Театр Духов: Весеннее Нашествие (СИ) - Ранжевский Алексей - Страница 24

— Господи, думаете это правда? — задалась вопросом смотритель, и живописец не понял, серьёзна она, или нет.

— Что именно? — вопросил Ричард.

— Возмездие, что же ещё, — суеверно прошептала Парселия. — Считаете, оно ожидает вас?

— Сложно сказать. — Ричард выдохнул и сделал усилие, чтобы не рассмеяться от собственных выдумок. Необходимо было поддерживать мину сомнения и нагнетания!

— Я бы не стал придавать этим слухам значение, — продолжал лгать он, — если бы лично не находил замысловатые знаки, рисованные полуночниками на укромных дорогах.

— Пентаграммы жрецов! — содрогнулась Парселия, так, что её звучный возглас услышали Франс Мариола и Кордис Фэстхорс.

— Похоже на то. — Ричард увидел, как Франс останавливает своего жеребца, разворачиваясь в его сторону, и юноше стало ужасно не по себе. Ведь очевидно, что сакроягерь теперь поспешит принять участие в их разговоре. «Что я наделал», — сказал себе Ричард, подъезжая с Парселией к ожидавшему Мариоле. Отче, тем временем, заговорил с адъютантом, отъехав с ним вперёд.

Франс посмотрел на обоих с каким-то бесчувствием, орудуя костяными поводьями своего призрачного жеребца, нежелающего спокойно стоять на копытах. Ярко-голубые глаза сакроягеря несли с собой холод, коротко стриженные борода и усы заявляли о дисциплинарном характере мужчины, а тёмные рубаха и брюки, с металлическими бляхами на сапогах, выставляли его в излишне воинственном свете, хотя он был другом.

— Я не устану восхищаться вашей кобылкой, госпожа Нилс, — заговорил с улыбкой сакроягерь. — Светлая масть, изящный изгиб грудной клетки, длинная шея… офицеру вашей прелестной наружности лошадь подходит как нельзя лучше.

— Благодарю вас, господин Мариола. — Парселия одарила его улыбкой застенчивости и тайного обожания, тогда как сакроягерь смотрел на неё, как на дочь. — В Асканре такая порода оказалась благодаря каравану, приезжавшему к нам со стороны горячего свечения. Я была влюблена. Её зовут «Неженка».

Сакроягерь вновь улыбнулся с учтивости.

— Могу ли я поучаствовать в вашей беседе? — спросил Мариола, переведя взгляд на Ричарда.

— Почему бы и нет? — разрешил живописец.

Парселия, Ричард и Франс пришпорили лошадей, не второпях сдвинувшись с места.

Близился вечер. Лавинная эффуза всё дальше катилась по небу, направляясь в сторону холодного свечения, откуда, с приходом ночи, уже совсем скоро начнёт свое шествие осфиерат. Воздух пах сеном и кожей, смешанными с благовонием весенней реки, позади слышался говор старика Барсонта, убеждавшего в чём-то обозничего под звуки гремящих повозок, а впереди, за Ластоком Осби и Кордисом Фэстхорсом, ехавшими на ловком и сильном жеребцах, проглядывал далёкий горизонт, на стыке подымавшейся дороги и чистого неба. Вокруг путешественников расстилались широта и простор послеполуденной свежести.

— Кажется, вы заговорили о пентаграммах, — напомнил им Франс, после недолгой поездки в молчании. — Верен ли слух мой, господин Фэстхорс?

Юноша вздрогнул, поджавши мешочек. Затем, чтобы не выглядеть разоблачённым, поднял было брови и машинально поправил сюртук, под левой полой которого, во внутреннем кармане, находился его револьвер. Он молчал слишком долго, не успев придумать ответ, и Франс продолжил настаивать.

— Ведь я разбираюсь в подобном не понаслышке, и право, хотел бы узнать, что знаете вы, — сказал он, взглянув на Парселию. Та промолчала, как и юнец, боясь взболтнуть лишнего.

— Я всего лишь поделился с госпожой Нилс о том, что попадалось мне на глаза в городке заповедника, — объяснил Ричард. — Это были странные знаки, чаще в окружности, слишком подробные, чтобы приписывать их тамошним детям, играющим в классики. — Добряк замотал мордой, точно поддакивая своему хозяину. Ричард почесал его за ухом.

— Хм… и где же конкретно вы видели знаки? — спросил Мариола. — Моим наблюдателям они пока не встречались.

Ричард поддельно задумался.

