Обещание (ЛП) - Эшли Кристен - Страница 54

— Привет, ма.

— Привет, Бенни. Ты помнишь, что Карм, Кен и дети прилетают завтра?

Он побежал вверх по лестнице, говоря:

— Ма, помню.

— Завтра вечером ужинаем в пиццерии. Мэнни знает, что стол должен быть готов.

— Ага.

— Обязательно найди время, чтобы выйти и поздороваться, да?

Он стиснул зубы, идя по коридору и задаваясь вопросом, почему его мать думала, что через миллион лет он забудет о своей сестре, которую не видел больше года, тем более, что она прилетала со всей семьей, провести с ними неделю на Рождество, почему ма думала, что он не выйдет к ним, когда они прибудут в ресторан и не поздоровается.

Но он не задал ей этого вопроса.

А сказал:

— Я выйду обязательно.

— Уверен, что не будешь спать на диване в канун Рождества?

Он зашел в ванную и сразу направился в душ, чтобы включить воду и нагреть, так что, когда он закончит с этим нелепым звонком, не теряя времени, смог бы подготовиться.

— Я живу в десяти минутах езды от тебя, — напомнил он ей. — Я могу прийти первым делом утром, и мне не придется спать на твоем диване.

— Дети рано встают на Рождество, — отрезала она.

— Тогда я встану и приду пораньше, — ответил он.

— Они встают очень рано.

— Тогда я приду очень рано.

— Бенни…

— Ма, — оборвал он ее. — Мы уже говорили об этом. — Он сделал паузу, чтобы подчеркнуть сказанное. — Дважды. Я не собираюсь спать на диване. Я доберусь не утром, когда дети Кармы встанут и разозлятся, а буду через пять минут после рассвета, идет?

Он услышал ее вздох, прежде чем она сказала:

— Хорошо, Бенни.

— Хорошо, я только что вернулся из спортзала. Надо принять душ и идти в ресторан.

— Ладно, caro, увидимся завтра вечером.

— Вот и отлично.

— Пока, Бенни.

— Пока, ма.

Он отключился, бросил телефон на раковину, снял одежду, бросил ее на пол и встал под душ.

Десять минут спустя с мокрыми волосами в футболке, джинсах и ботинках, он уже был внизу у своего шкафа в прихожей, потянувшись, чтобы вытащить кожаную куртку, когда раздался звонок в дверь.

Он раздраженно вздохнул и направился к двери, увидев своего соседа Тони, стоящего снаружи.

Он отпер дверь, открыл и увидел Тони с коробкой, завернутой в коричневую бумагу.

— Приходил почтальон, приятель. Оставил это у меня, — сказал Тони, протягивая коробку Бенни.

Бен взял коробку и пробормотал:

— Спасибо, чувак.

— Без проблем, — ответил Тони, затем поднял руку и пробормотал: — До встречи, — прежде чем сбежать по ступенькам и направиться к соседнему дому.

Бенни закрыл дверь, запер ее, повернулся и пошел обратно по коридору, взглянув на коробку, увидел почтовый штемпель и остановился как вкопанный.

Индианаполис.

— Черт, — прошептал он, заставляя себя двигаться и вернуться к шкафу.

Жонглируя коробкой, он схватил куртку, закрыл дверь и направился на кухню, думая, что бы это ни было, это могло быть от Вай. Она, Кэл и дети были во Флориде, но она могла отправить ему посылку перед отъездом. И именно такая женщина, как Вай, могла отправить рождественский подарок парню, который ничего не прислал бы взамен, даже открытку.

Но если это было от Вай, на посылке не было бы почтового штемпеля Инди, если только она не была в городе по делам и случайно не зашла бы в почтовое отделение, что было маловероятно.

Значит, он понял от кого была посылка.

И он также понял, что должен, по крайней мере, отложить ее в сторону, а лучше выбросить в мусорное ведро.

Он не сделал ни того, ни другого.

Хотя явно должен был выбросить. Определенно выбросить.

Вместо этого он открыл коробку, вытащил квадратную жестянку, украшенную красно-зеленым и золотым рождественским орнаментом. Сверху был прикреплен маленький конверт с круглой наклейкой из золотой фольги.

Было написано: «Бенни».

