью на лице неприятно. Оказалось, ошибалась.

Губы Ивана стали более требовательными, но не наглыми. Бабочки в животе Тани не только не сложили крылья, а принялись махать ими более интенсивно. Они кружились в хороводе, а потом взмыли вверх, и непроизвольно… А еще неожиданно для самой себя… Таня застонала. Она ни разу в жизни не делала этого, целуясь. Это так ее смутило, что она отстранилась. Чтобы это не показалось странным, покрыла поцелуями его шею. Теперь Иван не сдержался и… Нет, не застонал, а охнул.

– Быстрей бы на берег, – пробормотал он.

– Да…

– Надо остановиться.

– Надо. – А губы сами тянулись к его коже. Она была чуть солоноватой, все же весь день на жаре, но Тане было плевать на это.

К счастью, они причалили. Иван, дав чаевые капитану и матросу, взял Таню за руку и повел к дороге. Он ничего не говорил. Молчала и она. Они поймали первое такси, сели в него и поехали. Не целовались, чтобы не смущать водителя, но Иван гладил ее по ноге, а Таня теребила волосы на его затылке. На подъезде к дому встряли в пробку.

– Выйдем тут, – бросил таксисту Иван. Хоть он говорил по-турецки, Таня его поняла.

И, выбравшись из машины, они побежали. Дешевые туфли из дерматина пережимали ступни, но Тане было плевать на это. Она готова была в кровь их стереть, лишь бы поскорее оказаться с Иваном наедине. И вот они в подъезде. По ступенькам тоже бегом – лифт нужно ждать, он на пятом, а им на третий. Когда Иван отпер дверь, они ввалились в квартиру и тут же бросились в объятия друг другу.

Она выбралась из кровати и на цыпочках прошла в кухню. Смертельно хотелось пить. Есть тоже, но голод Таня терпела с легкостью. Светало, и она не стала включать лампочки, чтобы не тревожить Ивана.

Налив себе воды из кувшина, она жадно выпила стакан. Хотелось фруктов, но в холодильник за ними лезть Таня постеснялась (некрасиво без разрешения). Она знала, они там есть, ведь они перекусывали ими ночью. Иван приносил фрукты и напитки в постель. А в ванную относил Таню на руках. И мазал ее стертые до крови ступни мазью.

Таня глянула на них. Уже не так страшно выглядят и почти не болят. Она налила себе еще воды и выглянула в окно. За ним – горы. Третья линия от моря, настоящий Турецкий квартал. Она глянула на часы, пять утра, значит, скоро зазвучит азан.

– Ты чего встала? – услышала она голос за спиной.

– Захотела пить.

– В следующий раз буди меня, я принесу.

– Вань, я ж не инвалид.

– Но ножка у тебя болит. – Он подошел к ней и так сильно обнял, что косточки захрустели. – Прости, я не рассчитал силу. Это от переизбытка чувств…

Таню они тоже переполняли, но она сдерживалась. Если б дала себе волю, затискала бы Ваню до смерти, а потом выдала: «Я не хочу с тобой больше разлучаться!»

Они за прошедшие часы несколько раз занимались любовью, и каждый акт был прекрасен. Даже первый, болезненный для женщины, что воздерживалась долгое время. Зато какой взрыв эмоций! Они даже до спальни не дошли, упали в гостиной на пол, покрытый искусственной шкурой. Потом Иван отнес ее в душ, они приняли его вместе, не переставая целоваться.

– Тебе же нельзя мочить татуировку, – вспомнила Таня, ощутив под своими ладонями пластырь.

– Начхать на нее.

Второй раз они занялись любовью в душе. Это было проблематично из-за габаритов Вани, но он так легко поднял Таню, что все получилось.

Уже в спальне они мазали друг друга лечебной мазью, он ее ноги, она его плечо. Татуировка оказалась странной.

– Что это за фигня? – спросила Таня, увидев какие-то непонятные черно-бело-синие фигуры на сером фоне.

– Картина Пикассо «Арлекин и женщина с ожерельем», – рассмеялся Ваня. – Шедевр, между прочим.

– Странно, что его с легкостью повторил татуировщик из обычного салона. И где же это выставляется?

– В Париже. В Центре культуры и искусства Жоржа Помпиду. На меня эта картина произвела колоссальное впечатление.

– А я Шишкина люблю. И Сезана. Твой мастер сможет набить мне «Утро в сосновом бору»?

– У тебя уже есть татуировка, хватит, пожалуй. Не скажешь, что подвигло тебя?..

– Как-нибудь в другой раз, – выпалила Таня. Тату тоже было связано с дочкой, даже сейчас говорить о ней – рано. Да и не к месту. – А теперь покорми меня чем-нибудь. Лучше фруктами.

– Этого добра навалом. Я на рынке вчера столько всего накупил.

Он притащил целое блюдо, на нем и виноград, и инжир, и персики, а еще экзотические драконий фрукт и папайя. Оказалось, в Алании выращивают и такое.

Наевшись, они легли спать. Но через какое-то время пробудились, чтобы еще раз заняться любовью. Уже на удобной кровати, размеренно, долго, с прелюдиями. О некоторых Таня узнала впервые – муж ее сексуально не просвещал. Не хотел раскрывать? Боялся, что загуляет? Или самому было неинтересно все это «баловство»? Таня не знала, они с Виктором почти не говорили по душам…