Сиротка (СИ) - Первухин Андрей Евгеньевич - Страница 17

— Ещё раз попытаешься сбежать, пойдёшь на корм остальным рабам, — пригрозили мне.

Вскоре нас погрузили в лодки и мы отчалили к большим кораблям. Была мысль прыгнуть в воду, благо, что мы друг к другу привязаны не были, да только боялся, что цепи меня быстро на дно утянут. Не знаю, как назывался тип парусного корабля, на котором мы оказались, я всего два названия знал — бриг и шхуна, рассмотреть особо не дали, да и не до того было.

Тут нас усадили на палубу и стали надевать ошейники, видно наши пленители считали, что нехорошо, когда у части рабов имеются ошейники, а у части — нет. Если бы с меня сняли цепи, то тут же бросился бы в воду, да, до берега далеко, но думаю, что доплыть получится, если от холода на дно не пойду, впрочем, вода солёная, авось и выплыл бы. К сожалению, никто нас освобождать не собирался, и когда у последнего несчастного на шее защёлкнулось новое украшение, нас погнали в трюм или как называется помещение, в котором рабов держат.

По палубе забегали матросы, видно готовились к отплытию. Всего нас тут было около шестидесяти человек, пожилых почти не было, в основном молодые мужчины и женщины, я тут был самый младший. Кто-то из несчастных плакал, кто-то угрюмо молчал, а кто-то даже разговаривал и тихо чему-то смеялся, видно не особо печалился о своей участи. Я нашёл относительно сухой угол, нагрёб туда соломы и уселся. Вот так получается, хотел в этом мире подняться, вроде бы даже начало что-то складываться, а вместо этого упал на самое дно, теперь я раб. Интересно, мои ребята там выздоровели? Травник клятвенно заверял, что его снадобья точно помогут. Под такие нелёгкие мысли я уснул.

Проснулся, когда уже рассвело, это было понятно, потому что через рёшетки было видно небо. К нам уже спускали большой чан с едой, многие засуетились и стали выстраиваться в подобие очереди, я тоже встал. Кормили той же бурдой, что и в подвале, сытной, но безвкусной. Даже тарелки дали, только к ним не прилагались ложки, пришлось эту кашу есть руками, предварительно на неё подув.

Я снова уселся в свой угол и приступил к приёму пищи, но спокойно поесть мне не дали. Ко мне подошёл один из рабов, мужичок с противной ухмылкой.

— Давай сюда, — потребовал он и потянулся своими ручонками к моей тарелке.

— На хер иди, — посоветовал я ему.

— Что? — Видно ненасытный нахал никак не ожидал такого поворота, он так и замер около меня с протянутой рукой.

— Я говорю, чтобы ты шёл на хер, — повторил я. — Чего ты свои клешни тянешь? Тут милостыню не подают, проси в другом месте.

— Да я тебя, — прошипел мужичок.

— Что ты меня? — Нагло ухмыльнулся я. — Ну что? Я сейчас крикну этих наверху, так они тебе придурку всю спину исполосуют, видел какие у них кнуты? Так что заткни свою пасть и вернись туда, откуда выполз, урод.

Мужик замер в растерянности, не зная, что ему делать, остальные присутствующие прислушались к нашему разговору.

— А не боишься, что тебе ночью башку отвернут? — Услышал я с противоположного угла, говоривший также как и я сидел в темноте, а не на свету.

— Кто, вот этот? — С презрением кивнул я на мужичка. — Так эта псина подошла ко мне, а не к кому-то из взрослых, сразу понятно чего он на самом деле стоит. А если покалечит, то с этого придурка утром шкуру спустят, думаю, быстро узнают, кто это сделал.

— У тебя никакого уважения к старшим, — в голосе собеседника послышался укор.

— А за что мне старших уважать? — Даже немного смешно стало. — За то, что такие уроды как этот постоянно хотят у меня еду забрать, или я должен им всё отдавать только из-за возраста? Так почему вот ты, например, обо мне не заботишься, отдал бы мне свою кашу, зачем сам съел? Я от старших видел только угрозы, они только норовят вырвать из глотки последний кусок, поэтому уважать кого-то лишь за возраст никого не собираюсь.

— Ты откуда такой злой взялся? — Спросил меня мой собеседник.

— Из трущоб, откуда ещё-то.

— Ну, тогда всё понятно, — хохотнул мужчина.

— А ты откуда? — Поинтересовался я.

