Дурацкий расклад (СИ) - Мамбурин Харитон Байконурович - Страница 31

— Да брось! — на довольно чистом русском меня заманивал молодой китайский лейтенант Мин Джао, — Иди сюда! Иди ко мне! Это не страшно!

— Витя, не ходи…, — жалобно звала меня издалека красивая девушка в приятного вида полушубке. Она простирала вперед руки и трогательно моргала большими глазами.

— Да вот и я думаю…, — бурчал я, вря, конечно же, только так, потому что нифига не думал.

— Смелее! — улыбающийся китаец продолжал свое черное дело, еще и руками подманивая, — Это очень полезно! Смотрите, я же стою! Идите ко мне!

Было ссыкотно. Не просто ссыкотно-ссыкотно, а на фундаментальном уровне ссыкотно. Это как высота, понимаете? Я вот высоты боюсь, пока человек. Реально боюсь. Одну часть тянет туда, жопу тянет назад, потроха подрагивают… а ведь я, товарищи, летающий. И когда туман, тогда могу хоть какие чудеса на виражах показывать, мне на всё начхать! А вот когда человек — вполне по-человечески боюсь. И сейчас боюсь, хоть там и не высота, а просто Стена.

Стена, перед которой мигает установленное на асфальте устройство. За ним как раз и стоит, улыбаясь самым гадским образом, китаец, из-за которого мы все тут сегодня собрались. И манит, собака такая. Меня. Стоит спокойно и безбоязненно.

Ну куда деваться-то?! Я ж мужик! Я ж ого-го! У меня такое ого-го! Я только что саму Окалину отмудохал! А до этого её дочь… обесчестил! И вообще!

Черт, ссыкотно. Ну, Витя, давай. Шагай. Нельзя ронять морду лица советского неосапианта.

Делай раз, человек-дикобраз!

Делаю. Через «не могу», «не хочу» и «не буду». Надо! Не могу я, простой советский человек, уступить этой наглой роже!

Под жалостливые завывания женщины в полушубке встаю рядом с китайцем, плотно сжав кулаки, зубы и жопу. Первые две секунды ничего, а вот потом… колется, жжет, зудит, свербит, зубы и волосы чешутся, глаза начинают побаливать…

— Чувствуете, да? Чувствуете?! — радуется, чуть ли не подпрыгивая, китайский коммунист, — В первый раз всегда острее всего! Нет, нет, стойте, пожалуйста! Это не просто так! Попробуйте почувствовать направление! Это очень важно! Сейчас, когда острее всего, вы можете почувствовать! Закройте глаза! Чувствуйте! Учитесь!

Представьте себе, что вы подошли к рабочему реактору, а вам предлагают задержаться, подышать полной грудью, проникнуться мягким сочным светом черенкового излучения, как следует прожариться…? Чудесно? Потрясающе!

Но я стою. Чувствую. И довольно быстро у меня формируется ощущение, что позади не стена, а какое-то больное солнце, поджаривающее мне зад чем-то средним между, собственно, жаркими солнечными лучами, и обалденно злым взглядом. Как будто там, позади, через стену и несколько километров пространства, стоит излучающий дикую враждебную мне радиацию мертвец, истово ненавидящий именно меня, Витю Изотова. Как будто сам смысл его больного, исковерканного, противоестественного существования в том, чтобы меня испепелить.

— Очень хорошо! — выводят меня из легкого транса слова китайцы, тут же начинающего меня тащить за мигающее устройство, — Очень прекрасно, товарищ! Я все понял! Вы почувствовали! Молодец! Большой молодец!

Вот же п*здун юный, прости Партия.

— Девушка! Женщина! Прекрасная! А вы хотите?! — бурно трещит Мин Джао, пока я стою в холодном поту и привыкаю к жизни назад.

— НЕТ! — от рявканья Вероники едва не вылетают соседние стекла.

— А зря! — суровеет китаец, — Вам, вечной, было бы намного полезнее! У вас долгая жизнь! Вы бы знали ощущения!

И… он убалтывает увязавшуюся с нами девушку. Та, конечно, сразу не идет за мигающую хренумбулу, а сначала подкатывает на кривой козе ко мне, хлопая глазками и предлагая её поддержать в этом нелегком начинании, на что Мин Чжао, моментально изменившись в лице, рычит, что пока ни Симулянту, ни ему самому, категорически нельзя заходить в «поле мертвеца». Несколько часов. Та «фора», что остались у меня и у него — нужна на операцию, предстоящую далее. Так что, вечная, давайте сами.

