Цейтнот. Том II (СИ) - Корнев Павел Николаевич - Страница 53

Секрета из этого обстоятельства я делать не стал, кивнул.

— И это правильно! — похвалил меня Альберт Павлович. — А теперь иди и узнай, как здесь организовали товарно-денежный обмен. Переворот — не переворот, а торгаши свою выгоду никогда упустят.

Я сунул деньги в карман, не удержался и спросил:

— Это ведь не из институтской кассы, да? Теневой ректорат на операцию, поди, выделил?

Стрелял наугад, но вроде как своим вопросом угодил точно в цель. Нет, округлое лицо куратора ни на миг не утратило своей невозмутимости, просто очень уж пристально глянул в ответ Альберт Павлович. Потом кивнул, словно соглашаясь с какими-то своими выводами, и вздохнул.

— Ну, Петя, сам посуди: где мы с тобой и где ректорат, хотя бы даже и теневой? Или тем более — теневой?

— Так ведь речь не о нас, а о деньгах, — резонно заметил я.

Куратор хмыкнул, вроде бы поколебался немного, но всё же снизошёл до пояснений.

— Есть клуб и есть президиум клуба, но теневой ректорат… — Альберт Павлович покачал головой. — Нет, мы не используем такого определения. Позже об этом поговорим. — Он взглянул на часы. — Осмотрись тут пока. Полчаса свободного времени у тебя точно есть.

Я решил воспользоваться советом, а только отошёл, и за спиной вдруг послышалось:

— Альберт! Вот так встреча! Какими судьбами?

Не утерпев, я обернулся и увидел, что к куратору обратился господин лет тридцати из числа размещённых в «Пассаже» операторов.

— Кирилл! Рад видеть тебя в добром здравии! — отозвался Альберт Павлович, пожимая протянутую руку. — Да вот занесла нелёгкая в командировку, повезло так повезло!

— И чем занимаешься?

— Да всё тем же: консультирую!

В голосе Альберта Павловича прозвучали едва ли не извиняющиеся нотки, и я сходу не разобрал, изобразил он смущение или неожиданная встреча со старым знакомым и в самом деле заставила его на миг упустить контроль над эмоциями. Было бы небезынтересно в этом разобраться, но с тем же успехом я мог затеять гадание на кофейной гуще, поэтому лишь пожал плечами и, с интересом поглядывая по сторонам, начал пробираться через расположившихся в «Пассаже» операторов.

Торговое помещение, пусть даже весьма и весьма просторное, всё же оказалось не приспособлено к длительному пребыванию в нём столь многочисленных посетителей, воздух внутри был спёртым, и пахло отнюдь не розами, а энергетические искажения отдавались неприятным зудом и лёгкими предвестниками головной боли. И вместе с тем ни о каком хаосе и речи не шло, очень скоро я сообразил, что всех здешних постояльцев разделили на группы численностью в пятнадцать — двадцать человек, у каждой из которых имелся кто-то вроде старосты.

А вот меркантильность владельцев магазина вопреки мнению Альберта Павловича оказалась отнюдь не на высоте. Работали только табачный киоск и несколько отделов с бытовыми мелочами вроде бритв и предметов личной гигиены. Нераспроданные газеты раздавались на безвозмездной основе, а ещё можно было приобрести журналы и книги, но и только.

Я купил плитку шоколада, тут же умял её и запил стаканом воды, ещё немного поглазел по сторонам и двинулся в обратный пусть. Альберт Павлович так и общался со своим знакомым, к их беседе присоединился Иван Богомол, подошли ещё несколько операторов, и мозолить им глаза мне показалось неуместным. Я расположился чуть поодаль, выудил из кармана пачку сложенных надвое банкнот и взялся их пересчитывать.

От щедрот куратора мне перепало две тысячи триста пятьдесят рублей, и столь крупной суммы держать в руках прежде ещё не доводилось. Давешние двадцать пять тысяч — не в счёт, там я был всего лишь курьером. А тут — мои собственные! Все до копеечки!

Куча денег!

Я хмыкнул и вернул пачку во внутренний карман пиджака, после чего застегнул его на пуговицу. А вот планировать свои грядущие траты не стал отнюдь не из-за презрения к мелкобуржуазной меркантильности, просто поймал себя на том, что как-то незаметно отступила беспросветность бытия. Уже не так мне и тошно, если разобраться. И наступило облегчение отнюдь не из-за какой-то там толстокожести или душевного очерствения, сиречь профессиональной деформации личности.

