Один в поле... (СИ) - Сысолов Дмитрий - Страница 59

— Понял.

— Вот и молодец. Пошли.

Лыжные ботинки, шедшие в комплекте с лыжами, были мне великоваты. Пришлось наматывать портянки поверх носков, чтоб нога в них не бултыхалась и сидела плотно. Мне-то ещё ладно. Дане приходилось тяжелее. Пусть ему и достались ботинки меньшего, явно женского размера, но все равно уж очень они велики для ноги двенадцатилетнего мальчишки. Да и про портянки он и слыхом не слыхивал. Впрочем, как и большинство современных детишек. Пришлось учить.

Шли медленно. Я видел, что мальчишке так и не терпелось припустить побыстрее. Чего тут идти-то особо? Но я все время его одергивал. Шли не спеша. Часто останавливаясь и слушая тишину зимней ночи. И лишь убедившись, что все в порядке — вновь начинали неторопливое движение.

Вот уже и глухая стена забора, огораживающая участок. Калитки в ней не предусмотрено. Вот и первые проблемы. Мы об этом как-то не подумали. Казалось естественным, прошли поле — попали на участок. И что теперь? Искать проход на улицу и заходить через калитку? Но до прохода может оказаться как бы не дальше, чем до центрального въезда. Перелезать через забор? Но он высокий. Трехметровый. Из тонкого металлопрофиля.

Пришлось чертыхаясь вполголоса находить участок за каким-то строением на участке (сараем-мастерской деда — подсказывает Даня) и пытаться оторвать один из листов, используя вытащенный топорик как монтировку. Где-то из перекладин выдирались саморезы, на которые он был прикручен. Где-то шляпка самореза оставалась торчать в перекладине, оставляя в листе круглую дырку. Шум был… Терпимый. Да, лист погромыхивал, изгибаясь, но не так, чтоб на весь поселок. Хотя мне-то казалось обратное. И, когда лист все же был сорван — я уже был весь мокрый от усилий и нервного перенапряжения.

Посидев пару минут в тишине и убедившись, что никто не заинтересовался нашим ночным концертом, мы всё-таки проникли на территорию участка за сараем. Подойдя к углу еще пару минут провели, выглядывая из-за него, и, по прежнему, прислушиваясь. Все тихо. Хорошо.

— Ну и где тут твой ключ? — шепотом интересуюсь у пацана за моей спиной.

— Там, — не менее тревожным шепотом отвечает он, — на крыльце. За косяком двери.

— Веди. — Коротко командую я, вновь нервно грея рукоятку травмата в кармане куртки.

Видно было что заднее крыльцо, к которому вел меня Даня, давно не использовалось. Пробираться до него пришлось по настоящим сугробам. Да и на самом крыльце снега хватало. Даня, привстав на цыпочки, попытался достать до верхнего края косяка двери. Не достал. Росту не хватает. Он оглянулся на меня.

— Вот тут. Сверху лежит.

— Ну-ка. Отойди.

Действительно, ключ был на месте. Тихонько приоткрыв дверь я прислушался к тому что происходит в доме. И ведь был морально готов к тому что ничего не услышу. Время-то четвертый час. Но нет. Откуда-то из глубин дома ясно раздавались чьи-то голоса и плач. Обернувшись к мальчишке я вопросительно вскинул бровь.

— Это они, — прошептал он на невысказанный вопрос, — мучают кого-то.

— Где они?

— В зале с камином. Все остальные комнаты сейчас не жилые. Холодно.

— Ок. Веди! — командую я, вытаскивая травмат и проверяя как выходит из самодельной петли на бедре дубинка. Даня молча скользнул вперед. Я за ним, стараясь ступать как можно тише, а не громыхать на весь дом тяжеленными ботинками. Фонарики не понадобились. Да, было темновато, но фигуру Дани я кое-как угадывал. А в комнате, к которой мы приближались, горел какой-никакой свет, выбиваясь из плохо подоткнутой щели под дверью.

И, пока мы шли, я словил странное ощущение дежавю со своим недавним сном. Опять чей-то плач и он только усиливается по мере того как мы приближались к заветному залу с камином. И невнятные голоса тоже становились громче. Вот уже можно разобрать отдельные слова…

— А-а-а-а… — громкий крик боли из той комнаты заставил меня вздрогнуть. Неожиданно так… — Убью суку! Б…ь е….я!

— Э, Мик, сядь. Сядь. Успокойся.

— Какой успокойся, эта сука мне чуть х. й не откусила!

