Президентский марафон - Ельцин Борис Николаевич - Страница 12

• Предыдущая
• 12/90
• Следующая

23 декабря я вернулся в Кремль — на две недели опередив самый «ускоренный» график, составленный врачами. Все окружающие обратили внимание на то, как я похудел и как легко стал двигаться. Действительно, не ходил, а бегал. Стал гораздо быстрее говорить. Сам себя не узнавал в зеркале. Другой вес, другое ощущение тела, другое лицо.

Было такое чувство, будто вернулся из долгой командировки. Почти физически переполняло нетерпение, желание работать. С этим чувством вышел к телекамерам, сказал: "Что в стране творится! До чего дошли… " А страна ведь была ровно та же самая. Просто у меня было удивительное ощущение: я — другой человек! Я могу справиться с любой проблемой!

За всеми делами незаметно приблизился Новый год.

Хотелось видеть не только привычную кремлёвскую обстановку, а просто людей на улице: что они делают, как готовятся к празднику. Было очень лёгкое, светлое, искрящееся чувство времени.

«Заеду в магазин, куплю внукам игрушки», — подумал я.

По дороге с работы заехали в магазин «Аист» на Кутузовском проспекте. Меня окружили продавцы, хором что-то предлагали, рассказывали. В игрушечном магазине я не был сто лет. Господи, до чего же здесь хорошо! Сколько всего для ребятишек, на любой вкус, были бы деньги…

Купил огромную детскую машину для Глеба — очень люблю большие подарки. Чтобы сразу была реакция, удивление: вот это да!

31 декабря поехал на «ёлку». Так мы между собой называем торжественный приём в Кремле, который устраивает обычно Юрий Михайлович Лужков.

Врачи очень не советовали ехать. Наина тоже была против. Я никого не послушался. Дал команду помощникам: готовьтесь.

Дорога до Кремля знакомая, недлинная. Кортеж несётся сквозь принаряженную, сверкающую Москву. Ну вот, хоть почувствую праздник.

… С первых секунд в Большом Кремлёвском дворце испытал какие-то новые, для себя необычные чувства. После долгого отсутствия я почти физически ощутил на себе тысячи внимательных взглядов. Чувствительность, оказывается, после операции совсем другая. Как будто кожа стала тоньше. Этого я не предполагал…

Наверное, за долгие годы жизни в публичной политике вокруг тебя появляется какая-то невидимая броня. Ты ко всему привыкаешь — к спинам охранников, к постоянному врачу, который дежурит где-то рядом, к толпам людей, к пожиманию сотен рук, к ауре ожидания, которая тебя сопровождает, к пространству, которое вокруг тебя всегда должно оставаться пустым. Привычка спасает от неловких движений или слов.

Оказывается, после операции эту привычку я на какое-то время утратил. Появилось совершенно незнакомое чувство — неудобно, неловко, все смотрят. С трудом взял бокал шампанского, простоял положенное время, произнёс речь.

А через несколько дней после Нового года я пошёл в баню.

Пытался убедить себя: все, хватит лазарета, я нормальный человек. Езжу на работу, пью шампанское, хожу в баню. Пришёл, разделся. А баня ещё не нагрелась…

7 января меня с подозрением на пневмонию госпитализировали в ЦКБ.

Наина до сих пор не может себе простить, что не уследила.

Россия всегда гордилась своими генералами.

Генералами войны 1812 года, генералами Крымской кампании (хоть и проигранной), генералами Михаилом Скобелевым, Алексеем Брусиловым, великими полководцами Второй мировой: Георгием Жуковым, Константином Рокоссовским, Иваном Коневым…

Даже такие противоречивые фигуры, как герои гражданской войны Михаил Тухачевский, Василий Блюхер, Иона Якир, в истории остались людьми героическими. Мы до сих пор переживаем, строим догадки: а как бы сложилась наша жизнь, если бы Сталин их не посадил, не расстрелял? Может, и в Великой Отечественной погибло бы меньше людей?

