Жизнь на двоих (СИ) - Шнайдер Анна - Страница 57

– А что на месте? Обыскали?

– Конечно. Чисто. Ну, почти – совсем чисто все-таки бывает очень редко. Мы нашли у Арвена небольшой кусок мартогена – этот металл используется для изготовления любых портальных артефактов. С учетом того, что артефакторика – его специальность, это тоже сомнительное доказательство. Крови Аарона в его лаборатории нет.

– Естественно…

– Все случается, ваше величество, – буркнул Гектор. – Особенно когда преступник верит в то, что все сделал идеально. Но для Арвена это было бы глупо, особенно с учетом того, что Агата осталась жива, а значит, ни о какой идеальности не может идти и речи.

– Что говорит он сам?

– Он пока не разговаривает, – скривился дознаватель. – Молчит, гнида. И это хорошо. Значит, ему есть что сказать. Так всегда и бывает – когда подозреваемому сказать нечего, он говорит, а когда есть – молчит. Понимает – если случайно ляпнет что-то не то, мы его постепенно за эту ниточку размотаем, раскрутим, вытянем остальное. Жаль, что у нас пытки запрещены, а то было бы как в Корго – щелк щипцами перед носом, и подозреваемый готов признаться в чем угодно, хоть в убийстве, хоть в краже, лишь бы ему ничего не отрезали.

Голос Гектора, когда он говорил это, был наполнен такой мечтательной мстительностью, что Арен не удержался от улыбки.

Императрица вошла в детскую около пяти вечера, когда София, Агата и Александр занимались игрой на фортепиано. Лицо ее казалось расслабленным, глаза мягко блестели, и она ласково поприветствовала не только подбежавших к ней детей, но и саму Софию.

– Мама, ты сегодня раньше! – радостно возвестила Агата, прыгая возле Виктории. – Так здорово!

– Да! – подтвердил Александр и, посмотрев на сестру, тоже начал прыгать.

– Ваш папа просил не задерживаться, чтобы я не уставала, – сказала императрица, с нежностью прикасаясь к детям. – Софи, ты… вы можете идти, если хотите.

Она хотела – нужно было еще зайти к Тадеушу, да и общаться с Викторией больше положенного желания не имелось, но тут Агата воскликнула:

– Софи, а давай ты поучишь маму рисовать, а мы с Алексом посмотрим! Мам, ты же хотела?

Императрица чуть порозовела, и во взгляде ее появилось смущение.

– Да, но…

– Софи, давай! – продолжала Агата, хватая за руку свою аньян. – Мама очень хочет, но стесняется тебя просить!

«На море ведь не стеснялась», – подумала София, но тут же покачала головой – там все было менее официальным, и высказать свое пожелание учиться рисованию в непринужденной беседе гораздо проще, чем повторить его позже, уже во дворце. Тем более – для Виктории, которая… которая…

Что – которая? София никак не могла придумать определение странным изменениям в поведении жены Арена.

– Я с удовольствием останусь. – Девушка кивнула, улыбаясь Агате с Александром. – Но вы будете не только смотреть, рисовать тоже.

– А можно? – обрадовался Алекс.

– Нужно.

София усадила всех за стол, раздала листочки, а потом, чуть помешкав, достала из вазы с цветами, что стояла здесь же, в центре стола, одну розу и положила ее перед императрицей и детьми.

– Обычно обучение рисованию начинается с самого простого – с элементарных объектов строгой геометрической формы, – сказала София скорее для Виктории, чем для Агаты с Алексом, ожидая от них вопроса, что такое геометрическая форма, но дети молчали и глядели на нее с любопытством. – Только мне кажется, всегда лучше рисовать то, что интересно. Давайте попробуем изобразить вот эту розу. Пока простым карандашом. А я посмотрю, что у вас получится, и объясню, как улучшить рисунок.

Оказалось, что Агата рисует лучше, чем ее мама, и даже Алекс по сравнению с Викторией блистал. Императрица совсем терялась, не зная, как перенести то, что она видит, на бумагу, и сразу расстраивалась, когда у нее не получалось.

София показывала различные приемы, направляла, дорисовывала и постоянно повторяла, что сразу не может получиться, нужно тренироваться.

– Да я понимаю, – вздыхала Виктория. – Но у меня, как мне кажется, совсем нет к этому таланта, в отличие от тебя… вас, Софи.

