Бывшие. Боль и любовь - Стар Дана - Страница 12

Я мыла себя в душе. Смывала потёки крови на ногах и всхлипывала – я не понимала, что со мной произошло. Почему я пришла к нему почти голая и сама охотно на него залезла?

Почему стонала от невообразимого удовольствия и целовала его? Почему позволяла ему трогать себя, ласкать? Насаживать на член и долбить на бешеной скорости?

В голове не было ни единого ответа.

У меня вообще голова болела и раскалывалась как орех…

Хотелось просто взять и умереть.

Вышла из душа, оделась. Одежда, что висела на сушилке, практически высохла. Голова вновь стала ясной после такой-то встряски и бодрящего душа. Увидев своё бельё, я вдруг вспомнила об успокоительном уколе, что всадила Вяземскому. А что если…

Побежала к мусорному ведру, искать ампулу – но я не успела. Санитарка уже всё убрала.

Тогда я выскочила на улицу, рванула к мусорным бакам.

Господи, я должна была это помнить… Должна! Я точно помню, что это был за препарат, но вдруг я распереживалась и все равно взяла не тот?!

Ампулу я так и не нашла.

Так что не исключено, что во всём этом ночном треше виновата я…

Но как объяснить моё возбуждённое состояние? Я не понимала.

Когда пришла Ленка, я пытался выглядеть как обычно, но моя душа разрывалась. Сдав смену, схватила свою сумочку и побежала к выходу.

Мне больше никогда не хотелось сюда возвращаться.

Я провела два дня дома. Стрельников слово сдержал, и перечислил на карту небольшую премию, на которую я накупила себе сладостей, чтобы хоть немного притупить поганое настроение.

Павел Степанович написал, у него всё хорошо, стал отцом двойни – двух мальчиков. То есть, многодетным отцом. У Стрельникова ещё двое – мальчик и девочка. Теперь ему будет ещё веселей.

Я валялась на диване, завернувшись с головой в плед, и депрессовала, поедая шоколад, втыкая в дурацкие, сопливые сериалы…

Живот ныл. Немного кровило. Во вторник придётся идти к гинекологу. Такой первый раз я точно запомню на всю жизнь.

Я до сих пор в шоке от самой себя. Не могу себя простить и понять, как я могла повести себя так беспечно? Как какая-то шлюха. Подстилка больничная. Мне стыдно!!!!

Не успела зайти домой, мой телефон был атакован сотней сообщений и звонков.

«Варя, это я… Нам надо поговорить. Ответь на звонок».

Прочитав сообщение, быстро его удалила. Через пять минут пришло ещё одно.

«Варя, возьми трубку, сейчас же!!!»

И это сообщение тоже отправилось в корзину.

«Гадина! Если не ответишь, я сбегу с клиники и приеду к тебе домой!!!»

Удалила всё!

И кинула номер в чёрный список.

У меня было всего два выходных, в понедельник пришлось вернуться на работу. Разумеется, я не отошла за столь короткое время. Жила на успокоительном чае, шоколаде, сериалах. Много спала.

Каким образом я заставила себя выйти из дома – загадка. Меня мотивировали только слова Стрельникова, которые я повторяла словно мантру, чтобы не превратиться в слабачку.

В дверях ординаторской столкнулась с Анькой.

– Ох, – обмахнулась она ладошкой, – ну и ночка выдалась. Вымоталась капец как!

– Неужели новых больных сложных привезли?

– Ну так, – прошла к шкафу с одеждой, покручивая бёдрами, достала оттуда свои повседневные вещи. – Есть парочка буйных и оооочень ненасытных.

Аня хихикнула. Сняла халат, я заметила, у неё вместо колгот чулки. Да и халат короче обычного. Ну и ну!

Стрельников нам такие запрещает, но его сейчас нет, он занят своими новорожденными детьми. В честь чего такой маскарад?

Отвернулась, продолжая заниматься своими делами. Моя смена начнётся через пять минут, а я ещё не переоделась в форму.

У Аньки затренькал телефон, она переключилась на разговор с подругой и стала рассказывать ей, что хочет сделать новые губы и ресницы, уже записалась к мастеру на вторник.

– Пока, Ань.

Попрощалась с ней, она только хихикала, увлечённая своей стрекотнёй, и даже на секундочку не удосужилась на меня взглянуть.

Обхожу все палаты по списку, делая пометки в рабочем журнале, замираю напротив палаты с цифрой 1. Её я оставила на потом.

