Фемида его любви — 2 (СИ) - Ельская Ингрид - Страница 11

— С подругой я лоханулся, а в остальном — это твои личные проблемы, в которых я не собираюсь участвовать. Да, я не сообщил этим баранам про то, что они должны отправить Сашку на аборт, и сам не смог, — он тяжело дышал, запрокинув голову, чтобы остановить кровь из носа. — Ты сам ее видел. Это не шлюха, которые тебя окружают. Я не смог!

— Думаешь, на том свете тебе зачтется и ты попадёшь в рай? Не отмоешься, — я прошел к небольшому холодильнику, достал из морозилки лед и протянул его Темиру.

— Она носит твоего ребёнка. Тебе вообще плевать? — он явно нарывался на новую порцию, если пытался меня пристыдить.

— В тебе совесть проснулась? Я тебя не узнаю.

— Зато я тебя узнаю все больше, к сожалению. Девочка совсем одна, брат подлец, любимый вышвырнул, как котёнка. Она даже выбраться из города не может. Ты вообще в курсе, что Козлов хотел шантажировать тебя вашим ребёнком?!

— Что ты хочешь от меня, не пойму?

— Я хочу, чтобы ты взял ответственность за свои поступки. Ребенка ей кто заделал? Ты. Значит теперь они под твоей опекой. Ты должен защищать их, следить, чтобы она не нервничала. И это должен делать ты, а не я или Молчун. Что ты смотришь на меня? Ей ласка нужна твоя.

— Безопасность? А я ее обеспечиваю. Брат к ней не сунется больше, если жить хочет. Над мэром я работаю. От внешних посягательств оберегают мои люди. А лаской ее видимо Краснов обеспечивает. Все, разговор окончен. Больше ты не будешь с ней возиться. Зайдёшь к секретарю, она выдаст тебе расчет за художницу и другой объект. Поедешь охранять жену бизнесмена. Сменишь обстановку. А теперь пошел отсюда.

— Дурак ты, Вестник. Тебе судьба такую девчонку подарила, а ты не оценил подарок, Решил его испортить и выбросить, — напоследок сказал Темир и вышел.

Оставшись наедине с собой, я начал крушить кабинет, переворачивая и разбивая все, что попадалось под руку. Отец, если бы был жив, сказал, что я таким образом показывал свою слабость, беспомощность и неправоту. А так и есть. Темир был прав: мне удалось увидеть ангела, коснуться его рукой и заполучить его любовь, а я, вместо того, чтобы беречь такую удачу, запачкал ангела своей чернотой. От того и бесился. Курочил мебель, как уродовал свою жизнь. Бил посуду, как разбивал мечты художницы о светлом будущем со мной. Рвал документы, как уничтожал любовь Сашки ко мне. Стирал костяшки о стены, дабы заглушить моральную боль физической.

Я был бы рад подарить ей всего себя, будь я обычным водителем или коммерсантом, подобно Краснову, но я не они. Рядом со мной у нее нет будущего, а у этого ребёнка нет шансов на счастливую жизнь. Другого пути нет. То, что должен, я сделаю. Пусть будет проклинать меня сегодня, оплакивая неродившегося ребенка, чем потом, когда она лишится его, познав радость от материнства.

Из офиса я вылетел пулей, прыгая в авто и утопил педаль акселератора в пол. Сначала бесцельно кружил по городу, пытаясь успокоиться. Затем позвонил своим людям, узнав, где Шура. Ожидаемо она была в квартире Краснова. Услышав его фамилию, в который раз заскрипел зубами от злости.

Перед тем, как ввалиться к ней без приглашения, зарулил в кафе неподалеку, заказав там двойной Американо. Я сутки был в дороге после увлекательной командировки, куда меня сбагрил Волков. Ему показалось недостаточным, что я разрывался между охранными агентствами и его грязными делишками. Сука решил поэксплуатировать меня дополнительно, замарав мои и без того запачканные руки чужой кровью. Чёрт, раньше мне моя работа не казалась такой грязной. После знакомства с художницей мне с каждым днем становилось все противнее смотреть на себя в зеркало. Оказалось, прикосновение к ангелу чревато побочными эффектами.

Допив кофе и собравшись уходить, я удивленно замер, заметив за дальним столиком до боли знакомые локоны цвета жемчужного песка, к которым мне так нравилось прикасаться и вдыхать их аромат. Их обладательница наслаждалась кофе, попутно читая что-то в своем смартфоне. Она даже не подозревала а о том, что ее размеренный обед через минуту будет прерван моим появлением. Как я подошел она не услышала. Она вообще ничего не замечала, с увлечением уткнувшись в экран мобильника.

