Стажёр (СИ) - Темень Натан - Страница 29

И ещё написали, что была у пострадавшей дамы собачка мелкой породы, пушистая, цвета белого. Кто эту собачку найдёт, тому будет вознаграждение и всяческая благодарность…

Опустил я газетный лист. Это ж надо, какая скорость. Они там небось в типографии не спали, не ели — газету пекли, а журналист так по бумаге строчил, что аж дымилась.

И когда только успели? Вот пресса работает…

А Верочка говорит:

— Мне эту газету ваш знакомый дал. На улице меня встретил, сказал, чтобы вы домой к себе не ходили.

— Какой знакомый? — спрашиваю.

— Сказал, друг ваш. Говорит, ждут вас на квартире, не ходите туда. Езжайте, говорит, лучше на рыбалку. Сказал, вы поймёте. Странный такой…

— Как он выглядел? — говорю, а сам снова газету разглядываю.

Это который час уже? Сколько мы с девушкой-гоблином магией занимались? Не заметил, как время прошло.

— Не разобрала я. Он быстро так подошёл, листок сунул мне в руки, а сам в шапке надвинутой и воротник поднят. Но кажется мне, видела я его где-то. Не вспомню только, где.

А я подумал, что Альрфида она один раз точно видела, хотя и в темноте. Тогда, на квартире. Он у двери стоял, но разглядеть можно было.

Сижу, газету в руках кручу, думаю.

— Куда вы пойдёте теперь? — Верочка на руки собачку взяла опять, гладит. — Что делать будете?

Смотрю я на собачку и думаю. В голове пустота, только одна мысль бьётся: "езжай на рыбалку… на рыбалку"… Нет, домой точно нельзя. Если люди Рыбака нас вычислили, туда лучше не соваться.

— Не знаю, что за беда у вас, — вдруг сказала Верочка. Ладошку мне на руку положила, в глаза посмотрела и говорит: — Знаю, что человек вы хороший. Моему хозяину работник нужен. Деньги неплохие, и жильё за городом. Хотите, я про вас скажу?

— А он возьмёт?

— Господин Филинов сами давеча говорили — охрана ему нужна крепкая. Говорит, под окнами убийцы бродят, того гляди жизни лишат. Хочу, говорит, чтобы работник дело своё знал — чтоб отставной полицейский или военный, да в доме жил постоянно. Вы же в полиции служили. И домой вам сейчас нельзя…

Подумал я ещё. Ничего себе идейка. Очень даже ничего.

— Чего же тянуть-то, — говорю. — Поехали. Только слуг своих поудобней устрою, и поедем. Если хозяину охрана нужна — будет ему охрана.

— Мне доложили, ты просишь работы.

Богатенький господин Филинов подышал на перстень, потёр о халат. Полюбовался камнем и изволил взглянуть на меня.

В этом кабинете не так давно мы с Бургачёвым опрашивали свидетелей. Этого же господина и опрашивали, вместе с его женой, слугами и служанками. И нам отвечали. Потому что были мы представители законной власти.

Сейчас и кабинет, и кресло были те же самые, и даже халат похожий. Только смотрел господин Филинов на меня теперь совсем по-другому. Не так, совсем не так смотрел.

Развалился в кресле, а я стою перед ним, как школьник в кабинете у директора.

— Не прошу, — говорю. — Интересуюсь конъюнктурой рабочего рынка.

Он аж рот приоткрыл. Ну а что, Димка Воронков не с дерева слез. Тоже может пальцы гнуть не хуже прочих.

Лицо у Филинова сразу попроще стало. Побарабанил он пальцами по столу, спрашивает:

— Конъюнктурой, значит, интересуетесь, господин бывший сыскарь? С какой целью, позвольте узнать? Уж не места ли ищете?

— Место бы мне не помешало, — отвечаю. — Скрывать нечего. Будущему боссу — как врачу, всю правду.

Смотрю, заинтересовался господин Филинов, в кресле поёрзал, кулаком щёку подпёр, на меня смотрит.

— Кто тебе сказал, что я ищу работников?

— Какой же это секрет, — я плечами пожал. — Если бы не знал, не стоял бы здесь.

Пожевал он губами, возражать не стал. Ясное дело, знает он всё — и про то, что Верочка моя подружка, и что уволили меня с треском. По лицу не скажешь, но тут и так понятно — к гадалке не ходи.