Что ж, вдохнув поглубже, вхожу.

Я вхожу и даже не смотрю на него, смотрю в пол, пряча глаза под ресницами, двигаюсь на автомате. Думаю, как обычно, валяется на кровати, будто у нас тут курорт, но, не успев войти, как на меня нападают.

Вяземский…

Хватает за руку жёстко, дёргая к себе, и с сумасшедшей сильной стискивает в тисках.

– Варя… – шепчет он, уткнувшись мне в плечо, и часто дышит, жадно вдыхая запах моего тела.

Караулил. Всю ночь у двери стоял, что ли?

– Ты тут… Если б ты знала, как адски сильно я волновался… Ты кинула меня в Ч.С? Я же сдох почти. Сам себя задавил изнутри. Мне так жаль! Всё, что ночью случилось… я был не в себе, не контролировал пыл… блять! Варь, ну что мне сделать, чтобы унять эту блядскую боль и чувство вины?! Это всё сжигает меня. Я в аду горю!

Он на колени опускается и носом в мой живот утыкается. Трётся. Пальцами горячими в поясницу впивается, властно и мёртво.

– Прекратите, – мой голос срывает. Глаза наполняются влагой. – Вдруг кто-то войдёт, а Иванова на колени пациентов ставит. Встаньте! Сейчас же!

Не слышит. Что-то бормотать продолжает, прикрыв глаза и меня только сильнее обнимает, я уже дышать не могу. Гореть начинаю. Боже, какой он горячий. Мало того что сильный, массивный, ещё и жаром пылающий.

– Илья! Встань!

Только, когда имя своё слышит из моих уст, размыкает руки за моей спиной и поднимается медленно. Берёт мою руку очень нежно, погладив… что-то блестящее и тонкое на неё опускает.

Присматриваюсь, понимаю, браслет. Тонкий, изящный сплав, инкрустированный маленькими цветными камушками, переливается радугой, что завораживает глаз.

– Это тебе, – выдыхает с волнением. – Здесь золото, бриллианты…

– Заберите.

Снимаю и бросаю на его кровать.

– Ложитесь, нужно вас осмотреть.

Чувства внутри меня кипят, бурлят, искрят. Тело мгновенно отреагировало на прикосновение Вяземского ознобом, головокружением, учащённым пульсом. Внизу живота жаркие спирали закрутились. Низ живота сладко и приятно сжался.

В глубине души меня тронуло то, как он меня встретил. Какие теплые слова говорил, как поглаживал и дышал в моё плечо, а потом носом о живот тёрся. Меня пробивало на слёзы, но я веду себя как робот. Железный, черствый, без души и сердца.

Я дрожу. И он дрожит.

Колошматит дико обоих.

По щеке, всё-таки, скатывается одинокая слеза…

– Любое твоё слово, я всё для тебя и ради тебя сделаю. Только скажи! Я больше не буду такой сволочью, обещаю. Пальцы себе отрежу, если ещё хоть раз тебе больно сделаю… Рожу в мясо набью! Насмерть с разбега об стену биться буду, пока не упаду и не подохну, захлебнувшись в собственной крови, потому что не могу без тебя, потому что мне страшно за тебя, потому что… я, блять, люблю тебя!

– Прекрати!!!

– Вот, – руки вытягивает передо мной, вскрикиваю. – Я чуть сам себя не убил, когда понял, что стал первым у тебя. И это всё… не так должно было быть…

Он сбил свои кулаки почти до костей…

За его спиной вся стена в крови. Он бился ими об стену. Страдал и сходил с ума. Чувство вины практически сожрало его душу.

– Ты идиот. Ты, Илья, просто больной, вспыльчивый идиот, не знающий меры.

Отпустила его руку. Подошла к боксу с медицинскими принадлежностями и достала оттуда зеленку, бинт.

Вяземский бесшумно оказался за моей спиной. Его горячие ладони опустились на мои плечи, крепко сжав. Горячий шёпот, горячее прерывистое дыхание, легло на мои волосы, пробралось даже под кожу головы, вызывая рой мурашек. И он тихо сказал:

– Может и так. Но я идиот, который влюбился в тебя до беспамятства… Если ты меня не простишь, я прямо сейчас выпрыгну из окна. Я не смогу это пережить, Варь. Ты не представляешь как меня ломает, как я себя ненавижу и презираю за то, что сделал тебе больно. Проще не жить.