Комиссар (СИ) - Константинов Алексей Федорович - Страница 20

— А я вот слышал, он добровольно. Да так за нас дерется, как за амператора не дрался, — заметил бывалый солдат.

— Послышалось тебе, старый. Говорю, индюк этот ненашенский и как война закончится, разбираться с ним нужно будет, как с ненашенским — штыком в живот!

— Эк ты разошелся, Семен. Мяхше нужно быть, мяхше. Глядишь, завтрашний день не переживем, умрем вместе с ним в этих траншеях, а смерть, она, знаешь ли, ни чинов, ни нашенских, ни ненашенских не различает, — упорствовал бывалый солдат.

— А нам народники чего обещали, — не собирался сдаваться и Семен, — помнишь, али забыл уже? Чинов, говорили, не будет, что в армии, что на работе все равны будут.

— Помню, было, — заметил еще один солдат, до того не участвовавший в разговоре. — Бардак получился, Сема. Форменный бардак. Нас тогда народоборцы гоняли — мама не горюй! Чуть жаренным запахнет, наши винтовки бросали и разбегались, командир их остановить пытается, а им на все плевать — все ж равны, чинов нет, вот и твори, чего хочешь. Обещания обещаниями, а вот порядок в армии должон быть и без чинов тут никак. Потому зря ты на комиссара наговариваешь. Я про Оболенского слышал — он много где побывал и все как один солдатики, что под его началом служили, говорят, что за нашего брата жизнь готов отдать.

— А чего ж тогда до сих пор живой? — язвительно спросил Семен. — Солдат, поди, под его руководством больше одного погибло.

До того спокойного Кирилла зацепила эта фраза. Он собирался было уйти, но в этот самый момент к нему приблизился адъютант командарма.

— Кирилл Иванович, Михаил Александрович хочет с вами переговорить.

Оболенский кивнул в знак того, что понял слова адъютанта, вместе с ним направился в Гарск, к дому генерала Трухалина. Когда они прибыли туда, на улице уже стемнело, ясное небо покрылось искорками звезд, с раскинувшихся в пригороде полянок доносился веселый стрекот сверчков.

Деревянный домик, в котором располагался штаб, был совсем плохонький: северная стена покрылась плесенью от сырости, потолок прогнил, половицы скрипели, из мебели куча старых стульев, широкий комод у заплесневевшей стены, очевидно, предназначенный для того, чтобы скрыть светло-серые пятна от глаз посетителей, да тяжелый дубовый стол, за которым сидел генерал. Окна без штор, стекла грязные, повсюду пыль. Генералу при этом удавалось сохранять достойный вид — аккуратно зачесанные седые волосы, сосредоточенный взгляд маленьких глаза, напряженные мышцы лица и шеи, чистый, идеально выглаженный мундир.

— Присаживайся, — предложил Трухалин Кириллу. — Если хочешь, газетку постели — тут все грязное. Только прибыли, толком прибраться не успели, — генерал протянул комиссару лист газеты. — Судя по всему, удар нанесут завтра без предупреждения. По донесению разведки, трерийцы прибегнут к обману — заявят о готовности вести переговоры, а сами намерены выиграть время, для того, чтобы вспомогательный полк обошел нас с запада по горным перевалам. Похоже на правду — у них есть надежные проводники, которые знают горные тропинки, как свои пять пальцев. Совершенно незаметно провести конницу они не сумеют, но времени на отражение атаки в случае удара во фланг у нас просто не будет. Поэтому о возможной атаке необходимо предупредить нас заблаговременно. Это и будет твоей основной задачей, Кирилл. Три роты — все, что можем тебе выделить. Но ребята толковые, бывалые. К тому же в горах противостоять кавалерии не так сложно.

Кирилл слушал его вполуха, стараясь оставаться сосредоточенным, кивнул, когда Трухалин закончил, оторвал от газеты, переданной ему генералом клочок, попросил перо и чернильницу, написал крупными буквами поверх типографского шрифта:

«Артиллерия прибыла?»

Труханов глянул на текст, мотнул головой.

— Нет, остаемся все при тех же двадцати орудиях.