Кладышева, мелко вздрогнув, шагает вперед, тоже проходя через познание излучения «ограничителя».

Наш молодой и нехарактерно энергичный товарищ из другой половины Стакомска закатывает короткую лекцию о пользе подобных экзерсизов, через которые он с сослуживцами проходит регулярно, даже несмотря на то, что он простой адаптант, а мы так вообще криптиды. Говорит, что умение чувствовать поле, как и того, кто его излучает, чрезвычайно важно для выживания, а еще вполне полезно для здоровья. Мол, такие встряски, товарищи, укрепляют как источник, так и организм неосапианта, если, конечно, с ними не частить, а все делать в меру. И вообще удивительно и возмутительно, что служащих неогенов Советского Союза до сих пор, несмотря на все рекомендации их восточных товарищей, не подвергают таким процедурам, а вообще замалчивают информацию.

Мы слушали и не верили прямо всем лицом, но, очевидно, зря. Прямо здесь, в фиолетовом дыму относительно безопасной зоны, расположенной перед закрытыми воротами между Районами, молодой и частично интеллигентный китаец оговорками рассказывал, что тактикой «подогнать живого мертвеца и уничтожить, к примеру, филиал Триады» — в КНР пользуются давно и успешно. А уж Стакомск вытравить так вообще дело милое, потому что каждый китайский товарищ знает, что если без спросу воткнет в себя артефакт, то даже завещание писать не надо будет. Не будет у него больше прав, даже на дыхание, не то, что юристов.

Итак, что мы тут делаем такой необычной компанией? Ждем четвертого, конечно же. А зачем? Вот этот вопрос куда интереснее.

Мертвец Дремучего, точнее, все они, излучают строго фиксированное поле, чьи размеры совершенно точно повторяются от особи к особи. Это очень тревожит ученых, не один карандаш съевших в размышлениях, как такое вообще может быть, но оно — есть. Вот это уже, кстати, гостайна, но не суть. Поле шарообразного типа, вот в чем дело. И, чтобы гарантированно «закрыть» всю половину огромного города, нашим восточным товарищам надо расположить дохляков в довольно точном порядке. Или провести их по этому порядку, я не вникал. Суть процесса в том, что на нашей стороне товарищ Чжао должен пройти вдоль Стены, устанавливая на равных отрезках пути эту свою мигающую фигулину, оставляющую на асфальте в нужных точках временную радиационную метку. Затем, под управлением со спутника, видящего эту метку, другие китайские товарищи будут двигать своих неживых нетоварищей, дихлофося затаившихся несознательных неосапиантов.

Я — охрана, Кладышева… — Кладышева, а ждём разведчика. Вновь вопросы? Ну да, конечно. Почему здесь я было бы понятно и ежу, видевшему, в каком состоянии Окалина, а вот маленькая Вероника тут что делает? Кого тут лечить от стресса или анализировать? Товарищ Чжао бодр как бык и столь же здоров. Ну тогда вот вопрос вам, дорогие мои — а кому тащить жутко радиационную мигающую фигулину, как не «чистой»?

— Гады…, — уныло проскрипела психиатресса, подняв железяку, оснащенную специальными лямками навроде рюкзака, — Заставлять… таскать… девушку…

— Прошу прощения, вечная, — тут же отреагировал отключивший фигулину с пульта Чжао, почтительно не приближающийся к тренирующейся девушке, — других вариантов в этом дыму у нас нет!

Другой вариант откликался на имя «Цао Янлинь», но тут был интересный момент. КНР в лице своего посланника сделало вид, что никаких Цао не существует.

Запомним…

— Здравствуйте, я ваша тетя! — вырвался из дыма коренастый низенький силуэт, оснащенный оружием и белозубой улыбкой.

— О, Даша! — удивился я Даше, с которой мы уже неоднократно работали, делая злых и нехороших людей теми, о которых либо хорошо, либо ничего.

— Мой позывной — Дягиль, товарищ сержант! — тут же волчицей уставилась на меня напарница.

— Слушаюсь! — сыграл в дурака я, вставая по стойке «смирно». Настроение стремительно скакнуло вверх.

— Вы знакомы? — спросил меня кто-то сзади ревнивым человеческим тоном. Оглянувшись, я издал вопль ужаса, а через секунду уже стоял с Дашкой в охапку метров за тридцать от обиженной таким отношением Вероники… так и не снявшей проклятый рюкзак!!