— Так ты вслед за своей девкой сюда пришёл? — говорит, а сам улыбку включил, как бы с намёком: "Давай, не стесняйся, все свои. Уж мне-то можно рассказать!"

Я в ловушку не попался, ответил с достоинством:

— Я информацию получил — полезную. А за женщиной что ходить, пусть она за мной бегает.

Притих он в своём кресле, и видно, как шестерёнки у него в голове крутятся — размышляет.

— А почему ко мне? Или не берёт больше никто?

— Берут, отчего же. Вон какие дела в нашем городе творятся, слышали наверное. Охрана нынче всем нужна. Но к вам первому пошёл, потому что вы самый умный здесь.

Это я рисковал, конечно. Вдруг толстая лесть ему поперёк организма встанет. Но кто не рискует, тому шампанского не видать.

Смотрю — слушает внимательно, не возражает. Я дальше несу:

— Может, есть здесь люди и побогаче. Но слухи ходят, что у вас всё по уму да по науке. Что вы фабрику хотите построить, дать людям работу. Чтоб не в земле ковырялись за копейки, а за станком стояли. Что хотите грамоте учить работников своих…

Я даже договорить не успел — подскочил в кресле господин Филинов, глаза у него загорелись. Хлопнул рукой по столу, аж чернильница подпрыгнула:

— Да! Фабрика! Станки! Правильно говоришь, как тебя там! Я за прогресс, чтоб подлые людишки к делу были приставлены. Чтоб пользу приносили. А мне палки в колёса…

Надулся он при этих словах, замолчал. Лицо сморщил, сидит, за щеку схватился, будто зубы заныли — все разом.

Ага. Заглотил крючок господин меценат, до самых кишок достало.

Махнул он рукой — брильянты в перстне сверкнули, и сказал:

— Ладно. Донесли мне, что выперли тебя со службы. За драку с поножовщиной, за потерю чести мундирной. Мне на это плевать. С каждым случиться может. Все по молодости чудили.

Ухмыльнулся он чему-то своему, поскрёб пальцем бровь.

— Ты мне понравился. Вижу, мозги есть у тебя, не дурак, как другие. Опять же, в университете обучался, образование имеешь.

Взял он со стола колокольчик, позвонил. Сам в бумаги уткнулся — вроде как закончил со мной.

— Сейчас пойдёшь с управляющим, он тебя на место определит. Об оплате с ним тоже договоришься. Главный по охране у меня капитан Корякин. В подчинении у него будешь. Если понравишься ему — жалованье прибавлю. Ну, иди, иди.

— Пойду, конечно, — отвечаю. — Но жалованье надо обсудить сейчас.

Он голову поднял от бумаг, глаза выкатил. Не ожидал такого.

Я ему слова не дал сказать, а то он уже рот открыл, и не для того, чтобы мне зарплату прибавить.

— Согласие, — говорю, — есть продукт непротивления сторон. А я своего согласия пока не давал. Сколько управляющий ваш положит того жалованья, не знаю. Зато знаю, что всегда сперва надо цену билета узнать, а потом на карусель влезать.

Смотрю, господин Филинов багроветь начал, хочет сказать что-то, но пока не получается.

— Мне десять рублей в неделю с жильём, столом и одеждой предлагали. Догадайтесь, у кого. Но я сказал — подумаю. Ежели у вас столько же будет, лучше здесь. Почему, я сказал уже. Вы дела с умом ведёте, с понятием. У вас и работать в радость и… и честь.

Засунул он палец за воротник рубашки, выдохнул раз, другой, успокоился, не такой красный стал.

Повертел головой, говорит:

— Тебя бы в шуты брать, а не в охрану, ваше бывшее благородие. Но я от своего слова не отказываюсь. Будет тебе десять рублей со столом и прочим. Но и ты смотри — не зарывайся. Если что — жалеть не стану. Всё — пошёл.

Вижу, теперь уже точно всё. Шутки кончились. У дверей уже управляющий переминается, покашливает.

— Звали, ваша милость? — спрашивает.

— Звал. Бери вот этого… господина и на место поставь. Прими, пригляди, устрой. Чтоб всё честь по чести.

А сам усмехается — легонько так.

Не понравился мне его смех, но поздняк метаться — пришёл, увидел, место получил.

Вышел я, дверь притворил со всем почтением — нельзя босса до крайности доводить, надо меру знать — и пошёл с управляющим. Вступать в новую должность.