– Талант и обучение – это разные вещи, ваше величество. Можно быть талантливым, но не обучаться и похоронить свой талант. А можно и вовсе не иметь его, но научиться благодаря упорству и стараниям. Конечно, лучше, чтобы два этих критерия совпадали, но так бывает не всегда.

– Мама, у тебя талант к ботанике, – сказала Агата, рассматривая кривенькую розу Виктории. – Слишком много талантов не бывает! Поэтому рисуешь ты… так себе.

Императрица засмеялась:

– Ну спасибо, радость моя.

Софию как иголкой кольнуло – больно было слышать выражение Арена из уст его жены, – но она быстро подавила в себе это чувство, мягко заметив:

– Это все поправимо. Вот увидите.

Император освободился около семи часов вечера и сразу перенесся в детскую. Жена, сидя на диване, читала Агате с Александром какую-то книгу, и Софии рядом с ними не было.

Арен расцеловал детей, коснулся быстрым поцелуем щеки Виктории – делать этого не хотелось, но он поступал так все время и изменять привычкам прошлого не мог, это было бы слишком подозрительно, – поинтересовался, как прошел день, и несколько минут слушал сбивчивый рассказ Агаты и Александра, закончившийся восторженным:

– А Софи учит маму рисовать! Вот!

– Серьезно? – Император покосился на чуть порозовевшую Викторию и подумал, что в выдержке и умении принимать ответственность за собственное решение Софии, пожалуй, нет равных. Учить его жену рисовать! Проще было бы сказать, что она не умеет учить взрослых, да и во дворце есть художники, почему бы не попросить их? Или еще лучше – почему бы не нанять нормального преподавателя?

– Вик, может, мне попросить Бруно подыскать тебе педагога? – спросил Арен осторожно, опасаясь вспышки ревности или гнева, но Виктория лишь вздохнула и, опустив глаза, почти прошептала:

– Если хочешь, то конечно…

Защитник, и в чем дело? Император снял эмпатический щит и прислушался к эмоциям супруги.

Грусть и сожаление. Демоны, и что это значит?

– А как хочешь ты? – произнес Арен, перетаскивая к себе на колени обоих детей. – Как лучше для тебя?

Виктория подняла голову и посмотрела на него с неуверенностью.

– Маме нравится заниматься с Софи, – сказала Агата звонко. – И нам нравится, потому что мы тоже участвуем в занятиях. Нам не нужен другой педагог!

– Ясно, – хмыкнул Арен и обратился уже к дочери: – А ты, маленькая нахалка, откуда знаешь, что маме нравится? Ты опять снимала щит?

Она насупилась, но промолчала.

– Я же просил, Агата.

– Он сам слетает! Честно! Я просто… ну, не возвращаю его иногда сразу…

Это было нормально – Арен тоже делал так в детстве. Но он прекрасно знал, насколько чужие эмоции могут давить на психику, а уж эмоции Виктории и подавно.

– Ладно, мы с тобой поговорим на эту тему чуть позже. А сейчас идемте в столовую, пора ужинать.

– Да, папа, – вздохнула дочь, надувая губы и глядя на него исподлобья жалобными, но очень хитрыми карими глазами.

Арен поговорил с Агатой перед сном – оставив Александра с Викторией в детской, отвел свою девочку в спальню и еще раз долго и обстоятельно объяснял, что, если злоупотреблять эмпатией, особенно в ее раннем возрасте, можно даже заболеть.

– Я ведь рассказывал тебе, как однажды, когда мне было лет десять, впитал слишком много чужих эмоций и целую неделю лежал с лихорадкой, а врачи ничего не могли сделать. Хочешь так же? Мне было очень плохо, Агата, и я не желаю, чтобы с тобой произошло то же самое.

– Я понимаю, пап, – вздыхала наследница. – Но мама… ее эмоции изменились! Разве ты не чувствуешь?

– Чувствую. Но не надо в них копаться, радость моя. Не смущай маму. Договорились?

– Я постараюсь…

В отличие от Агаты, у Арена не возникало особого желания копаться в эмоциях Виктории, хоть они и изменились. Но он знал, что должен разобраться в этом. Слишком уж резко жена из истерички превратилась в нормальную женщину, и это демонски напоминало последствия снятия какого-нибудь эмпатического проклятия. Лучше бы все-таки это было чудом лично Силвана Неста…