— Ну, везде понемногу и в основном там, куда не ступает нога человека, разве что он живописец, как я, ищущий творческого уединения. Но самый зловещий, со множеством вихрей и неизвестных мне букв, я видел в сквере… на перекрёстке между вишнёвым и тутовым бульварами, — “припоминал”, с остановками, юноша. — Знак этот был начерчен фиолетовым мелом прямо за лавочкой у подножия памятника городовому, изваянному в решётчатом мраморе творожного цвета.

— Странно. Я был там на днях, — сказал ему Франс, — но знака не видел.

— Должно быть, его размыл дождь, — предположил Ричард. Франс не ответил.

Блеклый жеребец Мариолы двигался между гнедым конём Ричарда и бежевой лошадью Парселии, так что у заговорщиков не было возможности переглянутся. А сакроягерь, тем временем, стал прислушиваться к внутреннему голосу, опустив голову и слегка прикрыв веки. Тут он как будто проснулся и вновь глянул на Ричарда.

— Может быть, на привале, вы нарисуете мне тот самый знак, увиденный вами за лавочкой? — попросил Мариола. — Художник вы славный, это уж точно. Вам трудно не будет. А я постараюсь его разобрать.

— Почему нет? — повторился живописец, с тенью улыбки взглянув на сакроягеря.

— Касайся дело чего-то другого, я бы не стал досаждать вам расспросами и просьбами, но долг мне предписывает быть начеку во всех мелочах.

— Возможно мне следовало донести о находках в собор, но я счёл это лишним. — Ричард пытался придать своему легкомыслию правдоподобия, когда в разговор вступила Парселия, до настоящего момента ехавшая справа от Мариолы.

— Вы так внимательны, сударь, так вовлечены в своё дело, заботясь о нашей безопасности… — Она обогнала его, затем придержала кобылу и посмотрела Франсу в глаза. — Ни одно слово от вас не уходит.

— Таков Экзосоциум, — совершенно без чувств сказал Мариола. — Мы подмечаем и проясняем.

— Я бы хотела узнать о вашем ордене больше, — призналась офицер. — Отчего вас именуют обществом выходцев?

«Её любопытство его забавляет, — подумал юнец, ловя обаяние женской пытливости. — Должно быть, смотрители-женщины все так развязны».

— Ваш интерес меня радует, госпожа Нилс. История моего ордена восходит к древнейшему отступничеству, стремящемуся кристаллизировать дух. Руководимые собственным виденьем истинного, когда-то мы «вышли» из тени порока, несомого пятым светилом, поэтому алхимики нарекли нас «Экзосоциумом», что означает «Внешнее Общество». Общество Выходцев. Я бы мог рассказать вам о многом, но боюсь, это потребует времени, а я уже отнял его у вас предостаточно. — Сакроягерь повернулся к Ричарду, поклонился ему, и поджал бока лошади, выезжая между ними вперёд.

Живописец увидел на лице Парселии разочарование оборванной речью, и юноша вдруг понял, что завоюет симпатию женщины, если упросит Мариолу продолжить рассказ. К тому же, при помощи капелек лести, он может расположить к себе и Франса, лишая того подозрений насчёт вздорных знаков. «Я угожу им обоим и выиграю сам».

— Разрешу себе не согласиться с вами, мой господин, — повышенным тоном успел сказать Ричард, когда тот отъезжал. — Нашего времени вы не отняли, а только оставляете нас слишком рано.

Мариола повернулся к ним медленно, в недоумении.

— Видите ли, — объяснял юноша, — познакомившись с госпожой Нилс, я сделал вывод, что наша попутчица весьма любознательна в вопросах истории и мифологии. А кому как не вам рассказать ей о прошлом вашего ордена без обывательских домыслов?

Ричард сподвигнул Франса задуматься, тогда как Парселия взглянула на юношу с умилённым восторгом и благодарностью. В конце концов, он не побоялся лишний раз окликнуть ради неё сакроягеря высокого ранга, что заявило о его храбрости. А храбрые юноши нравились женщине сами по себе. Мариола посмотрел на них искоса и улыбнулся.

— Так значит, господин Фэстхорс-младший, вы хотите использовать меня, чтобы прийтись по душе столь обаятельному офицеру женского пола? — спросил сакроягерь с шутливой предъявой. — И ради этого, вы даже готовы и далее ехать бок о бок с моим жутковатым конём? — Не позволив юноше оправдаться, Франс подытожил: — самоотверженность ваша похвальна.