— А н…й было его совать куда не следует. Ты дебил, Мик. Сначала надо убедиться, что дама согласна, а уже потом ей в рот совать свое сокровище.

— Б…ь, да я ей ща горло перережу.

— Усохни. Это я ее сюда привел, мне и решать, что с ней делать. Прирежешь её и что? Кого е…ь дальше будем? Тебя что ли?

— Да пошел ты на х. й, Самурай! И что теперь так ей все и спустить? Пусть, мол, и дальше кусается? Сам же говорил, х. и все время в п…у е…ь, пусть и минетом порадует.

— А ты и поспешил своего дружка ей в рот пихать. Дебил! Если хочешь, чтоб тебе твое хозяйство не откусили — сначала возьми да выбей ей все зубы! Без зубов-то кусаться затруднительно будет.

— Точно! Ну сейчас ты у меня, сучка, попляшешь.

— Не надо! Не надо, мальчики!!! А-а-а-а…

Не в силах больше сдерживать клокотавшее внутри бешенство, я, наконец, распахнул дверь в комнату, у которой стоял последние пару минут. После тьмы коридора зал показался мне ярко освещенным, хотя на самом деле освещение давал лишь потрескивающий огонь камина. На кровати возле него извивалась привязанная к ней обнаженная девчонка. Вся в крови, а вокруг нее трое голых мальчишек. До чего же точно порой сбываются сны…

Зарычав чуть ли не по звериному я вскинул травмат и начал стрелять. Я не думал куда попасть. Просто стрелял по всем троим до тех пор пока не кончились патроны в травмате. А потом выхватил дубинку и продолжая охаживать забившихся в один угол подонков. Убить! Убить гаденышей!

— Шиша! Шиша, успокойся… — робко попытался остановить меня Даня. Кажется он попытался обхватить меня поперек туловища и оттащить от них. Зря! Он тут же полетел на пол, получив от меня крепкую зуботычину, когда я от него отмахнулся. Но именно это и позволило мне прийти в себя.

— Не лезь под руку! — прорычал я, постепенно остывая и пнув еще разок забившихся в угол, помог ему подняться.

— Скотч с тобой? Вяжи их, — коротко приказал я. У этих троих хватило ума не сопротивляться. Видимо они сумели прочитать на моем лице дикое желание, чтоб они попытались посопротивляться и я бы смог ещё разок пройтись по их спинам дубинкой.

Пока Даня вязал этих недоносков я подошел к кровати. Блин, соплюшка же совсем! Ровесница вот этим троим долб…м. Лет 12, не больше. Ведь нет еще ничего. На что соблазнились-то? Только что на беззащитность и на безнаказанность. Суки… Обычная девочка. Не красавица. Абсолютно незапоминающееся лицо. Единственная яркая деталь — выкрашенные в розовый цвет волосы. Может, конечно, для нее цвет краски был какой-нибудь там коралловый или фуксия, но по мне так он был розовым. Под толщей жалости к ней на секунду проскочила искра неодобрения. Ну не терпел я тех, кто пытался выделиться среди сверстников таким вот образом. Ты умом выделись! Или талантом каким. Рисованием или музыкой. Да в спорте чего-нибудь добейся в конце-то концов. Тогда и будешь не как все. А вот так… Ничего кроме презрения такие подростки у меня не вызывали.

Что же я чувствовал к ней сейчас, перерезая веревки, которыми она была зафиксирована на кровати как лягушка на столе студента-медика? Жалость? Безусловно. Сострадание? Конечно. Но помимо их было еще и необъяснимое чувство вины. Как с тем младенцем в магазине. Вот, вроде, и не в чем себя упрекнуть. Ведь еще пять минут назад я даже не подозревал о её существовании, а все равно… Не успел.

Почему в книгах главный герой всегда успевает спасти прекрасную девицу из рук насильников и маньяков? Почему? Пусть в последний момент, но успевает. Я — не успел. Девочку явно тиранили уже не один час. Кровь на внутренней стороне ляжек у девочки уже успела свернуться и казалась черной. Из разорванной мочки уха (сережку что ли вырывали?) ещё текла кровь. На груди у сосков чернели круглые отметины ожогов от сигарет. Мрази… Даже просто изнасиловать не могут. Нечем еще толком-то. Вот и куражатся как умеют. Ублюдки!

Получается, пока я тихо-мирно спал в своей постели, эти трое уже вовсю издевались над этой девчонкой? М сколько бы это продолжалось, не появись я сегодня здесь? И чем бы в итоге закончилось?