В известном фильме Никиты Михалкова «Утомлённые солнцем» есть потрясающий момент: красного генерала везут на Лубянку, уже избитого, со сломанным носом. Ещё полчаса назад этот человек был национальным героем, а сейчас все: он раздавлен, не может сдержать рыданий — кровь, сопли, слезы. А кто это сделал? Да всего лишь трое дюжих чекистов: сунули в морду несколько раз кулачищем, и все — огромный сильный человек сломался. Помню, я смотрел фильм и думал: как же так? Что за время было? Человек, не боявшийся командовать огромными соединениями, армиями, мировой войны не боявшийся, даже жаждавший этой мировой войны, — и вот он стал в одно мгновение никем, нет его. И вся его надежда — позвонить Сталину!

И ещё подумал: а вот если бы не расстреливали мирное население знаменитые красные генералы, не объявляли тотальный террор бунтовавшим крестьянам и казакам, не вычищали под корень целые социальные пласты — может, и не пришлось бы ехать потом в арестантской машине?

Почему я об этом говорю так подробно?..

… Вплоть до выборов 96-го года новая волна российских генералов-политиков оказывала сильнейшее воздействие на нашу жизнь. Судите сами. Генерал Павел Грачев, министр обороны. Генерал Джохар Дудаев, президент «независимой Чечни». Генерал Александр Лебедь, кандидат в президенты России и секретарь Совета безопасности. Генералы Александр Коржаков, руководитель моей охраны, и Михаил Барсуков, директор Федеральной службы безопасности. У каждого — своя история. О каждом есть что сказать.

Прошлую свою книгу, которую писал по горячим следам, закончил на трагических событиях осени 1993 года. Тогда мне казалось, что все — с коммунизмом в стране покончено раз и навсегда. Никому не хотелось доводить дело до массовых столкновений. Но раз уж Верховный Совет во главе с Хасбулатовым навязал президенту и стране логику гражданской войны, пришлось действовать очень жёстко и быстро. Это были страшные для Москвы дни.

И все-таки главной своей победой считаю то, что нам удалось избежать широкомасштабного кровавого столкновения, гражданской войны между сторонниками коммунистического Верховного Совета и законной президентской властью по всей России.

… Вот тогда я впервые глубоко об этом задумался. Можно сказать и по-другому — тогда я впервые столкнулся с типом генерала без убеждений.

Суровые внешне, как бы из железа сделанные, волевые, чёткие, приверженцы присяги и долга — такими они хотели выглядеть. А на поверку вышло как раз наоборот.

Часто у скромного гражданского человека, застенчивого и книжного (самые яркие примеры — Сахаров, Лихачёв, Собчак, Старовойтова), и убеждения твёрже, и поступки решительнее.

Список примеров тут может быть бесконечен.

Все это время — с 90-го по 96-й, — теперь я в этом абсолютно убеждён, над Россией висела тень смуты, гражданской войны. Многие россияне с глухой тоской верили в то, что все так и будет: новый военный переворот, хунта, растаскивание на множество маленьких республик, короче, вариант Югославии. Или, если ближе к нашей истории, — вариант 1918 года. Страшный вариант. Он был возможен. Многие тогда уезжали из страны именно по этой причине.

И действительно, объективные обстоятельства подталкивали нас именно к такому развитию.

Советская империя строилась много лет без тени сомнений, по железному генеральному плану. Внутренних противоречий не замечали. Сценария, по которому империи придётся уйти с ряда территорий, уступить место новым государственным образованиям, даже не предполагали, не имели в виду. Экономику развивали исходя не из местных потребностей и уклада жизни, а разом всю, на одну шестую часть суши. После развала Союза в роли эмигрантов оказалась огромная часть русскоязычного населения в республиках, где они десятки лет обслуживали имперскую промышленность, науку, культуру. В тех городах и областях, куда продовольствие завозили из других регионов и где производили только сталь, танки, ракеты, приборы и так далее, из-за рухнувшего внутреннего рынка произошла почти экономическая катастрофа. К обычным безработным добавились безработные офицеры — наша армия быстро покидала Европу.

В 1991 году, в дни августовских событий, когда рухнула советская власть, мне лично казалось, что уж с идеологией-то в стране все будет в порядке. Все тогда дружно ненавидели коммунизм и коммунистов, все клеймили лживый режим…

• Предыдущая
• 12/90
• Следующая