Театр Духов: Весеннее Нашествие (СИ) - Ранжевский Алексей - Страница 33

За воротами, над головой, подымался арочный свод, являвшийся основанием средней башни. Внизу же, по бокам от него, располагалось множество дверей. Далее, за тенью, виднелся широкий плацдарм, а за ним находились продолговатые стойла конюшен, к которым, за монету, отвели Добряка. Ричарду оставалось добраться до нужного корпуса. Он открыл тяжёлую половину двери и вошёл в тёмное помещение; стал подниматься вверх по ступеням, нервничая донельзя.

«Чёрт. Револьвер-то забрали! — спохватился юнец. — И чем теперь хвастаться?»

Откуда-то послышался взвинченный смех. Юноша дрогнул. Казалось, что хохотавшие мужчины были, в основном, в возрасте, и Ричард вознадеялся, что раскаты буйного смеха принадлежат старшим офицерам. А что, если среди новобранцев – громилы да нарванные старики на манер его деда? Хуже всего, если они в большинстве, и держат в неуставном подчинении всех, кто помоложе и послабее… Отец подоспеет сюда только к вечеру, если не к следующему утру, а до того времени – ты сам за себя, — говорил Ричарду внутренний голос.

«Благой Экион! Не покидай…»

На лестничной площадке юноша врезался в кого-то худого и сморщенного, на чьей шее сверкали весомые знаки. Испугавшись генеральских петлиц, он растерянно глянул в глаза пожилому военному.

— Новобранцы… — виновато заговорил юноша. — Где их найти?

Человек в форме закатил глаза и промолвил:

— В самый верх поднимайтесь. — Затем пошёл дальше.

«Точно, наверх».

Через несколько минут блуждания, на последнем этаже наконец-то обнаружилась широкая дверь, явно ведущая туда, куда нужно. За дверью слышался отдалённый гвалт дружной компании. Тусклый коридор как будто бы сдавливал ту сущность Ричарда, которая в народе звалась душой или духом. Но его рассудок, в последний момент, изо всех сил попытался воспротивиться страху, чтобы не ударить в грязь во время знакомства.

«В конце концов, мы все равны. Мы – новобранцы. В конце концов, я – сын главы ордена, пусть и об этом, пока что, не знают. Может быть я и взволнован, но они все здесь подчинены моему отче. Я – выше их. Я – Ричард Фэстхорс, сын любимца монарха». И произнеся это, юноша почувствовал, как ему полегчало. Он раскрыл дверь нараспашку и вошёл внутрь. Свет, на мгновение, заставил прищуриться.

Зал оказался большим и вместительным, но всего несколько кроватей были заняты веселящейся сворой в дальнем углу. На Ричарда сразу обратили внимание. Живописец тут же притворился, что присматривается к койкам; стал оценочно прохаживаться между ними, выбирая постель. Да ведь она вся одинаковая…

Главным признаком неуверенности стало нежелание представиться первым, из-за чего будущие сослуживцы повели себя более развязно, чем следовало.

— Гляди-ка, ещё один подоспел! — еле сдерживая очередной порыв смеха сказал здоровяк, подходя к живописцу. За ним потянулась небольшая орава. — Какими судьбами?

Ричард присел и вздохнул.

— А что, война спрашивает? Погода сама ведь приводит под крышу.

Лицо безбородого здоровяка лишилось улыбки.

— Война ещё не началась.

— Она не кончалась, — сказал некто сзади.

— В этом краю и не кончится, — завершил мысль кто-то другой.

«Ну вот и славно», — промолчал Ричард.

— Что ты хмурый такой? — Здоровяк предпринял попытку вернуть прежнее веселье и сел напротив пришедшего. — Появляешься здесь, словно туча, настроение портишь. А меж тем, сюртучок твой заметный. Небось дорогой!

Ричард вдруг вспомнил, как подшучивал над кителем Ластока, когда они выезжали с Бульваров Усадеб, и подумал, что ему теперь – поделом.

— Решительно не понимаю людей, способных хандрить в таких царских тряпках. Здесь же на ящик вина с глоткой бляди в придачу, ей-богу, взгляни… — Здоровяк разошёлся, новобранцы глазели толпой на сюртук, находя в нём великую ценность, а Ричард спокойно осматривал зал.