— Я из приличного места, поэтому знаю, что такое воспитание, не рос в дыре.

— Ой, как же приятно с воспитанным человеком плыть, так вот ты сейчас такое же ничто, как и я, даже не до трущоб скатился, а до рабства, так сказать, на самое дно, поэтому хватит нести всякую чушь. И вообще, как по мне, то с такими заходами ты загнёшься гораздо быстрее, чем я.

Мои слова нисколько не обидели собеседника, а наоборот развеселили, он громко расхохотался, но после злого голоса сверху тут же замолчал. Видно нашим конвоирам не нравилось, что рабы такие весёлые попались.

Больше меня никто не трогал, впрочем, большинство рабов держались каждый сам по себе. Скоро наши пленители стали нас то ли ломать, то ли у них просто так принято. В общем, они начали по очереди вызывать нас к себе, кого-то просто расспрашивали о разном, оскорбляли. Девушек и женщин заставляли полностью раздеваться, даже нам сквозь решётку было это видно. Их не трогали, просто рассматривали и смеялись, тех женщин, которые пытались прикрываться руками, после того как полностью разденутся, звали снова и снова.

Меня тоже заставили полностью раздеться, кстати, мои приличные вещи никто не забрал, хотя в последнее время они изрядно испачкались, так что особого интереса не представляли. Я разделся, надо мной посмеялись, но как-то без огонька, что с ребёнка взять, потом начали заставлять работать. Гонор я не показывал, не хотелось лишний раз плетей получать, а получали у нас многие. Недостаточно быстро выполнил команду — получи плетей, плохо помыл палубу — то же самое.

Больше всего мне не нравилось поведение матросов, вот эти сволочи не упускали случая поиздеваться над рабами. Например, очень любили пнуть ведро с грязной водой, чтобы я начал собирать разлитую воду и попробуй что-то скажи, сразу изобьют. Скоты, сами живут хуже, чем я в трущобах, зато ведут себя как дворяне, наверное, им приятно, что есть кто-то гораздо ниже по положению, они свободны, а мы нет, мы рабы.

Как я и говорил, часто случались штормы, нас в это время вообще не выпускали из каюты, чтобы за борт не улетели. Иногда было так, что приходилось держаться за стены, чтобы не упасть, жуткое состояние. Много страха я натерпелся, особенно когда наш корабль сильно кренился, такое ощущение, что он вот-вот опрокинется. Некоторые после такой качки сильно болели, лица у них были даже не бледные, а скорее зелёные.

Не знаю, куда мы плыли, но постепенно становилось теплее, это чувствовалось. Хотя ещё раз в три дня был шторм, расслабиться не получалось. Едва прекращалась качка, как большинство рабов выгоняли наверх, чтобы занимались какой-нибудь работой, вместе с этим получая постоянные тычки и оскорбления. Несколько раз корабль на непродолжительное время останавливался, видимо в каких-то портах или на островах. В это время нас не выпускали, даже посмотреть вокруг не было возможности. Путешествие закончилось спустя месяца два, я уже как-то потерял счёт времени.

— Выходим, твари, — скомандовали нам, когда корабль простоял три дня. — Ведём себя культурно, если вы, свиньи, знаете, что это означает.

Город, в который мы прибыли, был большим, тут было тепло, гораздо теплее, чем у нас. Даже подумал, что увижу чернокожих, но нет, такие же люди как и у нас, только более загорелые. Город особо ничем не отличался, разве что был немного чище, хотя дома на окраине тоже не блистали великолепием, такие же лачуги.

Нас привели в большое помещение, снова покормили и оставили на пару дней, не снимая цепей. После этого пришёл капитан корабля с несколькими охранниками, приказал нам построиться и встать на колени, эта сволочь любила унижать людей.

— Значит так, — начал он, помахивая кнутом, — завтра вас, никчёмных тварей, будут покупать. Советую вести себя хорошо, если не хотите подохнуть в мучениях. Исполняйте любой приказ покупателя, всё понятно?

— Да, господин, — хором ответили мы.

Я тоже произнёс эту фразу, один раз нарвался во время путешествия на плети, больше не хотелось. И получил за то, что вовремя не назвал капитана своим господином, осерчал сучонок. Впервые за время путешествия нам дали помыться, даже одежду удалось постирать, видно очень хотели показать товар в лучшем виде. Надо же какое это невероятное блаженство, когда моешься в чистой воде, только если не мыться неделями, можно оценить это по-настоящему.