Он поставил жестянку, оторвал конверт, открыл, вытащив рождественскую открытку со снеговиком, украшенную слишком большим количеством гребаного блеска, со словами «С праздниками!» на нем.

Открыл открытку.

Внутри было написано: «Счастливого Рождества, Бенни. Наслаждайся и будь счастлив. С любовью, Фрэнки».

Он стиснул зубы, и именно тогда ему следовало отнести жестянку и карточку в мусорное ведро.

Он этого не сделал.

Открыл банку, почувствовал сладкий ореховый запах сдобного теста, увидев огромную гору рождественского печенья Фрэнки с шоколадной начинкой и сахарной пудрой.

Бл*дь. Посылка пришла по почте, и все же на крышке был намек на конденсат, что означало, что она упаковала печенье еще теплым и тут же отправила.

Он уставился на печенье, вспоминая еще раз, в череде слишком долгих воспоминаний, как она пыталась выйти с ним на контакт.

Она звонила, зная, что он не ответит, в основном, когда он работал в ресторане, и его голосовая почта сообщала: «Просто позвонила. О, это Фрэнки», как будто ее имя не высвечивалось, записанное в его контактах или он не узнал бы ее голос в темноте с дюжиной других голосов, даже через пятнадцать лет.

Или она говорила: «Просто звоню, чтобы сообщить, что все хорошо. Нравится новая работа. Подумываю завести собаку. Надеюсь, у тебя все хорошо. Если захочешь, позвони мне».

Или она еще говорила: «Привет, Бен. Подумала о тебе, выкроила минутку, решила позвонить. Если хочешь поболтать, ты знаешь мой номер».

Он, бл*дь, не звонил.

Почти три месяца назад он вышел из ванной, надел футболку, джинсы и ботинки и ушел из своего дома. Когда вернулся, было пусто.

Фрэнки не было.

Она не вернулась.

Она звонила.

Но она ушла из его дома, уехала из города… и не вернулась.

Она хотела, чтобы он присутствовал в ее жизни.

Она хотела остаться с ним друзьями.

Хотела остаться в своем *бан*том мире со своей *бан*той головой, принимающей *бан*тые решения и живущей *бан*той жизнью.

И она могла оставаться там.

Ему не нужно было это дерьмо.

Он уставился на печенье, думая, что ему также чертовски не нужно ее печенье.

Но он продолжал смотреть на него.

«Я влюбляюсь в тебя».

Эти слова еще раз атаковали его мозг, в череде слишком долгих воспоминаний, и на этот раз их было слишком много.

Вывернув туловище и жестко ударив по крышке коробке, он отправил жестянку в полет через всю комнату. Она с громким металлическим звуком ударилась о стену, и печенье разлетелось во все стороны, приземляясь и взрываясь в виде кусочков с сахарной пудрой, тесто ломалось и крошилось, обнажая шоколадные поцелуи.

Бен не смотрел на это.

Он накинул куртку, схватил ключи, его ботинки захрустели по печенью, когда он выходил за дверь.

На следующий день он вынес это дерьмо через заднюю дверь вниз по крыльцу во двор.

Выбросил жестянку прямо в мусорное ведро в задней части дома вместе с открыткой.

У птиц было веселое Рождество.

Я мерила шагами свой гостиничный номер с телефоном в руке, кусая губу, волнуясь, не зная, что делать.

Я знала, что хотела сделать.

Но я не знала, как мне следует это сделать.

Было начало марта, я находилась в Чикаго в командировке.

Находилась в своем гостиничном номере, собираясь поужинать в одиночестве, до ужина оставался еще час.

Бенни должно быть был в ресторане.

Я перестала звонить ему в январе. Он так и не перезвонил.

Я пыталась стать с ним только друзьями. Он просто не позволил мне.

Это была его игра, и у меня не было другого выбора, кроме как принять его правила игры. Я сильно его обожгла. Я облажалась, понятия не имея, как избавиться от этой ситуации. Просто была уверена, не хочу, чтобы Бенни мирился с моим дерьмом, даже если не смогу его убедить, что я ему совсем не подхожу.

Я была уверена, что приняла правильное решение, но оно почему-то причиняло боль. Было больно не общаться с ним ни в качестве моего парня, ни в качестве друга, и было больнее, что причинила ему боль, но все равно мое решение было правильным.