— Тут занято, — не глядя сообщила, когда я присел напротив, и продолжила улыбаться, печатая кому-то сообщение. Проглотив ком ревности, я деланно-невозмутимо произнес:

— Для меня свободно.

Шура оторвалась от увлечённой переписки и медленно подняла на меня свой взгляд. Мне показалось, будто она меня не сразу узнала, потому что в на ее до одурения красивом лице пробежала тень непонимания, затем удивление, после заявился шок, а в конце и ужас.

Художница вскочила со стула, не глядя хватая свой телефон и черную мантию с рюкзаком, которые она небрежно бросила рядом с собой.

— Не ожидала, как я понял, да? — грустно улыбнулся ей, попутно любуясь. Сегодня Шура надела джинсы, клетчатую рубашку. Мне показалось, она немного похудела, но это ей шло. Проклятье, она стала еще красивее, чем при нашей последней встрече.

— Что тебе нужно? — резко спросила она, начав пятиться.

Я быстро сократил между нами дистанцию, хватая ее за запястья и притянул к себе, чтобы дать другим посетителям кафе пройти.

— Руки убери от меня! — огрызнулась она и с силой оттолкнула меня. Благо всей ее силы в кубе было недостаточно для того, чтобы я ее отпустил.

— А ты изменилась, — заметил я. — Раньше не замечал в тебе столько злости.

— От тебя научилась. Руки убери от меня! — она начала брыкаться, пока я вытаскивал ее на улицу.

Затолкать в машину удалось с огромным трудом. В нее, как демон вселился. Пару раз девчонка меня умудрилась укусить.

— Что тебе нужно от меня?! — она пыталась вырваться из авто наружу.

— Ты прекрасно знаешь, что. Можешь не пытаться выбраться. Двери я заблокировал.

— Нет, не знаю. Ты меня бросил, кажется. Не так ли? Что еще нужно? Или соскучился?

Она взглянула на меня с ненавистью и сложила руки в локтях:

— Говори, что еще от меня нужно?

— Сейчас поедем в клинику, — поставил ее перед фактом и завел двигатель.

— Зачем в клинику? — она забеспокоилась.

— На аборт, Шурочка. Я же говорил, что я против детей.

— Что значит на аборт? — вся ее былая прыть испарилась, преобразившись в маленькую беззащитную девочку, которой очень страшно. — Я же говорила, что не беременна. Что тебе еще от меня нужно? — она затравленно посмотрела на меня, стараясь слиться воедино с кожаной обивкой кресла.

— Тогда почему так боишься? Если ты не беременна, сейчас врачи это подтвердят и можешь быть свободна.

Я внимательно следил за тем, как она ломала тонкие пальцы, поправляла жемчужные волосы, бесконечно облизывала пухлые губы, и пытался понять, что тут не так. Шура на себя была не похожа, хотя внешне была собой. Вылитая копия: внешность, повадки, голос. Но что-то тут было не так. Я словно впервые ее видел. Или у меня шиза началась или мне пора отдохнуть, но чуйка шептала: передо мной не художница.

— Тебя грех не бояться, раз ты готов убить своего ребенка. Неужели в тебе совсем нет ничего человечного? Как можно не бояться человека, который готов убить маленького и беззащитного малыша?

— Не нужно давить на жалость и делать из меня монстра, — пресек ее, сморщившись и протер ладонями лицо, пытаясь избавиться от наваждения своих сомнений. — Это не ребенок, а просто плод. Без рук, ног и разума. Я договорился в хорошей клинике, все пройдет хорошо.

— Плод…Без рук, ног и разума… — эхом отозвалась она. — А ты знал, что у этого плода уже могли бы быть ручки? Я смотрела видео абортов. Они прячутся от щипцов, они кричат, пытаются спастись. Ты видел? Хочешь я покажу, чтобы ты больше не говорил про плод без разума и о том, что это не ребенок, — ее глаза наполнились слезами.

— Это рефлексы. У бактерий они тоже есть. Не пытайся меня разжалобить, девочка. Со мной такие штучки не прокатывают, — огрызнулся, сжимая руль. Мне бы сейчас оградиться звуконепроницаемой стеной от ее жалобных речей, чтобы не слышать. Чтобы не давили на мозг, заставляя вспоминать моменты УЗИ с Пташкой. Тепло, которое, как иуда, покатилось по венам, вынудило поднять из закромов памяти моменты, когда мы ждали Алину. Но тогда все было иначе. Тогда я мог их уберечь, а сейчас ставки слишком высоки, чтобы снова рисковать. Мне моя жизнь не принадлежала, что говорить про ответственность за чужую.