Это что же получается — из-за денег, вот этих вот цветастых хрустящих бумажек отпустило? Не из-за плитки шоколада ведь, ну в самом-то деле! И я ведь не голодаю, с оплатой жилья и процедур проблем не испытываю, не экономлю особо даже — довольствия и на жизнь хватает, и родителям отправлять получается, так откуда столь прискорбная тяга к стяжательству? Никогда благосостоянию иных одноклассников не завидовал, так что изменилось-то?

Или, быть может, просто я и в самом деле эгоист и эгоцентрик? И плевать мне на мёртвую девчонку, просто себя жалел и переживал лишь из-за того, что пришлось руки испачкать? Ну а тут хиханьки-хаханьки и всё как с гуся вода?

Да и плевать!

У меня приоритеты! И они отнюдь не предусматривают сочувствия к мятежникам, а совсем даже наоборот! Так что — плевать!

И я заставил себя отрешиться от душевных терзаний и метаний, прислонился к стене и погрузился в медитацию. Взялся набирать потенциал и разгонять сверхсилу по организму, не останавливался, пока не оказался вынужден целиком и полностью сосредоточиться на удержании энергии. Тогда начал работать с нервной системой, создавать новую структуру и прокидывать дополнительные цепочки связей, дабы перевести ответные реакции на сигналы ясновидения на рефлекторный уровень, а за счёт дублирования мышечных усилий кинетическими импульсами ускориться если и не на порядок, то более чем просто заметно.

Иначе никак. Иначе кто-нибудь уровня Ричи Ельского или Клима Аренского от меня мокрого места не оставит. Поэтому — рефлексы, маскировка и заземление. Так, чтобы и не заметил никто до самого последнего момента.

Ну в самом деле — москит я или кто?

Не могу сказать, будто этот немудрёный аутотренинг произвёл такой уж сильный эффект, но всё же заставил собраться и позабыть о душевных терзаниях. Не до них сейчас. Работать надо.

— Пётр! — окликнул меня Альберт Павлович. — Идём!

Он тепло распрощался со знакомыми и в сопровождении Ивана двинулся куда-то вглубь «Пассажа», я стряхнул медитативную отрешённость и зашагал следом, а поскольку удерживаемый потенциал требовал постоянного контроля, запустил алхимическую печь и спалил часть энергии, оставив в своём распоряжении лишь полтора десятка мегаджоулей.

Направлялись мои старшие товарищи в кабинет управляющего магазином, там вокруг стола с картой столицы рассредоточились важные господа в военной форме. Преимущественно это были высокие чины военизированной охраны, компанию которым составили армейские и флотские штаб-офицеры, и тут — мы, точнее — я. Ситуация…

Если Ивана и Альберта Павловича здесь знали или как минимум ждали, то моё появление было встречено недоумёнными и даже раздражёнными взглядами.

— Господа! — широко улыбнулся Альберт Павлович и, предупреждая неизбежные расспросы, объявил: — Этого молодого человека предполагается задействовать на втором этапе операции «Ледокол». Ему будет нелишним получить информацию о реальном положении дел из первых уст.

Офицеров это заявление нисколько не порадовало, один из армейских чинов даже спросил:

— И насколько он компетентен?

— По вашей табели о рангах он прапорщик, — с невозмутимым видом ответил Альберт Павлович и, сочтя тему закрытой, подступил к столу. — Ну-с, приступим?

В кабинете не было никого со званием младше штабс-капитана, но приведённые куратором аргументы заставили всех смириться с моим присутствием и вернуться к изучению карты.

Слово взял седоусый майор, он повёл указкой по карте и вкратце коснулся текущей оперативной обстановки.

— Юг столицы контролируется армией и ополчением, Царский остров заняли морские пехотинцы и сошедшие на берег экипажи кораблей. К сожалению, мятежники продолжают удерживать Петров остров и что самое прискорбное — закрепились в Петропавловском остроге. Оттуда простреливается вся акватория реки и набережная, во многом именно поэтому нам и пришлось оставить Зимний дворец. — Указка переместилась восточней. — Сейчас идёт выдавливание противника из северных кварталов центрального района, по донесениям разведки монархисты постепенно отходят за реку и концентрируют силы в районе Суомландского вокзала. Вероятна попытка соединения с императорским добровольческим корпусом, но с этим мы ничего поделать не можем, наша первоочередная цель — столичная управа и кварталы севернее неё.