Театр Духов: Весеннее Нашествие (СИ) - Ранжевский Алексей - Страница 8

На своей просьбе Ричард засветился, ведь она выводила его на тропу, идя по которой он мог торговаться. Кордис бы пригубил кофе, да оно закончилось.

— Оли, не затруднит? — попросил он кухарку.

Проскрежетав стулом по камню, девушка поспешно встала и ушла на кухню, взявши поднос и кофейник.

— Пожелаете ли чаю, с молоком, лимоном? — осведомился Одвик, посмотрев на каждого сидевшего по очереди. — Сейчас подам, — поспешил управляющий, когда Ричард одобрительно махнул ему рукой.

— В какие страсти я втянул тебя, — говорил с улыбкой Кордис, обращаясь к Энджи.

— Бывал я в таких, капитан, — сказал ему тот.

Ричард испытал стыд.

— Я загляну, когда понадобишься. А сейчас — волен домой!

— Когда мне ожидать вас на обед?

— На днях, если поедешь охотиться.

— Поеду. — Офицер оставил застолье.

— Энджуар, — произнёс юноша ему вслед. Мужчина повернулся. — Только не сбривай бакенбарды, идут они тебе.

Энджи кивнул. Несуразица, возникшая между ними, тут же загладилась.

Это был выстрел мимо намеченной Кордисом цели. Растопленный живописью, полководец и маршал успел позабыть об отторжении сыном военного дела. «И значит, о никуда ещё не девшемся отторжении! Материнские чары». На душу отца легла горечь. С Ричардом он мог бы поспорить, что сделать эскизы можно и до поступления на службу, но пробудят ли эти слова в нём жажду стать воином, коими были его предшественники? «Мальчик нуждается в моральном толчке. Это мы организуем».

— Ты не отправишься в Градострию. Не станешь царским гвардейцем, как того я желал бы тебе. — Речь снова далась хорошо, когда нерастворимое пролилось вовнутрь. — Их забота — бал и парад, а твоя, Ричард, нести собой гордость нашего рода. — Здесь, в его сердце зазвучала барабанная дробь. — Езжай со мной на Светлую Степь. Летом, мы разобьём орду скотоложцев, и ты примешь свой первый бой.

Сия от услышанного ахнула.

— Что ты говоришь? — воскликнула она.

«Кто, как не он?» — нашёптывал Кордису внутренний голос. «Кого ты оставишь после себя, мебельщика? Воина? Тогда продолжай».

— Не бойся, можешь не ехать, я не заставлю. Коль страх перевесит — занимайся эскизами. Но с этим решением я не позволю тебе жить в наших домах. Ни в столице, ни в Заповеднике. Мои деньги потратить не успел? Распорядись ими кротко, до первой доли от плотника. Сейчас, я набираю людей для конвоя (мой нынешний отряд поредел), а ты достаточно ловок, чтобы держаться в седле норовистого коня. Дай обещание присоединиться к моим конвоирам на одно лето. В степи — клянись меня слушаться, и по истечению трёх шествий лета будешь свободен от данной мне клятвы, а двери я оставлю открытыми.

Мужчина сложил руки на столе, поддался вперёд, с любовью и страданием от сказанного посмотрев на онемевшего юношу.

— Будь тем, кем ты истинно являешься. Кем-то одним.

Отец поднялся, подошёл к сыну, положил ладонь ему на плечо.

— Послезавтра расскажешь мне, кто ты. — И удалился.

— А у нас мало домов? — спросила вдруг Челсия с непонятливой прелестью. — Ричард мог бы занять один, — сказала она своей маме. — Да и здесь сколько комнат!..

Милый её голосок оглашал двор семьи, а для Ричарда казался далёким.

Встречу с отцом, состоявшуюся вскоре после приезда оного с окраины, Ричард оценивал неоднозначно. Преподнесённый подарок родителю, значимый хотя бы из-за времени, ушедшего на создание, впечатление произвёл, но оказался вредоносным. «Ты этой баталией донёс ему, что якобы, поглощён романтикой войны. Лучшего момента для последовавшего он и не нашёл бы, а ты теперь похлопай себе сам». Такими были мысли живописца, метавшиеся в голове как с подожжёнными ушами, когда отец склонял его к участию в сражении. «Скорее белый змей сожрёт себя, вцепившись в собственный хвост, чем я стану бок о бок с тем безвольным мясом, которое изобразил на этом чёртовом холсте».