Несмотря на шероховатости стен, в нём было уютно находиться. Интерьер светлых оттенков невольно радовал глаза. На стенах висели красивейшие стяги серой материи, изображавшие златом жеребца-идола – предвестника праведной ярости. Между ними, через стяг, также висели полотна с символикой, значения которой юноша пока что не знал. На этих, как будто бы кровью прошитых полотнах, вырисовывался череп некого зверя, причём один из его рогов был отсечён, превращённый в обрубок. Позже ему объяснили, что это – эмблема янтарного полка, напоминающая об изувеченном вожде супостатов. И кто ж ему рог-то отсёк? Спросит этим вечером Ричард. И сам же ответит; явно не ты, красноносая пьянь. Должно быть, отец мой, или кто-то из его приближённых…

— Короче, я вижу, ты не батрачишь, а я уж найду, куда деть твои деньги. Вы, столичные торгаши, а с ними – их дети, вечно расходуете состояния на разную чушь, — дурачился мужчина, не унимаясь. Юноша опомнился.

— Знаешь что? Я тебе не торгаш. Затяни-ка свой пояс.

Глаза здоровяка округлились, а на лицах других заиграли ухмылки. Звучали смешки.

— Нет уж, пажик, — продолжил громила, вставая. — Я ведь сперва порешил, что ты мой виночерпий! Но теперь понимаю, что придётся тебе поучиться серьёзным наукам… — Он закатал рукава и новобранцы откликнулись: «О-о-о!»

— Что за шум?! — гаркнул голос с балкона в решающий миг. Это, видимо, рекрутер, отвечающий за корпус. Ричард посмотрел на него как на спасителя, в то время как досаждавший наглец отступил. — Вы здесь по какому вопросу? — осведомился офицер, найдя взглядом юношу.

— Хочу служить ордену, — громко сказал он в ответ.

— Ко мне в кабинет.

Ричард поднялся на внутреннюю пристройку и оказался на небольшой площадке, с открытого балкона которой открывался весь зал. Очевидно именно отсюда сотник наблюдает за личным составом и раздаёт указания. Деревянные балясины под перилом отличались простотой, но и в них что-то было. Тем не менее Ричард вспомнил собственный опыт в мебельной мастерской и подумал, что работы на основе его набросков куда как изящнее.

— Гладкие руки, высокомерие, роскошный наряд… — Офицер вслух рассуждал о юнце, сидевшем напротив с выражением лени и нетерпеливости. Мужчина средних лет с красивым голосом пригладил короткие, тёмные волосы. — Что вам здесь нужно?

Живописец, – а в прошлом частично и плотник, – искренне улыбнулся.

— Видите ли, я лишь руда, из которой вам предстоит выплавить отменный клинок.

Офицер помолчал. Затем молвил:

— Допустим. А умереть вы готовы?

От неожиданности вопроса Ричард растерянно приоткрыл рот и захлопал ресницами, целиком выдав своё отношение к смерти: он не готов.

— Разумеется нет! — рекрутер подтвердил за него. — Племена вот-вот навяжут нам бой, нам некогда нянчить детей богатеев, говорящих поэмами. Грядёт наводнение!

Юноша сжал руки в кулаки.

— Да меня бы здесь не было, будь всё спокойно. Я прибыл в степь для того, чтобы стать членом ордена и пробудить в себе наследие предков путём всех невзгод, что нас ожидают. — Ричард произнёс это на одном дыхании, осознавая, что ему помогает некая внешняя сила. Отцовские мистерии? — спросил он себя, когда сотник проговорил:

— Да? Ну смотри. — Он словно был тронут.

Последовала бумажная волокита. Офицер хмурился и перебирал документы.

— Каждый день у нас военный совет. Расчёты, предположения… Голова пухнет. Сходи к полковому врачу, пусть осмотрит тебя. Вижу, ты рослый. Что ж, хорошо…

— Я наездник. Сливаюсь с седлом. И конь мой внизу.

— Значит конником станешь… — сотник зевал и что-то быстро записывал.

— Кстати. — Ричард припомнил просьбу отца. — В нескольких вёрстах, лежит под землёй одна женщина-воин.

— Так, — офицер слушал, орудуя металлическим пером.

— В кургане той женщины гостит сейчас человек по имени Кордис, — уведомил живописец, после чего, перо тут же остановилось в руке офицера.

— Таак, — посмотрел он на Ричарда, весь во внимании.

— От лица наследника, Кордис Фэстхорс приказывает отправить ему навстречу отряд для сопровождения.

Сотник откашлялся.