Кирилл снова принялся писать.

«Когда будет?»

— Должна была прибыть сегодня. Что случилось, не знаю.

«Без тяжелой артиллерии Гарск не удержать!», — написал Кирилл, передал генералу перо.

— Посмотрим, — спокойно ответил Трухалин. — Это уже головная боль штаба. Ты, главное, со своей задачей справься. — Андрей, проводи комиссара к его отряду, — обратился командарм к адъютанту.

…

В то же самое время по ту сторону траншей бывший гвардеец императорской армии Сергей Салтыков с сомнением изучал части трерийцев. Тяжелая кавалерия представляла собой закованных в заговоренные латы рыцарей с длинными металлическими копьями, устаревшими и бесполезными в условиях современной войны, и защищенных такими же латами лошадей. Легкая конница хотя бы претендовала на то, чтобы отвечать требованиям войны с применением пулеметов — помимо сабель у них имелись старые винтовки, которые они носили за спиной. Пехота же больше походила на сброд — ни винтовок, ни пулеметов, одни только ружья, зачастую настолько старые, что нельзя было быть уверенными выстрелят они вообще или нет.

Единственное, чем трерийцы действительно и по праву могли гордиться — это маги, элита их армии. У этой части войск Салтыков как ни старался, не мог выявить недостатков: он своими глазами видел, как целитель поставил на ноги изрешеченного пулями разведчика. Колдуны дисциплинированы, уверены в себе, сосредоточены и настроены на победу. Страшно представить, что произойдет, если они вдруг решатся дать залп молниями — никакая артиллерия не сравнится.

И тем не мене, Сергей не верил, что одним колдовством удасться победить народников. Последняя война, в которой участвовала Трерийская империя, была война с империей Беловодской, завершившаяся победой последней. Тогда обе армии были далеки от идеалов своего времени, и там и там полагались в первую очередь на колдовство, а потом уже на технику. Стоит отметить, что уже тогда трерийские чародеи на голову превосходили беловодских. Однако в отличие от трирейцев, беловодские войска были лучше оснащены и экипированы и, что самое главное, Беловодье активно внедряло тяжелую артиллерию и скорострельные казнозарядные винтовки, что и сыграло решающую роль. Какие бы заговоры не применяли чародеи, какие бы заклинания не выдумывали, какие новаторские колдовские практики не внедряли, они оказались неспособны выдерживать и подавлять массированный огонь артиллерии, слаженную атаку вооруженных винтовками солдат. Однако уроков из поражения Трерийская империя не извлекла — после успешного подавления восстаний в нескольких регионах, решивших воспользоваться ослаблением центральной власти и выйти из состава государства, трерийцы решили, что не смотря ни на что двигаются в правильном направлении, стали тратить еще больше средств на чародеев, в надежде найти магический способ вести войну против артиллерии. Однако опробовать найденные способы против равного соперника по сегодняшний день не представилось возможности. Чем же могло закончиться завтрашнее сражение, можно было только гадать.

Салтыков в успех не верил. Единственное, что его утешало — у народников практически не было артиллерии, значит надежда, пусть и робкая, на победу все-таки оставалась. И в этот момент гвардеец задумался: а честно ли это — желать поражения своему собственному народу в борьбе с врагами? Ведь трерийцы никогда не были близкими друзьями беловодцев. Непрекращающаяся грызня между ними шла больше двух сотен лет. Стоит ли верить, что победив, трерийцы вернут занятые земли после свержения народников и установления прежней власти? Не предстоит ли новая война по завершению гражданской? Окинув взглядом армию трерийцев, Сергей усмехнулся: главное избавиться от народников, а уж трерийский сброд разогнать будет не сложно, пускай для этого и придется снова повоевать. Разрешив моральную дилемму, Салтыков успокоился, продолжая разглядывать готовившиеся к завтрашнему сражению части. Он не заметил, как со спины к нему подкрался советник трерийского генерала Омар.

— Господин Салтыков, — мягко окликнул его советник на беловодском наречии.

— А, Омар, здравствуйте. Что-то случилось?

— Генерал послал меня узнать, твердо ли вы намерены драться с нами против узурпаторов?