— Пойдём сыграем, — предложил Барсонт своему внуку. Видя, как тот продолжает сидеть и молчать, в ошеломлении и не реагируя, старец поднялся и приобнял его, словно юноша был слабого здоровья. Осмыслив, что шагает он опёршись на деда, Ричард вернулся в себя и освободился от посторонней поддержки. Походка его стала стремительной и гневной. Вела она к статуям усопших, под которыми стояло несколько столиков с небольшими скамейками, и на одном из них лежали нарды. В них они вдвоём играли часто.

Изваяние с чертами женщины воссоздавало образ Вилистики Находчивой. Будучи известным стихоплётом и ласкательницей струн, сестра древней праматери Барсонта и Кордиса поминалась царством и за тактические новшества, введённые ею во времена, когда порох был диковиной. Совместив в себе кавалериста и лучника (вдохновлённая всадниками степи) и утвердив обучение конной стрельбе, Вилистика явила силу, в массе уничтожавшую многие другие рода войск без потребности в ближнем столкновении и почти без шансов быть настигнутой врагом. В итоге тогдашняя держава расширялась, а семейство Фэстхорс славилось. Близ изваянной Вилистики стоял и её великий предок, по имени Бергам. Воительнице он приходился то-ли дядей, то-ли праотцом. При жизни эти двое друг друга лично знать не могли, ведь протаптывали землю не в одной эпохе, однако же в посмертии общались они часто, не завися ни от времени, ни от своих тел. Ещё до образования здесь Царства Копий, на обширных землях благосклонного неба обитали сотни независимых родов и десятки племён, безустанно воевавшие между собой ради всеобщей закалки. Бергам был советником вождя одного такого племени, первым, кто додумался словить и объездить парочку-другую лошадей. Послушавши советника и заимев копытное преимущество, племя подчинило всех соседей. Его победоносный предводитель стал родоначальником незыблемой династии, что правит и сейчас. В сопутствии потомков Бергама. Такова их предыстория.

— Вот так дикость, — бросил юнец, расставляя фишки по пунктам. — Отправляет воевать! — Ричард задышал панически, — Выгоняет из дому! — жаловался он, надеясь увидеть в глазах старика сострадание. Барсонт сидел напротив, хитроумно оглядывая игральную доску. Почесав щетину подбородка, он пригладил усы, успешно сросшиеся с бакенбардами. Мельком поглядел на растительность своего лица, вновь удостоверившись, что рыжеватости в ней больше, чем седины. Наконец промолвил, легко усмехнувшись:

— Кордис говорил прямолинейно, в этом весь его подход. Я же всегда действовал иначе. Подходил издалека, не вызывая подозрений. Сам подпускал дичь под дуло, не шастал за ней. Понимаешь?

Словно пытаясь разгадать загадку Ричард всматривался в рыжие бакенбарды старца, понимая следующее — они на стороне отца.

— Значит, по-твоему, его условия честны? — поспешил выяснить юноша, бросая нумерованную кость.

— Условия? Вздор, — сказал ему Барсонт с легкомыслием в голосе, словно и не было поставлено никаких условий. Ричард разозлился.

— Конвой или скитание, точка. Так он и сказал. «Мои деньги потратить не успел?» — разумеется успел! Осталось на дешёвую блудницу с сифилисом. —Последние слова Ричард сказал с таким отчаянием, что Барсонт аж закряхтел от смеха, бросая свою кость. Оба устремились на доску, и юноша вздохнул: шесть выпавших точек отдавали старцу первый ход. Барсонт бросил кости, походил.

— Блеф эти условия, и только. Ведь выгнать как отречься! А ты его первейший и единственный наследник.

— Наследство-то он и передаст кое-кому другому, — подозревал Ричард, не понарошку веря, в то, что говорит. — Права мои, грозное имя, наши заводные конюшни, — всё присвоит этому хорьку черноволосому, который прихвостень.

— Ласток — адъютант, — немного помолчав, поправил внука Барсонт. — Ходить хвостом – его обязанность.

Невозможно допустить и мысли что отец тебя заменит, ты слишком ценен! По нашей ветви — Фэстхорс, по материнской - Осфиерат (фамильное имя, перенявшее название четвёртого светила). По сему, от тебя многого ждут, и совершенно справедливо.